Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия

Мохов Сергей Викторович

Средневековая мортальная картина будет неполной без еще одного важного средневекового представления о загробной жизни — догмата о чистилище и всеобщем воскресении. Католическая церковь рассматривает смерть тела как переходный этап между земной жизнью и жизнью вечной. После смерти душа отделяется от мертвого и грешного тела и отправляется на тот свет. Там она должна попасть или в рай, или в ад — кому как воздастся по итогам его земной жизни. А тленное и богомерзкое тело остается на земле в ожидании воссоединения с душой во время всеобщего воскрешения из мертвых и Страшного суда. В представлении Церкви тело неразрывно связано с душой и обязательно должно физически воскреснуть: «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий. Не дивитесь сему; ибо наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения» (Ин. 5:25-29) [16] . Но если праведники попадут в рай, а грешники в ад, то какова судьба тех, кто творил и добро, и зло? Средневековый человек отвечал: «Они попадут в чистилище» (Ле Гофф 2009).

16

Вновь

обращаясь к Дж. Фрэзеру, надо отметить, что бессмертие и воскрешение присутствовали в сюжетах практически всех религий еще до появления христианства — возможность умирать и перерождаться заложена в цикличной природе окружающего мира. Однако принципиальное отличие христианства заключается в возможности плотского воскресения после смерти, в то время как более ранние культы отвергали такую возмохность и даже выделяли смертность как принципиальное отличие между богами и людьми. Например, персонаж древнегреческой мифологии Асклепий был столь великим врачом, что мог воскрешать мертвых: люди перестали умирать. Бог смерти Танатос, лишившись добычи, пожаловался Зевсу на Асклепия, нарушающего мировой порядок. Зевс согласился, что, если люди станут бессмертными, они не будут отличаться от богов. Громовержец поразил Асклепия молнией, но великий врач не попал в царство мертвых — он стал богом врачевания.

Согласно учению католической церкви, чистилище — это своего рода временное пристанище для «не достаточно праведных» душ. Для средневекового человека это именно то место, куда попадет большинство окружающих его людей. Пока душа находится в чистилище, живые могут помочь мертвым. И даже больше — мертвые находятся среди живых [17] . Отсюда вытекает несколько следствий-практик, которые легли в основу похоронного дела в Средние века.

Во-первых, родственники умершего должны постоянно совершать заупокойные молитвы, чтобы облегчить посмертную участь усопшего, искупить его грехи и таким образом помочь ему перед Страшным судом (Laqueur 2015: 88). Блаженный Августин уделяет этому важному вопросу целую главу в своей книге «О граде Божьем» (Августин 1998: 373–393). Гуревич отмечает, что уже в XI веке повсеместно сложилась практика поминовения мертвых и вознесения молитв об усопших. Люди стремились оказать максимальное влияние на свою посмертную участь: в завещаниях богатые аристократы указывали на необходимость отмаливания собственной души и даже наперед оплачивали определенное количество церковных служб [18] .

17

Поэтому, кстати, первые представления о призраках массово появляются уже в XII веке. Если душа бессмертна, значит, она в определенных случаях может оставаться на земле и демонстрировать свое присутствие. И не только дух, но и тело становилось источником подобных страхов. Останки человека, лежавшие на кладбище в ожидании скорого воскресения, были в представлении средневекового человека как бы «не до конца» мертвыми. Ходячие мертвецы и другие признаки участия мертвых в жизни живых укоренились в европейской культуре именно в это время (Schmitt 1988). Нужно сказать, что средневековый человек воспринимал останки как потенциальную угрозу, если они попадут к колдуну или ведьме. Мир живых требовал ограждения от потенциальной опасности, поэтому, например, человеческие останки проходили процедуру очищения: в некоторых случаях им наносились увечья, делались надрезы. Все для того, чтобы предотвратить преждевременное воскрешение (Mays 2017).

18

Первые молитвы о покойных появились, видимо, еще в VII веке. Основоположниками этой практики стали святые мученики Маккавеи (Гуревич 1989).

Во-вторых, необходимо упокоить останки в правильном, благодатном месте — то есть поближе к храму [19] . Сама процедура погребения и уж тем более визуальное украшение могилы не играют роли, потому что могила — это всего лишь место ожидания всеобщего и к тому же скорого воскресения, а значит, и соединения тела с душой [20] . В середине XIV века Уильям Эдингтон, епископ Уинчестера, пишет: «Католическая церковь верит в воскресение тела из мертвых. Тело умершего, освященное свершением Святых Таинств, погребается не в языческих местах, а на специально освященных кладбищах и в церквях, где тела содержатся как мощи святых, до дня воскресения» (Puckle 1926: 255).

19

Это возможно благодаря онтологическому отождествлению «святости», а значит, проявления особой божественной силы с местами и материальными объектами, к которым, кстати, относятся и мощи, и храмовое пространство.

