Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия
Шрифт:
О состоянии некрополя Андроникова монастыря во второй половине 1920-х годов сообщал на заседании комитета по охране могил выдающихся деятелей Б. С. Пушкин: «В ужасном положении кладбище Андроникова монастыря. Это кладбище в полном смысле слова беспризорное. Охраны никакой. Население доламывает там то, что еще не доломано было за предшествующие годы…» Архитектор С. А. Торопов сообщал, что хулиганствующие граждане «сбивают кресты, выковыривают бронзовые доски и клейма, выбивают стекла, обивают скульптуру надгробий и иногда валят покачнувшиеся надгробия» (Шокарев 2000).
Такое бедственное положение подтолкнуло Главное управление коммунального хозяйства к разработке нового декрета, теперь уже о приватизации похоронного дела. Согласно проекту декрета, в исключительном ведении отделов коммунального хозяйства оставались кладбища, морги и крематории. Кооперативам и частным гражданам предоставлялось право организации погребальных братств, похоронных бюро и магазинов по продаже принадлежностей для похорон (Там же). Как отмечает Анна Соколова, «при декларированном доступном и равном для всех способе погребения, отсутствии платы за места на кладбищах (Декрет о кладбищах) похороны сами по себе не могли приносить доход. Установка
Это привело к недолгому возрождению похоронного дела. В городах снова открываются погребальные кооперативы и артели, предлагающие похоронные услуги. Один из таких примеров похоронного ренессанса описан Ильфом и Петровым в романе «Двенадцать стульев»: «Это была приятнейшая из улиц, какие встречаются в уездных городах. По левую руку за волнистыми зеленоватыми стеклами серебрились гробы похоронного бюро «Нимфа». Справа за маленькими, с обвалившейся замазкой окнами угрюмо возлежали дубовые пыльные и скучные гробы гробовых дел мастера Безенчука. Хотя похоронных дел было множество, но клиентура у них была небогатая. «Милости просим» лопнуло еще за три года до того, как Ипполит Матвеевич осел в городе N, а мастер Безенчук пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде свой лучший выставочный гроб. Люди в городе N умирали редко, и Ипполит Матвеевич знал это лучше кого бы то ни было, потому что служил в загсе, где ведал столом регистрации смертей и браков».
Культурную инерцию помпезных похорон в 1920-е годы можно наблюдать и в фильме «Веселые ребята» (реж. Григорий Александров, 1934), когда оркестр главного героя репетирует, подрабатывая на похоронах. Музыканты сопровождают траурную карету, медленно двигающуюся по улицам Москвы, и церемония не кажется советским гражданам чем-то необычным. Похоронные бюро в 1920-е годы сохранялись в том же виде, что и в Российской империи.
По мере сворачивания НЭПа похоронные бюро были возвращены под ведомство местных коммунальных служб. К примеру, в 1924–1925 годах в состав образованного в Екатеринбурге «Коммунального треста» помимо автотранспортного предприятия входили скотобойни, бани, гостиница, парикмахерские и похоронное бюро (Орлов 2015).
Коммунальные службы брали на себя предоставление похоронных услуг весьма неохотно, кладбища постоянно переходили из сферы ответственности одного органа к другому. Например, похоронное отделение Городской управы Ново-Николаевска (с 1926 года — Новосибирска) в сентябре 1918 года было реорганизовано сначала в похоронное управление Комиссариата городских хозяйств, затем в Центральный похоронный подотдел отдела благоустройства Совета коммунального хозяйства. В 1921 году похоронный подотдел был преобразован в Управление похоронным делом подотдела хозяйственных предприятий губернского отдела коммунального хозяйства, в 1922 году — в Правление «Похоронное дело», с 1924 года — в Похоронное отделение подотдела благоустройства губернского откомхоза (отдела коммунального хозяйства), с октября 1927 года — городского, а с апреля 1929 года — областного откомхоза. Приказом по откомхозу от 2 января 1931 года отделение было реорганизовано в трест «Похоронное дело» (История 2005).
Из 3276 предприятий, зарегистрированных в городах РСФСР к 1928 году, 2164 относились к предприятиям общего пользования, и только 10 из них относились к похоронным бюро (Орлов 2015). Эти цифры позволяют оценить уровень развития похоронного дела в советское время.
Из-за постоянной перевода учреждений похоронной сферы от одного органа к другому муниципальные службы не могли нормально выполнять свои функции. Похоронного персонала, инвентаря и самих бюро не хватало. Например, в справочной книге за 1931 год «Весь Новосибирск» похоронное бюро в составе подведомственных учреждений «Коммунтреста» является единственным в городе. В огромной Москве в 1938 году местные власти создают одну большую сеть (кластер) похоронных организаций — прообраз современного ГБУ (Государственное бюджетное учреждение) «Ритуал». 4 марта 1938 года президиум Московского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов объединил в Московский городской трест похоронного обслуживания 26 кладбищ, один крематорий, 4 мастерские по изготовлению предметов похоронного ритуала и 22 магазина по продаже похоронных принадлежностей (согласно данным официального сайта ГБУ «Ритуал»). И это всё — на 4 миллиона жителей огромного города и приблизительно на 8–9 тысяч умирающих ежемесячно.
