Российские солдаты-мусульмане в германском плену в годы Первой мировой войны (1914–1920)
Шрифт:
3. Организация и деятельность частного архива и архива газет, подготовка справочной информации для официальных учреждений, обработка документации, касающейся отношений с восточными странами для Министерства иностранных дел.
4. Выявление сюжетов, касающихся Востока, в восточной, американской и европейской прессе, представление наиболее интересных вырезок из прессы для МИД и других официальных учреждений.
5. Издание периодических обзоров российской (кавказской и татарской), турецкой, персидской, индийской и восточно-азиатской прессы для официальных учреждений.
6. Перевод важнейших документов с русского и восточных языков для политических и военных инстанций.
7. Содействие в организации цензуры публикаций по восточной проблематике и проверки соответствующих фирм, имеющих контакты с Востоком.
8. Цензура писем на восточных языках для Генштаба, МИД и военного руководства.
9. Контроль над корреспонденцией мусульманских, грузинских и индийских военнопленных.
10. Обеспечение духовного руководства над военнопленными (материалы для чтения, лекции и т. п.).
11. Издание газет для мусульманских, индийских и грузинских военнопленных [154] .
Так направления деятельности СИпВ были представлены в одном из отчётов в августе 1918 г., т. е. уже ближе к концу Первой мировой войны. Поэтому можно считать, что это были не просто перспективные планы, все они имели место в реальной практике учреждения. Практически почти все указанные направления имели отношение и к деятельности среди российских военнопленных-мусульман, и
154
Bihl, W.: Die Kaukasus-Politik der Mittelm"achte. Teil I: Ihre Basis in der Orient-Politik und ihre Aktionen 1914–1917. Wien; K"oln S. 103–104.
«Священная война» и мусульмане России
К началу Первой мировой войны мусульмане являлись второй по численности после православных религиозной группой (более 11 %) населения Российской империи [155] и составляли значительное количество (до 10 % от общей численности армии) российских войск [156] . Об этническом составе мусульман в российских войсках нет конкретных данных – такой учёт при мобилизации в армию просто-напросто не проводился. С первых дней войны были мобилизованы мусульмане Внутренней России (татары, башкиры). В ходе Первой мировой войны в армию были призваны, как принято считать в историографии, от 1 до 1,5 млн военнослужащих тюркского происхождения [157] . Из представителей других мусульманских народов, не подлежащих обязательной мобилизации, были созданы отдельные добровольческие формирования: Текинский и Крымский конные полки туркменов и крымских татар, «Дикая дивизия» (Кавказская туземная конная дивизия), состоявшая из 6 полков – Чеченского, ингушского, дагестанского, кабардинского, черкесского и Татарского (азербайджанского). С первых дней участия в боевых действиях они получили громкую известность и были удостоены различных военных наград [158] .
155
По данным первой Всеобщей переписи населения 1897 г. численность мусульман в Российской империи составляла 13 889 421 человек, т. е. 11,06 % от общего числа населения империи. См.: Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / сост. и авт. вводн. ст., коммент. и прим. Д. Ю. Арапов. М., 2001. С. 324–326.
156
По данным Д. Ю. Арапова, общее число мусульман в российской армии «по штатам мирного времени» составляло: генералов – 9, штаб-офицеров – 56, обер-офицеров – 287, нижних чинов – 39 283. См.: Арапов Д. Ю. «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» // Военно-исторический журнал. 2004. № 11. С. 42–44. С. Исхаков приводит следующие данные о численности представителей тюрко-мусульманских народов, служивших в российской армии накануне Первой мировой войны: генералов – 10, офицеров – 269, нижних чинов – 38 тыс. из которых мусульманами признавали себя 35, 8 тыс. См.: Исхаков С. Вместе или порознь. Тюрки-мусульмане в российской армии в 1914–1918 гг. // Татарский мир. 2004. № 15.
157
Исхаков С. Вместе или порознь. Указанные цифры, на наш взгляд, требуют уточнения и представляются несколько завышенными. Всё-таки следует принимать во внимание, что в российскую армию в годы Первой мировой войны в армию из представителей мусульман в широких масштабах призывали лишь татар и башкир. На кавказских и среднеазиатских мусульман всеобщая мобилизация не распространялась.
158
Там же.
