Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)
Шрифт:
Несмотря на случаи уклонения от мобилизации и единичных случаев агитации покинуть российскую армию [184] , открытых выступлений против войны в Российской империи не наблюдалось. Среди татар были даже случаи отправления на войну добровольцами, о чём сообщала казанская газета «Кояш» [185] . Будучи гражданами России, мусульмане обязаны были защищать «честь и величие великой России», сколько непонятной ни казалась для них цель такой масштабной и кровопролитной кампании. Оренбургский муфтий Мухаммадьяр Султанов 14 октября 1914 г. обратился к российским мусульманам со словами: «Мы, мусульмане, заодно со всем российским народом в эти тяжёлые времена должны подать помощь нашему государству к отражению врагов […] И во времена прежних войн, защищая отечество, русские мусульмане показывали великие самопожертвования, и во времена настоящих, проходящих перед нами событий они, Бог даст, выкажут с избытком ещё раз свой патриотизм» [186] .
184
Речь идёт о факте, приведённом в статье С. М. Исхакова: группа татарских и башкирских социалистов в Уфе, среди которых был и большевик Мирсаид Султангалиев, выпустила прокламацию, где призывали солдат-тюрок поднять бунт и покинуть армию. В прокламации говорилось: «русский народ не довольствуется только тем, что им покорены татары, башкиры, туркестанцы, кавказцы и т. д., он хочет покорить ещё турок и персов». Им удалось поднять бунты в солдатских частях в Бирске, Белебее, Стерлитамаке, при подавлении которых были расстреляны несколько татар и башкир (Исхаков С. М. Вместе или порознь.)
185
Кояш. 1914. 19 авг.
186
Кояш. 1914. 27 окт.
Мусульманские депутаты в российском парламенте
После объявления османским султаном 11 ноября 1914 г. «джихада» против России, Англии и Франции, оренбургский муфтий М. Султанов выступил с новым обращением к мусульманскому духовенству, где заявил, что Турция сделала этот шаг под влиянием Германии, что объявление войны, несомненно, не вызвано ни стремлением турок защитить свои интересы, ни религией ислама. Он ещё раз подчёркивал, что «Россия является нашим дорогим отечеством, в котором мы живём уже много веков и с которым мы сблизились исторически» и «пользуемся всеми её благами»; «целость нашего отечества и его мощь является источником нашего благополучия и спокойствия» и «мы, российские мусульмане, обязаны защищать своё отечество от врага». Муфтий призвал мусульман не обращать внимания на провокации: «Цель моего обращения заключается в том, чтобы вы и ваши прихожане не поддавались воле недоброжелателей, которые распространяют ошибочные мнения и недобрые слухи относительно последних событий и не оказались их жертвами» [188] . С призывом защитить Россию, являющуюся «священной родиной для всех населяющих её народов», обратился и таврический муфтий А. М. Карашайский [189] . Даже в Туркестане, откуда мусульмане не призывались в российскую армию, известный местный теолог М. Бехбуди в своём журнале «Ойна» в начале 1915 г. писал, что участие России в союзе стран, противостоящих другим христианским государствам, к которым присоединилась Турция, нет ничего оскорбляющего и унижающего ислам и призвал туркестанское население сохранить спокойствие, сдержанность и лояльность по отношению к царю и стране. Глава исмаилитов Ага-хан, в сферу влияния которого входили памирские исмаилиты, обратился к единоверцам с воззванием, в котором призывал их выступить против Германии и Турции на стороне Антанты [190] .
187
Сюжет об участии мусульманских депутатов в работе Государственной думы России в последние годы особенно активно и плодотворно изучался Д. М. Усмановой, в том числе и с акцентом на отношение мусульман России к Турции и к Первой мировой войне. См., например: Усманова Д. М. Мусульманские депутаты Государственной думы о российско-турецких взаимоотношениях накануне и в период Первой мировой войны (1907–1916) // Исторические записки. М., 2005. № 8 (126). С. 128–134.
188
Кояш. 1914. 23 нояб.
189
Исхаков С. Вместе или порознь.
190
Там же.
