Роскошь и тлен
Шрифт:
Но ярость сменилась холодным спокойствием.
— Ты прав. И в отличие от тебя, я его принимаю.
Он резко поднял меч, развернул острием к себе и приставил лезвие к своей шее. Мгновение — и по серебристому, как лунный свет, клинку стекают на землю алые ручейки. Медленно-медленно, будто бы во сне, падает тело того, что еще секунду назад был самым светлым заклинателем Поднебесной…
Крик отражается от стен убогой лачуги.
— Как ты посмел меня бросить?! Как ты посмел… предатель!
Ян сидит на коленях, сжимая в руках окровавленную ленту. Ногти впиваются
— Глупый, глупый, наивный даочжан. Ты просто должен был упасть во тьму, какого дьявола ты решил умереть? Кого, скажи на милость, мне теперь ненавидеть?
Даочжан молчит. Восставшие мертвецы вообще не говорят без разрешения. В пустых, залитых кровью глазницах Яну видится то особенное, до омерзительной дрожи праведное торжество.
— Думал, обставил меня да? — Ян в ярости вцепляется ему в воротник некогда белого одеяния. — Так вот знай — это я победил! А ты трус! Просто жалкий трус! Мне что, сходить за тобой на тот свет? Я готов, давай! Поиграем в прятки среди духов!
Мертвецы все понимают слишком буквально. Мертвецы повинуются течению темной ци, а не словам.
Когда серебристый меч пронзил грудную клетку, больно не было. Да и что такое физическая боль по сравнению с тем, что тот, чье признание было Яну почему-то так мучительно необходимо, ушел в закат, даже в смерти своей оставаясь несломленным.
Ян не помнил, что будет дальше — лишь на границе сознания мелькало что-то о горьком дыме, в котором растворяется даже душевная боль…
Вновь светит солнце. Молодой заклинатель в простых белых одеждах монаха обличающе наставляет на него меч. Смотрит с отвращением.
— Чем клан Ли провинился перед тобой?
— Дай-ка подумать… молодой господин Ли на ярмарке толкнул меня, и я уронил в грязь мой сунжуань. Достаточно веская причина, ты не находишь?...
Он пытался остановить свою руку в последний момент, но все равно наносил удар.
Он пытался промолчать, но слова, что ранили больнее любого ножа, все равно звучали.
Он умирал десяток раз — все потому, что ни за что не желал отпускать от себя своего единственного достойного врага.
Своего возлюбленного врага.
Может это и есть ад, которым пугает имперская церковь? Ян не помнил, что такое имперская церковь, но вот ад почему-то оказался слишком живучим воспоминанием. Мертвое, спрятанное под замок, погребенное, обернулось кошмаром, который будет терзать его всю оставшуюся вечность.
— Чем клан Ли провинился перед тобой?
— Дай-ка подумать… молодой господин Ли на ярмарке толкнул меня, и я уронил в грязь мой сунжуань. Достаточно веская причина, ты не находишь?...
Эмили опомниться не успела, как оказалась в клетке. Прутья, сплетенные из тонких белых раковин лишь казались хрупкими, на деле же не уступали по крепости титановому сплаву — это девушка проверила первым делом, но только разодрала себе ладони.
Больше
Эмили тряхнула его за плечи:
— Вставай. Ну что ты в самом деле…
— Мне жаль, леди Эмили, но это невозможно, — а вот и белый лорд собственной персоной.
— Дай мне только до тебя добраться, — прорычала девушка. Рванулась к решетке и, забыв про боль, попыталась в очередной раз сломать неподатливые прутья.
— Исключено, — Люциус холодно улыбнулся. Он прошелся вдоль клетки, попутно рассказывая с нотками всезнающего превосходства: — за те годы, пока у меня в руках были ключи, я побывал во множестве миров. И если для каждого из них такие, как рыцарь Цзяо Ян редки и уникальны, то в масштабах космоса набирается весьма репрезентативная подборка. Я называю их “всесильные ублюдки”. Самоуверенные, лишенные страха, сомнений, слабостей… на первый взгляд. Но знаешь что их всех объединяет?
Он замолчал, явно ожидая вопроса, чтобы продолжить, и Эмили нехотя спросила:
— И что же?
— Воспоминание. Одна единственная ошибка, когда все их хваленое всесилие оказалось совершенно бесполезным. И вся их дальнейшая жизнь — лишь попытка доказать прошлому, что оно никогда не повторится. Как думаете, что будет, если запечатать воспоминания мелкие, кричащие, яркие, бесполезные, как конфетти из хлопушки, и оставить лишь самые глубинные, самые сокровенные? Уверяю вас, они будут бродить по кругу своих поражений. Никогда не возвращаются. Я видел это уже десяток раз. Поэтому, миледи, советую попрощаться со своим рыцарем.
— Что будет со мной?
— А вам придется немного насладиться гостеприимством господина Дагона. Когда же я построю стационарный портал в ваш мир, то отпущу вас домой.
— Отпустите врага? — скептически усмехнулась девушка. — Неужели?
— Право называться моим врагом еще надо заслужить, — надменно произнес Люциус. — Без Цзяо Яна вы не глава клана, не морская разбойница и даже не императрица. Лишь бездомная девочка, которой останется только вспоминать, какая это немыслимая роскошь — быть спутницей всесильного ублюдка. И видеть тлен, в которую превратилась ваша жизнь без него. После них всегда остается лишь тлен — либо в могиле, либо в душе.
Он холодно улыбнулся и вышел.
Эмили устало присела на пол. Она собрала все свои внутренние силы, чтобы при лорде выглядеть невозмутимо и спокойно, но сейчас хотелось просто разрыдаться от бессилия. Не зная, зачем она это делает, девушка уложила голову Яна на свои колени и нежно провела пальцами по волосам — ему ведь так нравилось, когда его глядят.
— Ян…
Слезы капают на его лицо, Эмили неловко стряхивает их широким рукавом.
— Ян… пожалуйста, вернись ко мне…
— Так вот знай — это я победил! А ты трус! Просто жалкий трус! Мне что, сходить за тобой на тот свет? Я готов, давай! Поиграем в прятки среди духов!