Отношение российских мусульман к Первой мировой войне – малоизученная в историографии тема. Основным составляющим в поведении российских мусульман во время войны современные исследователи рассматривают их традиционную лояльность властям и влияние двух во многом схожих (когда речь идёт именно о российских мусульманах) идей: общеисламского и общетюркского единства [159] . Известно, что моральный дух общества и армии во время войны определяется многими факторами, среди которых особое значение имеют отношение народа к собственной стране и отношение к врагу, важную роль при этом играют религиозные установки, этнокультурные традиции. Мусульмане традиционно считались лучшими воинами в российских войсках, и сложилось общее мнение о том, что они – «честные, идеальные, храбрые и выносливые», что в самых тяжёлых условиях мусульмане «творили чудеса мужества, покрывая славой русское оружие» [160] . Война с турецким государством, как известно, не была в истории России новым событием, и тюрко-мусульманским воинам уже не раз приходилось идти с оружием в руках против «братьев по религии и крови». Но тем не менее призыв турецкого султана к «джихаду», обращённый в том числе и к мусульманам Российской империи, вызвал серьёзную обеспокоенность в правящих кругах России.
159
Исхаков С. Вместе или порознь; Его же. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. – лето 1918 г.). М., 2004; Султанов Ф. М. Ислам и татарское национальное движение в российском и мировом мусульманском контексте: история и современность. Казань, 1999; Усманова Д. М. Депутаты от Казанской губернии в Государственной думе России. Казань, 2006; Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX века. Казань, 2001.
160
Тамарин А. Мусульмане на Руси. М., 1917. С. 31; Арапов Д. Ю. «Можно отметить ряд высоких подвигов воинской доблести, проявленных мусульманами» // Военно-исторический журнал. 2004. № 11. С. 42–44.
Следует отметить, что после вступления Турции в войну с объявлением «джихада» против Англии, Франции и России, мусульмане действительно оказались перед сложным выбором. Чувства солидарности с турками были сильны в российском мусульманском обществе [161] . Поражение Турции в Балканских войнах 1912–1913 гг. рассматривалось российскими мусульманами как начало конца Османской империи и значительно снизило её авторитет в качестве оплота ислама, но в то же время это означало приближение гибели последнего независимого исламского государства [162] .
161
В 1774 г. по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Россия признала духовный авторитет турецкого султана как халифа «магометанского закона». В 1783 г. Россия в одностороннем порядке аннулировала эту статью данного соглашения, но все правители страны фактически считались с халифатом Османов, как с важнейшей духовно-политической реальностью. См.: Арапов Д. Ю. Предисловие к «Запискам П. А. Столыпина по „мусульманскому вопросу“» // Восток. 2003. № 2. С. 125–144.
162
Исхаков С. М. Европа и мусульмане из России: Первый опыт сотрудничества в начале ХХ века // Европа – журнал польского института международных
Уже с появлением первых сведений о том, что Турция готовится нарушить нейтралитет, российская верхушка начала проявлять беспокойство и постаралась оперативно организовать контроль над настроениями мусульманского населения внутри самого государства.
К этой сфере деятельности были привлечены не только административные и жандармские силы, но и некоторые тюркологи, например, Н. И. Ашмарин, являвшийся в годы войны военным цензором. 17 сентября 1914 г. он составил специальную записку на эту тему и адресовал её председателю Военно-цензурной комиссии [163] . Этот аналитический документ отражает ту ситуацию, которая в период войны беспокоила российские власти. Причём здесь речь идёт не только о периоде войны, а делается попытка общего представления о ситуации в татарской мусульманской среде. Ашмарин отметил два, на его взгляд, важнейших периода, на которые можно было разделить рост и развитие «татарской мысли» за последние десятилетия: 1) эпоха «узко-магометанского религиозного направления»; 2) эпоха европеизации и приобщения татар к европейской культуре. Приблизительной гранью между периодами данный тюрколог видит русско-турецкую войну 1877–1878 гг., которая пробудила у российских мусульман интерес к Турции и тем приобретениям, которые Турция переняла из Европы. Отмечая роль И. Гаспринского в пропаганде общероссийского патриотизма, Ашмарин настаивает, что «его ученики пошли дальше своего учителя», что они стали шире смотреть на национальный вопрос, что в среду «интеллигентных мусульман» уже проникла идея о том, что «интересы подчинённых национальностей не всегда уживаются с интересами господствующей народности». Он предостерегает власть, что в настоящий период, когда Россия ведёт войну против Германии, эта идея может создать новых врагов России, и она вполне может отлиться в «определённые формы». Он приводит примеры таких настроений в мусульманской среде – сочувствие татар андижанскому восстанию и военным успехам японцев во время русско-японской войны, стихи, направленные против русских, газетные статьи с комплиментами в адрес немецких офицеров и др. По мнению этого цензора, татары многое делают для того, чтобы доказать свою лояльность, и всё же ещё предстоит выяснить, насколько широк среди них круг людей, действительно преданных России. Особо опасался Ашмарин мусульманских школ, которые, по его мнению, «создавали сторонников Турции». Его огорчало то, что русские чиновники плохо представляют себе мусульманский мир, не знают татарского языка.
163
НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 948. Л. 139–142.