Следует отметить, что заявления о верноподданничестве мусульман на страницах газет не являлись лишь пустым звуком. В начале войны мусульмане активно участвовали в благотворительной деятельности: с появлением раненых и беженцев в Казани и других крупных городах с многочисленным мусульманским населением стали возникать различные общественные и частные мусульманские благотворительные организации [191] . Их деятельность подробно освещалась на страницах прессы, что было вызвано, видимо, стремлением привлечь как можно больше состоятельных лиц к благотворительности и создать впечатление массовости этой деятельности; доказать, что мусульмане объединились и действуют сообща с русскими в общих государственных интересах. Однако вскоре наметился спад активности благотворительного движения мусульман. В качестве одной из причин наблюдателями отмечалось то обстоятельство, что обращение руководителей Мусульманского комитета по оказанию помощи раненым солдатам и их семьям с ходатайством об учреждении особого отличительного знака в виде красного полумесяца наподобие красной звезды для христианских благотворителей не получило поддержки в правительстве. Отказ в такой малости, принуждение мусульманских деятелей носить знак с чужой им христианской символикой порождали недовольство в мусульманской среде [192] .
191
Подробнее об этом см.: Миннуллин З. С. Благотворительные общества и проблема закята у татар (кон. XIX – нач. XX в.) // Татарские мусульманские приходы в Российской империи: материалы научно-практической конференции (27–28 сентября 2005 г., Казань). Казань, 2006. С. 30–40; Его же. Временный мусульманский комитет по оказанию помощи воинам и их семьям: образование и деятельность // Фнни язмалар. 2001. 295–299 б.; Семёнова Е. Ю. Благотворительные учреждения Самарской и Симбирской губерний в годы Первой мировой войны (1914 – нач. 1918 г.). Самара, 2001; У милосердия древние корни (Благотворительность и милосердие в Казани в годы Первой мировой войны. 1914–1917): сборник док. и матер. / сост. А. М. Дмитриева, Р. Р. Исмагилов, Н. А. Шарангина, отв. ред. Л. В. Горохова, ред. З. С. Миннуллин, науч. ред. Д. Р. Шарафутдинов. Казань, 2003. Кн. 2.
192
Усманова Д. М. Депутаты от Казанской губернии… С. 134.
Несмотря на то, что в целом мусульманское население сохраняло спокойствие, открыто не выражало своего недовольства, в Российской империи возрастали антитурецкие и антиисламские настроения. Антимусульманская кампания проявилась и на страницах центральной и местной русской прессы. Ещё в августе 1914 г. в местных русскоязычных газетах появилось приглашение мусульман собраться для составления протеста против вооружения Турции [193] . С резкой обоснованной критикой таких публикаций выступил депутат Государственной думы Саидгирей Алкин: «Почему господа скептики не обращались с торжественными требованиями к российским подданным немцам? Почему не требовали, чтобы те выразили протест единоверному кайзеру? Почему же яд подозрительности и горечь недоверия адресуется лишь нам, хотя мы до настоящего времени ни в малейшей мере такой обиды не заслужили? Если бы даже был вынесен такой протест, кому он будет адресован, Турции, что ли? Дойдёт ли он по назначению и какая ему там будет цена?» [194] «Вмешиваться в чисто политические дела Турции и выражать против этого какие-либо протесты мы не имеем права. Мы, мусульмане, должны заботиться об усилении дружбы и согласия между Турцией и Россией не политиканством, а посредничеством между ними в делах торговли и промышленности. Вот что от нас зависит», – писала газета «Вакыт» и призывала Духовное управление принять меры в отношении самовольного петроградского ахунда С. Баязитова, созвавшего народ в мечеть для подготовки текста телеграммы протеста [195] .
193
См.: Казанский телеграф. 1914. 26 авг.; Уфимский вестник. 1914. № 196.
194
Инородческое обозрение. 1914. дек. С. 612.
195
Вакыт. 1914. 10 сент.
Усиление антиисламских настроений отрицательно сказалось и на настроении мусульманского населения. Например, в одном из донесений КГЖУ сообщалось, что «они как бы замкнулись в себя, опасаясь, что малейшая со стороны отдельных личностей неосторожность может вызвать нежелательные для них последствия» [196] . Ещё одним поводом для усиления антивоенных настроений стало отклонение (за – 190, против – 162 депутата) на парламентском заседании 20 июля 1915 г. заявления председателя мусульманской фракции К. Тевкелева с требованием гражданского и национального равноправия для входящих в состав России народностей [197] . Таким образом, надежды на получение равноправия не оправдались, несмотря на то что «мусульманские солдаты в трудные минуты на поле сражения выставляют больше самоотверженности, чем русские» [198] . «Все эти антимусульманские акции противодействуют объединению всех народов России перед врагом. Мы, татары, никак не виноваты в том, что турки вступили в войну против России и не имеем права вмешиваться в дела чужого государства», – писала газета «Тормыш» [199] . В «Донесении в Департамент полиции о настроениях инородцев в связи с Первой мировой войной за период с 1 июля по 1 октября 1915 г.» начальник КГЖУ К. Калинин сообщал, что среди татарского населения появилась легенда о том, что настоящая война – это та последняя война, о которой упоминается в религиозных книгах и в результате которой ислам восторжествует. Он полагал, что «всё это, конечно, не может не произвести на татарских мусульман некоторого впечатления, порождая разные разговоры» [200] . Особенно усилились пораженческие настроения мусульман, как и среди всего населения Поволжья, после поражений русской армии весной 1915 г. [201] В регионе наблюдались случаи устной агитации «пораженческих теорий» и даже попыток распространить воззвания, призывающих мусульман «пробудиться ото сна, пока есть время и случай» [202] .
