Роман… С Ольгой
Шрифт:
Я кто угодно, но точно не бездушный. Ольга утверждает, что я глух и безразличен, что я к её проблемам равнодушен, что… Я палач! Я дьявол! Я безукоризненное зло!
— Ты будешь говорить или… — сцепив жёстко зубы, мычу, не раздвигая губ.
— Я помню, как люто ты…
— Расправился с насильниками? — хихикнув, заканчиваю фразу за неё.
— Ром…
— Жалею, что быстро сдохли, — не повышая голос, спокойно продолжаю. — Об этом точно не жалею. Это правильно и справедливо. Я был оправдан и…
— Нам с этим жить!
— Живи, кто не даёт?
Я живу! Живу и не
— Ты изменился, — она внезапно обнимает мои щёки и приближается ко мне лицом. — Я не узнала тебя. Ты…
— Оль, это я… Всё ещё. По-прежнему. Я прошу тебя, заканчивай придумывать и этой хренью терроризировать нас.
— Ты вернулся старым, Юрьев. Ты поседел, ты угробил не только их, ты полностью разрушил нас. Мне показывали те жуткие снимки, на которых…
— На хрена? — пытаю выкрутиться, но Ольга крепко держит. — Отпусти меня.
— Голыми руками… Ром…
— Они забрали сына, Лёля. Полагаешь, за то, что произошло, надо было дать им двадцать лет, а после отпустить на волю, сытно накормив? Варежки, носки, тапки, деревянные поделки — цена за жизнь нерожденного тобой ребёнка?
— Ведь ничего не изменить.
— Я жрать хочу. Оставим грёбаный сеанс психоанализа на следующий по счёту случай. Что там есть?
— Я хотела уйти, Юрьев.
— Этого никогда не будет, — с ухмылкой растираю недокуренную сигарету. — Год не меньше, а дальше, как пойдёт.
— Навсегда!
— Ты не догнала? — бью по её рукам, силой вынуждая отпустить меня.
— Я испортила тебе жизнь, товарищ лейтенант полиции, Роман Игоревич Юрьев. Наша встреча на том блядском выпуске была ошибкой, а ты не должен был подходить ко мне тогда. Я изуродовала великолепного мужчину, превратив тебя в… — она противно закатывает бельма, куда-то слепо пялится, что-то шепчет, будто бы себя клянет, — в жестокого скота.
— Слабо погромче повторить? Скажи и кончим на этом. Ну? Чего ты ждёшь?
— Я не обманула, Рома, — Ольга смотрит мне в глаза. — Марго спасла меня, вытянув из петли, которую я неумело пыталась соорудить из твоего ремня.
— Я тебя сейчас… — сжав кулаки, рычу, рассматривая стерву исподлобья…
В моей семье, в той прошлой жизни, всегда курил отец. Я пристрастился к пагубной привычке после того, как отобрался в лысые курсанты в институте сугубо внутренних дел и высшего юридического образования. Но я отчетливо запомнил день, скорее, ночь, когда увидел в первый и последний раз, как растягивала никотин моя ратующая за здоровый образ жизни мать.
Она сидела в абсолютной темноте на кухне, подперев мертвенно-бледными ладонями свой гладкий лоб, а между пальцев правой руки у неё подпрыгивала сигарета, которую Марго, как пить дать, вытянула из брючного отцовского кармана.
«Забирай её и выметайтесь вон, Рома» — она произнесла загробным, мрачным, мёртвым, уж точно не своим активным, звонким, голосом, как только я поравнялся с ней, зайдя в закрытое для всех пространство. — «Оле нужна смена обстановки, сынок. Вам выпала прекрасная возможность начать жить собственным домом и двором, раз к отчему не лежит у девочки душа. Как она? Уснула? Как твоя спина?».
«В
«Мазь помогла?» — мать засмеялась, а потом закашлялась. — «Она спит?».
«Да. На животе».
«Прости меня, сынок» — холодными губами она коснулась лба и сразу оттолкнула от себя…
— Полагаешь, это правильное решение? Сучий выход, который ты искала для себя? Кто из нас после этого эгоист? Смотри в мои глаза, когда я разговариваю с тобой? Стыдно? Сука! Да я за тебя…
— Ром…
— Решила, видимо, проверить фразу: «Только смерть способна разлучить»? — брезгливо задаю вопрос, не скрывая пренебрежения, язвлю и ёрничаю.
— А разве это жизнь вдвоём? О таком ты мечтал? Так представлял совместное счастливое будущее?
— Всегда есть шанс, — мотаю головой.
— Мы его просрали, Юрьев. Я с ней тогда пошла и простым поступком наказала нас. Я виновата, Рома, и только я. В том, что ты бездетен, исключительно моя вина. Ты должен был начать с меня, а начал с тех ублюдков. Ты палач, живущий с жертвой. Нанеси удар и навсегда освободи меня…
Вот же…
Бля-я-я-я-дь!
Глава 30
Десять лет назад
«Оля, всё хорошо?». Не задумываясь, зачастую отвечаю «Да»! Иногда — «нормально». Всё реже — «плохо», «так себе», «удовлетворительно» или «бывает хуже». Я помню, что на белом свете не одна. Не забываю про случайно выплывшие обязательства и невыплаченный долг его семье, поэтому доброжелательно и мягко улыбаюсь, а после обязательно в подтверждение утвердительно болванчиком киваю. Зачем? Да пусть она отстанет. Срабатывают, видимо, животные инстинкты, не сбивается с ритма пульс, однако же владелица всего богатства по миру грузно ковыляет. Разбитая, расцарапанная, беззубая душа, у которой даже слабенькой надежды на призрачное счастье больше не осталось.
«Почему?». Что почему?
«Вы устали? Вам плохо? Откройтесь. Говорите — не молчите». Что нужно говорить?
«Почему Вы считаете, что цели в жизни больше нет?». Всё просто, милый доктор.
«Объясните. Расскажите собственными словами, как есть, как выходит и как бы Вы описали то, что ощущаете?». Как есть?
«Угу». Я мертва. Конец.
«Давайте начнём сначала». Извините, мне пора. У меня дела.
«Дела?». За мной приехали. Я и так Вас задержала.
«Разрешите ещё один вопрос? Присядьте, пожалуйста. Что Вы чувствуете?». Беспомощность. Безысходность. Пустоту. Я умерла, поймите. Погибла несколько месяцев назад. Меня убили, а затем внезапно оживили. Я уже смирилась со своей кончиной, но вы… Вы… Вы всё решили и распорядились относительно меня. Всем плевать на мои желания. Никому нет дела до того, чего хочу я. Определенно, точно знаю, и без того несчастный человек рожден страдать. Будто того, что с ним случилось, для оправдания перед Богом не хватает. Этого мало. Недостаточно. Следует добавить больше. Навалить с горой, чтобы он света белого не замечал, а тянул, тянул, тянул… Глупой жизни лямку.