С осени 1914 г. за татарским населением губернии и отдельных уездов было установлено довольно жёсткое наблюдение на предмет выяснения его настроений. В одном из приказов Казанского губернатора начальнику Казанского губернского жандармского управления прямо сказано, чтобы ему сообщались все сведения о том, как мусульманское население относится к войне с Турцией [164] . Официально считалось, что перед началом войны турецкое правительство подготовило специальное обращение-воззвание ко всем мусульманским народам воюющих стран с призывом к обязательному участию в «священной войне». По-видимому, речь идёт об известном объявлении «джихада» турецким монархом после вступления Турции в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии. В одном из приказов казанского губернатора П. Боярского от 4 ноября 1914 г. говорится, что это воззвание якобы переведено уже на многие языки и широко распространяется среди мусульман [165] . Будто бы в документе говорится о том, что каждый верующий мусульманин должен считать себя воином, «ибо настало время сбросить иго кяфиров, изгнать притеснителей и освободить от них мусульманские земли». Кроме того, мусульмане в воззвании будто бы призываются «не подчиняться распоряжениям христианских правителей, не платить повинностей и бойкотировать христианскую торговлю». Очень важно здесь отметить, что собственно этот документ, о котором идёт речь, в Казанской губернии не был обнаружен, все приведённые сведения были, по словам губернатора, получены из дипломатических кругов. Так что этот приказ является свидетельством того, насколько опасалась российская власть своего мусульманского населения, его можно считать в определённой степени превентивной мерой, поскольку в понимании его автора «подобного рода воззвание, составленное в приподнятом тоне, подкреплённое ссылками на священный для магометан Коран, может в руках злонамеренных элементов послужить орудием к возбуждению среди магометанского населения известного брожения». Потому всем подчинённым предписывалось строго и бдительно следить за настроениями среди мусульман губернии, чтобы описанное воззвание или схожие с ним по содержанию не распространялись на территории Среднего Поволжья.
164
НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 948. Л. 152.
165
НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 948. Л.175.
В конце ноября 1914 г. казанский полицмейстер подводил своеобразный итог наблюдениям и убеждал, что «между мусульманским населением война с Турцией никакого заметного оживления в агитационной деятельности не внесла, хотя симпатии татарского населения и на стороне Турции, но образ её действий по отношению к России мусульмане считают вероломным и высказывают мнение, что Турция, подпав под влияние немцев и евреев, сама себе подписала смертный приговор» [166] . То есть вроде бы полицмейстер успокаивал губернскую власть, но в то же время выражал сомнение: «насколько искренни мусульмане, сказать трудно».
166
Там же. Л. 170.
Тогда же, 30 ноября 1914 г., ещё более высокий чин, казанский губернатор, высказывался примерно в том же тоне: «населяющие империю мусульмане различных народностей не остались чуждыми тому общему патриотическому подъёму, каким ознаменовалась происходящая ныне война». Так что «в настоящее время», по мнению губернатора, создались условия, «неблагоприятствующие дальнейшим успехам панисламистской и пантюркистской пропаганды». Одновременно с этими высказываниями губернатор приказывал усилить бдительность, так как, по его словам, «турецкие агенты вовсе не отказались от своих намерений и от возобновления своей деятельности» [167] . Вообще создаётся впечатление, что всем подобного рода документам свойственна исключительная двойственность и мнительность. С одной стороны, они замечают, что среди мусульманского населения вроде бы нет каких-либо серьёзных антироссийских или антирусских настроений, что турецкие заявления не слишком затрагивают их, с другой, однако, во всех таких документах сквозит недоверие к мусульманам; муссируется мнение о том, что они практически в любую минуту могут поддаться уговорам турецких эмиссаров и подняться на борьбу против России и русских. В них в обязательном порядке содержится мысль о «серьёзных опасениях» в том, что идеи панисламизма и пантюркизма в такой момент могут найти сочувствие в мусульманской среде. Вот и приказ казанского губернатора от 30 ноября 1914 г. содержит такие утверждения: «Русское мусульманство в массе своей настроено вполне лояльно, однако трудно поручиться, что агитация пантюркистов и панисламистов не встретит отклика у отдельных лиц и групп, что, в свою очередь, может послужить толчком к возникновению известного брожения среди мусульман вообще». Он предписывал: 1. Установить тщательное наблюдение за появлением в губернии турецких эмиссаров и принять решительные меры по прекращению их «вредной деятельности». 2. Не допустить сбора пожертвований среди мусульман в пользу Турции; 3. Немедленно сообщать обо всех случаях агитации среди мусульман в пользу Турции [168] .
167
НА РТ. Ф. 199. Оп. 1. Д. 948. Л. 183.
168
Там же. Л. 183 об.