196
Донесение
197
Ислам на европейском Востоке: энциклопедический словарь. Казань, 2005. С. 247.
198
Донесение КГЖУ в Департамент полиции о настроениях инородцев в связи с Первой мировой войной за период с 1 июня по 1 октября 1915 г. // История Казани в документах и материалах. ХХ век. Казань, 2004. С. 354.
199
Тормыш. 1915. 12 февр.
200
НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 1022. Л. 6–7.
201
Терёшина Е. П. Отношение населения Поволжья к Первой мировой войне: автореф. дис…канд. ист. наук. Казань, 2006. С. 25.
202
Царская армия в период мировой войны и Февральской революции. Казань, 1932. С. 181.
Таким образом, мусульмане Российской империи, как, впрочем, и остальная часть мусульманского мира, не оправдали ожиданий германских стратегов, которые надеялись на волнения, вызванные призывами к «джихаду».
Тем не менее война способствовала повышению интереса Европы к мусульманам Российской империи, где, по словам П. Столыпина, и в мирное время «мусульманский вопрос не мог не считаться грозным» [203] . В поисках «панисламизма и пантюркизма», считавшихся силами, создающими угрозу целостности империи, в стране была развёрнута антимусульманская кампания, вынуждая мусульман ещё более замыкаться в себе, отказаться от диалога с властями. «Панисламизм» и «тюркизм» скорее были вымышленной угрозой, чем реальным явлением. Эти идеи, если и были распространены, то лишь среди определённой части религиозной, интеллектуальной и деловой элиты российских мусульман и не затронули широкие слои общества. Более того, интерпретация панисламизма татарскими теологами отличалась значительным своеобразием. Так, руководитель казанского медресе «Мухаммадия» Г. Баруди рассматривал панисламизм как движение за духовное, а не политическое, тем более территориальное объединение мусульман [204] . И. Гаспринский подчёркивал, что «таинственно-грозное движение», охватившее якобы мусульманский мир, не представляет никакой опасности, и «[…]объединение мусульманских народов, которые кроме Корана не имеют ничего общего, может быть лишь несбыточной мечтой» [205] . Выступая на V съезде Государственной думы III созыва 13 марта 1912 г., депутат С. Максуди категорически отрицал существование панисламистского движения среди поволжских мусульман. «[…] у правительства издавна существует тенденция подавить среди нас всякие проявления стремления к культуре, – отмечал он, – теперь это становится ещё более ощутимо, так как меры по подавлению стремлений российских мусульман к прогрессу оправдываются борьбой против панисламизма». «Узнав из правых газет и правительственных источников о панисламизме, мы обратились к нашим знакомым муллам, учителям и даже коммерсантам с вопросом, есть ли в народе какое-нибудь движение, которое можно было бы назвать панисламизмом, – заявлял С. Максуди. – И все они выражали только недоумение…». «[…] допустимо ли, – отмечал он, – чтобы 4–5 млн поволжских мусульман, вкраплённых среди ста миллионов русского народа, покорённых в XVI столетии, живущих в течение четырёх веков мирно, спокойно, лояльно в России, вдруг задались целью объединить Африку и Азию на почве культуры, мечтая о воссоздании своего государства?» [206]
203
Цит. по предисловию Д. Ю. Арапова к «Запискам П. А. Столыпина по „мусульманскому вопросу“» // Восток. 2003. № 2. С. 125.
204
Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция. С. 118.
205
Червонная С. М., Гилязов И. А., Горошков И. П. Тюркизм и пантюркизм… С. 96.
206
Доклад депутата Государственной думы II и III созывов Садри Максуди на V сессии, заседание 93, 13 марта 1912 года при обсуждении бюджета Министерства Внутренних Дел. Публикация А. Каримуллина // Идель. 1991. № 10/11. С. 89.