В 1934 году Дионисий Горбацевич, уехавший в США, совершает ностальгическую поездку в СССР, и в своих дневниках описывает увиденное: «Если вы, читатель, думаете, что в СССР, "единственной социалистической стране в мире" всех одинаково хоронят, то вы глубоко ошибаетесь. Вот вам три примера похоронных церемоний, которые я видел. В Ленинграде туристов везли на автобусах из Европейской гостиницы на фабрику, где устроена образцовая столовая. Недалеко от большой фабрики имени Ленина, на которой работает сверх трех тысяч человек, мы заметили медленно двигавшуюся худую белую лошадь с катафалком, покрытым черным покрывалом. Впереди сидел обросший волосами еврей, а сзади шло десять евреев, одетых в лохмотья. Хотя наш автобус быстро мчался, минуя похоронную процессию, но туристы-евреи, ехавшие в нем, просто пришли в ужас, увидев совершенно нищенскую процессию своих собратьев по национальности. Не было ни музыки, ни цветов. Не видно было слез у бедных и из мученных людей, хоронивших своего родственника. Быть может, шедшие за гробом были даже довольны, что ужасная смерть освободила покойного от кошмарной советской жизни. В первый день нашего приезда в Москву группу туристов посадили на большой автобус и повезли по городу, чтобы показать достопримечательности города. Нас везли, конечно, в лучшие места, останавливался автобус порою на несколько минут возле того или другого здания или фабрики. Девушка-гид в красной шапочке объясняла нам их историю и значение. Проезжая по узкой и глухой улице, мы заметили похоронную процессию из 16 душ. Худая и тощая лошадка везла медленно гроб с умершим. Только по кресту на покрывале и по публике, шедшей за гробом, можно было узнать, что хоронят православного и по православному обряду. Люди шли тихо, спокойно, без музыки и слез, понурив головы. Шли исхудалые, измученные в отрепьях. Кажется, легче
Попытки навести порядок в похоронном деле предпринимались, но не увенчались успехом. Например, в январе 1938 года на заседание президиума городского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Новосибирска выносится для обсуждения следующая тема: «О состоянии похоронного дела в городе». В первом же абзаце постановления сформулированы удручающие выводы: «Похоронное дело находится в преступно запущенном состоянии: охрана кладбищ, контроль за захоронением почти отсутствуют; кладбища не огорожены, не благоустроены, а имеющиеся на центральном кладбище мастерские по обслуживанию нужд захоронения не отвечают элементарным требованиям, содержатся в антисанитарном состоянии. Катафалк, линейки, лошади, сбруя и одежда служителей при похоронных процессиях по своему состоянию совершенно не удовлетворяют требований. На кладбищах нет правил о захоронении и содержании кладбищ». В начале 1942 года специально разрабатывается положение о ведении похоронного дела в городе, которое утверждается решением исполкома горсовета. По этому положению похоронное бюро передавалось в ведение отдела коммунального хозяйства Заельцовского районного Совета депутатов трудящихся, становилось юридическим лицом и самостоятельной хозяйственной единицей, действующей на началах хозяйственного расчета и имеющей своей целью обеспечивать погребальные услуги. Но уже в ноябре 1942 года отмечается, что похоронное бюро Новосибирска приходит в упадок, обслуживание трудящихся остается неудовлетворительным. Похоронное бюро выводится из ведения Заельцовского райкомхоза, не справившегося с работой, и снова передается как самостоятельная хозрасчетная единица в подчинение «Горземлетресту» (История 2005).
Такое положение дел в ритуальной сфере было характерно для всех городов Советского Союза. Игорь Орлов отмечает, что в 1939 году «кладбища, в культурном содержании которых заинтересованы миллионы населения, во многих городах, не говоря уже о селах и деревнях… загажены, не благоустроены, чем вызывают справедливое недовольство трудящихся» (Орлов 2015). Архивные свидетельства позволяют сделать вывод, что причинами подобной бесхозяйственности является все то же отсутствие ресурсов для поддержания затратной инфраструктуры. «Даниловский вестник» публикует жалобу Бориса Занина: «На Даниловском кладбище с весны этого года хулиганы стали разрушать памятники, ограды, скамейки. Устные заявления коменданту кладбища ни к чему не привели. На написанную мной жалобу я получил изумительный ответ Треста похоронного обслуживания. Заведующий отделом эксплуатации кладбищ т. Манцов подтверждает изложенные мной факты, но при этом заявляет, что хотя трест содержит сторожевую охрану, но "администрация не отвечает за сохранность надгробий". Впрочем, утешает меня т. Манцов, "администрация ведет борьбу и в случае выявления виновных привлекает их к ответственности". Я затратил около 500 руб. на все сооружения, их варварски сломали, а виновных нет. Что же это за сторожевая охрана?» (Даниловский вестник 1939).
Эти выводы подтверждает в частной беседе и Анна Соколова: трест похоронного обслуживания постоянно ищет возможности передать функцию поддержания кладбищ какой-либо другой организации. Кладбища пытались восстанавливать энтузиасты. Одной из таких групп было «Общество изучения Московской губернии» (ОИМГ). В докладе о положении кладбищ и письме правления ОИМГ в Моссовет от 14 июня 1932 года говорилось, что «кладбища представляют собой заросшие пустыри с отсутствующими или поломанными оградами, а надгробия расхищаются и ломаются». За три года общество своими силами привело несколько кладбищ в порядок. Всего Общество изучения Московской губернии израсходовало на эти цели 366500 рублей. «Общество передало райкомхозам кладбища во вполне благоустроенном состоянии», — констатировали П. Н. Миллер и А. И. Малиновский от имени ОИМГ 29 августа 1930 г. Однако Моссовет решил ликвидировать эти общественные организации, и они были закрыты. В то же время расформировали и похоронный подотдел, его функции перешли в ведение районных коммунальных органов, большинство из которых при этом «отказалось взять под свое наблюдение и свое ведение находящиеся на кладбищах могилы выдающихся деятелей» (Мамонтов 2013).