Роман роялиста времен революции :
Шрифт:
"Эту безконечную скорбь моего отца длили съ нимъ вс честные люди всхъ сословій… Но объ этомъ говорили шепотомъ… Приходилось прятаться, чтобы скорбть, ибо всякій сочувствующій человкъ былъ на подозрніи… Никто не ршался выходить. Улицы были пусты…".
Одинъ современникъ прибавляетъ, что "ночью раздавалось похоронное пніе, которому гд-то вторили, но при этомъ никого не было видно… Какое ужасное то было время!.."
Съ тхъ поръ, какъ существуютъ палачи, у нихъ всегда былъ зубъ противъ ихъ жертвъ. Этотъ молчаливый заговоръ печали привелъ окончательно въ ярость якобинцевъ. Ліонъ, тмъ не мене, принадлежалъ имъ. Муниципалитетъ, головою и рукою котораго былъ Шаліе, нигд не встрчалъ
"Древу Свободы, наконецъ, по словамъ бсноватаго предстояло разцвсти въ крови аристократовъ".
Насталъ часъ гильотины. Она могла пожаловать въ Ліонъ.
Но гд поставить ее? На площади Terreaux? Нтъ, лучше на мосту Morand. Рона будетъ прекраснымъ кладбищемъ для труповъ. И останется только сказать палачу: "Предложите такому-то перейти мостъ…" [76] .
Устами своего главнаго жреца богъ санкюлотовъ требовалъ каждый день человческихъ жертвъ.
"Крови, крови, побольше крови для негодяевъ, которые ее пьютъ… Есть достаточно крови въ Англіи, въ Австріи, но это далеко отъ насъ… Отъ нея не покраснетъ наше судилище… Христосъ проповдывалъ… фи… фи… милосердіе… Мести… вотъ чего жаждемъ"!.. И на этотъ возгласъ Шаліе раздавалось чудовищное: "Аминь" изъ устъ всхъ отбросковъ общества, всхъ ободранцевъ, всхъ зврей — членовъ центральнаго клуба.
76
См. эти подробности и послдующія "Histoire du peuple de Lyon pendant la R'evolution". — Бадейдье, т. I.
По истин ліонскіе якобинцы превзошли парижскихъ якобинцевъ.
Но насталъ часъ, когда за ихъ угрозы слишкомъ многимъ жизнямъ противъ ихъ тираніи возстали вс т, стонъ которыхъ, въ ночь посл смерти короля, проносился точно стонъ Франціи.
18 февраля вс честные люди Ліона собрались передъ центральнымъ клубомъ точно по приказанію. Ихъ армія въ этотъ день возмечтала о реванш. Сигналомъ его было назначеніе одного мэра изъ умренныхъ [77] .
Пораженіе санкюлотовъ было его внцомъ.
77
Нивьеръ-Шоль.
Безъ всякаго порядка, безъ плана, увлеченные бурнымъ потокомъ, который увлекаетъ въ извстные моменты толпу, дворяне, лавочники, писцы, носильщики, лодочники Роны и Соны очутились въ перемежку въ клубномъ зал. Стулья, скамейки трещатъ, летятъ въ окна, заваливаютъ улицу обломками, среди которыхъ пылаютъ сваленныя въ кучи вс бумаги клуба. Пораненные, окровавленные Шаліе и его присны, съ трудомъ спасаются отъ "Мюскаденовъ" [78] (франтовъ). Т, которые завтра должны были явиться такимъ отпоромъ Конвенту, одержали сегодня первую побду!
78
Кажется, въ іюл 1789 г. народъ въ Ліон въ первый разъ назвалъ "Muscadins" группу изъ 800 человкъ хорошихъ семей, банкировъ, купцовъ и т. д., которые взяли на себя поддержать порядокъ и помшать мятежу. Эти молодые люди, образовавъ изъ себя волонтеровъ, имли особую форму и были поздне душою удивительной обороны Ліона. Войско Конвента обобщило это названіе и называли арміею Мюскаденовъ всякое Ліонское войско. (См. "Исторія народа Ліона", Балледье, т. I).