Татарский тюркизм также существенно отличался от тюркизма османского, отражая специфические региональные и культурно-политические запросы поволжских татар [207] . По словам Ф. Султанова, идеи панисламизма и тюркизма сыграли фатальную роль в истории национального движения татарского народа, поскольку в годы Первой мировой войны эти взгляды вылились в протурецкую политику, и борьба властей против них обернулась ударами против всей национальной идеологии татарского народа [208] .
207
Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция. С. 115.
208
Султанов Ф. М. Татарское национальное движение: история и современность. Казань: Магариф, 1999. С. 70.
Глава 2. Лагерь и его обитатели
В первой главе мы представили, можно сказать, «декорации», в которых происходило основное действие – пропагандистская обработка десятков тысяч мусульман, оказавшихся в плену на территории Германии, а также её союзницы – Австро-Венгрии, и собранных именно для этой цели в отдельных лагерях.
Обратим внимание, что вообще пропаганда, прежде всего, усилиями Службы информации по Востоку, имела самые разные направления: предполагалось, например, распространять пропагандистские воззвания к солдатам вражеских армий Антанты с помощью самолётов, воздушных шаров или даже специальных пушек. Об этом в апреле 1916 г. сообщал руководитель СИпВ К.-Э. Шабингер. По его мнению, это могло бы способствовать «расшатыванию дисциплины и их верности знамени» и переходу мусульманских солдат из армий Антанты на сторону Германии [209] . Однако, если речь идёт о российских мусульманах, то, как известно, в российской армии в период Первой мировой войны не было чисто мусульманских военных соединений, непосредственно отправленных на фронт. Исключением можно считать упомянутую выше Кавказскую туземную конную дивизию в составе 2-го кавалерийского корпуса, состоявшую из представителей народов Кавказа и через которую в годы войны прошло около 7 тыс. человек [210] . Выше также отмечалось, что в составе российской армии в годы Первой мировой войны предположительно находилось на службе от 1 до 1,5 млн мусульманских солдат, так что такие формирования как Кавказская дивизия представляли скорее нечто экзотическое, чем являлись правилом: солдаты-мусульмане в подавляющем большинстве находились в действующей армии в составе единых боевых соединений с военнослужащими других исповеданий.
209
Цит по: H"opp, G.: Muslime in der Mark: als Kriegsgefangene und Internierte in W"unsdorf und Zossen, 1914–1924. Berlin 1997, S. 22. По инициативе М. фон Оппенхайма в качестве листовки уже в ноябре 1914 г. использовался текст фетвы шейх-уль-ислама, объявленной 14 ноября 1914 г. Тираж листовок на арабском языке составил 5000, на урду – 5000, на турецком – 200, на персидском – 200 экземпляров (Ibid., S. 30). Как видим, тираж наиболее важной пропагандистской листовки был не слишком велик и не идёт ни в какое сравнение с масштабами в общем-то схожих пропагандистских акций Германии в других условиях, в период Второй мировой войны (см. об этом: Гилязов И. А. Легион «Идель-Урал». С. 107–109).
210
См. об этом военном соединении: Брешко-Брешковский Н. Дикая дивизия. М., 1991; Дикая дивизия: сборник материалов. М., 2006; Опрышко О. Л. Кавказская конная дивизия. 1914–1917: Возвращение из забвенья. Нальчик, 2007.
В условиях Первой мировой войны ведение листовочной пропаганды со стороны Германии в отношении солдат-мусульман непосредственно на фронте, как это представлял К.-Э. Шабингер, было технически очень сложно, даже почти невозможно. Хотя именно в это время Германия по-настоящему открыла для себя листовочную пропаганду в качестве одного из эффективных средств влияния на солдат противника [211] , в отношении мусульманских солдат российской армии её результаты были более чем скромными. На основании имеющихся в нашем распоряжении источников, мы не можем говорить о конкретных, тем более массовых случаях перехода солдат-мусульман на сторону Германии или Австро-Венгрии как последствия организованной германской или австро-венгерской стороной целенаправленной пропаганды, что имело место, например, в годы Второй мировой войны.
211
См. об этом: Bremm, K.-J.: Propaganda im Ersten Weltkrieg. Stuttgart 2013.
Таким образом, обращаем внимание на главную особенность созданных в годы Первой мировой войны лагерей мусульманских военнопленных – здесь собирались солдаты, которые оказались в плену в силу сложившихся военных условий вынужденно, а не те, кто поверил посулам германской пропаганды и перешёл на сторону Германии в силу каких-либо идеологических или политических убеждений.
Приведём и имеющиеся в нашем распоряжении цифры относительно общей численности российских военнопленных в Германии.