Вирье съ особеннымъ удовольствіемъ увидалъ, что Ліонъ проснулся отъ своего
Члены Конвента Роверъ, Базиръ, дйствительно, не замедлили прибыть. Ихъ присутствіе сейчасъ же воскресило центральный клубъ, который немедленно создалъ революціонерную армію, и вотировалъ на содержаніе ея контрибуцію въ 8 милліоновъ.
О! на этотъ разъ отъ Революціи должны были пострадать не одни аристократы.
Она коснулась всхъ, богатыхъ и бдныхъ, къ какой бы партіи они ни принадлежали. Безобразіе этого новаго налога возмутило самыхъ мирныхъ.
Казалось, все способствовало осуществленію надеждъ, которыя лелялъ Вирье. Крики отчаянія Ліона должны были найти себ отголосокъ во всхъ сосднихъ провинціяхъ. Он должны были воспрянуть, явиться на помощь.
Весь югъ былъ уже въ полномъ возстаніи. Западъ горлъ. Горе цареубійственной власти!..
Вотъ на что надялся Анри въ своемъ маленькомъ домик Croix-Rousse, гд, наконецъ, онъ былъ вмст съ женой и дтьми, и гд онъ, по словамъ своей дочери, доживалъ свои "послдніе счастливые часы".
Отнын часто будетъ встрчаться въ этомъ разсказ имя Croix-Rousse, такъ какъ самые кровавые эпизоды осады происходили на этомъ плоскогоріи Ліона, которое обнимаютъ своими извилинами Рона и Сона.
Ничто нын не напоминетъ тамъ тишины тхъ дней. Отвратительныя улицы, пятиэтажные дома выросли тамъ, гд прежде были высокія деревья и пестрая, безпокойная, шумная толпа замнила собою тхъ нсколькихъ добрыхъ людей, мирный силуэтъ которыхъ сохранился въ этихъ строкахъ m-lle де-Вирье:
"Мы мирно жили въ нашемъ маленькомъ домик,- пишетъ она. — Какъ и вс сосдніе дома, онъ былъ окруженъ высокою оградою. Нсколько знакомыхъ отца жили по сосдству съ нами. Большинство изъ нихъ были честные, почтенные негоціанты, которые заявили себя достойнымъ образомъ во время осады… Они были проникнуты одними чувствами съ отцомъ и относились такъ же, какъ и онъ, къ ужаснымъ событіямъ.
"Что касается всхъ насъ, которыхъ эти событія нисколько не заботили, мы были довольны, что покинули наши городскія квартиры и поселились за городомъ, гд могли наслаждаться первыми вессенними днями…
"Ничто не могло быть скромне нашей обстановки. У насъ было всего три прислуги. Софи Рю, горничная матери. Прекрасная двушка, которой мы поздне были обязаны жизнью. Кром Софи, былъ еще лакей отца, Кара, преемникъ Дюпюи. Мы взяли его изъ "Chartreux delа Sylve".
"Трудно было бы найти человка большей святости и храбрости.
"Помню, что, однажды, мать хотла дать ему часовникъ, такъ какъ его весь истрепался. Но Кара отказался отъ него, такъ какъ зналъ всю службу наизусть. Наконецъ Мари Сегенъ, кухарка, чрезвычайно набожная, но слишкомъ занятая заботою объ исправленіи человческаго рода, дополняла домашній штатъ…
"Мы мало принимали гостей. Отецъ мой, вынужденный еще скрываться, рдко здилъ въ Ліонъ и потому посвящалъ все свое время на наше воспитаніе. Мн было тогда около 7 лтъ. Онъ объяснялъ мн катехизисъ и очень старательно приготовлялъ меня къ первой исповди. Я очень хорошо помню, съ какимъ жаромъ онъ объяснялъ мн, что значитъ огорчить Бога, какая это печаль"………..
"Въ первыя времена существованіи міра, когда молитвы Авеля возносились къ небу, говорятъ, Каинъ былъ тоже занятъ жертвоприношеніями. Представьте себ, что въ то время, какъ Анри училъ катехизису свою маленькую Стефани, Шалье, со склоненною голсвою, со скрещенными на груди руками, обходилъ женскіе монастыри, наставляя на путь истины…