20

Показательно, что слово coffin, обозначающее в английском языке «гроб», обязано своим происхождением старофранцузскому couffin, что. в свою очередь, обозначает «колыбель» (Lewis and Short 1879).

В дополнение к этому постоянное ожидание конца света не оставляет средневековому человеку места для осмысления смерти во временной перспективе — ведь за кончиной, по сути, совсем скоро должен наступить Страшный суд и всеобщее воскресение. Средневековый человек не чувствовал прошлого и не был заинтересован в долговременном планировании своего будущего. С точки зрения Мирчи Элиаде, это вполне логично: мифологическая картина мира не предполагает четких границ между прошлым и будущим, между живыми и мертвыми (Элиаде 2012). Именно поэтому практически в любых культах мы встречаем постоянное обращение к умершим предкам, их постоянное влияние на повседневную жизнь и, как следствие, материальные свидетельства их присутствия — средневековое христианство здесь не исключение. Можно сказать, что человек Средневековья не видел необходимости в физических границах между кладбищем, церковью и городом: ландшафт средневековых улиц органично включал в себя и «мертвое», и «живое» — и то, и другое были одинаково реальны. Могилы и кладбища — это действительно временные пристанища для христианина (Ламонт 1984).

Воскресение мертвых и Судный день. Каждого грешника ждут жуткие телесные муки и страдания, а все умершие будут воскрешены в своих телах. Италия. 1492 г.

Интересно, что Роберт Герц (1881–1915) — один из первых антропологов, обратившихся к теме смерти, — посвятил свои обширные исследования именно схожим похоронным ритуалам. На примере полевых исследований племен острова

Борнео он продемонстрировал, что представители изучаемых им племен убеждены, что после физической смерти человек оказывается в состоянии «не живого и не мертвого». Герц называет это «промежуточным периодом». Физически мертвый человек как бы пребывает в этом символическом состоянии, пока с помощью особого ритуала он не будет переведен в разряд мертвых. Герц описывает ритуал «двойных похорон»: сразу после смерти труп помещается в специальное место, где ждет своего часа, пока плоть окончательно не отделится от костей. И только потом сами кости захораниваются в месте окончательного упокоения. Герц объясняет это тем, что тело нуждается в освобождении от души. Душа уходит не сразу, а в процессе гниения постепенно отделяется от физиологической оболочки. Герц связывает это с особыми представлениями о связи жидкостей (крови, слюны, мочи), души и тела (Hertz 2004). Можно провести некоторые параллели с тем, как обращались с останками в Средние века, ожидая, пока плоть сгниет в земле, и затем сохраняя кости в специальных хранилищах. Особенно это важно, если учесть представления средневекового человека о чистилище и «не до конца мертвом» состоянии человека после биологической смерти.

Корни подобного отношения к смерти, умиранию и мертвому телу лежат в средневековой философии, которая выстраивалась на древнегреческом идеализме. Корлисс Ламонт, подчеркивая противоречивость и непоследовательность многих представлении средневековой церкви в отношении к смерти, телу и бессмертию, называет это попыткой соединить дуализм и монизм (Ламонт 1984). Отвержение материи диктует отрицательное отношение к телу. В этом ракурсе для самой идеи бессмертия целостность тела совершенно не важна. Бессмертие, понимаемое очень прямо, то есть как непосредственное физическое воскрешение тела, причем в его идеальном виде, не нуждается в сохранении земной физической оболочки. Раз идея телесного бессмертия отвергает необходимость подобного сохранения, то и в институциях, которые обслуживают тело, нет никакой необходимости. Кладбище, как понимаем его мы сейчас, не существовало в Средние века, а церковные погосты не были предназначены для сохранения телесных останков (Rugg 2015).

Только в позднее Средневековье закладывается структурный фундамент для развития и трансформации похоронной сферы. С XIII века европейская культура формируется как преимущественно городская. Как уже отмечалось, основное население городов составляют ремесленники и торговцы, объединенные в профессиональные союзы. В средневековом городе возникают особые культурные формы и практики: театр, уличные представления, ярмарки и т. д. Развивается местное самоуправление, растет слой обеспеченных горожан — буржуазии. Это приводит к тому, что, с одной стороны, гильдии и цеха все активнее включаются в процесс организации похорон членов собственных сообществ, а с другой — буржуазия становится главным потребителем ритуальных услуг. В позднее Средневековье похороны приобретают первые потребительские черты: они не только выполняют религиозную функцию, но и служат для демонстрации статуса погребаемого и его семьи. В этом заключен серьезный ресурс для будущей коммодификации похорон и их секуляризации.

В XV веке замкнутая средневековая католическая цивилизация начинает разрушаться. С началом колонизации, великих географических открытий, с развитием общественных и точных наук, философии, появлением идей гуманизма и т. д. перед средневековым человеком открывается новый мир, который требует объяснения. Религиозная доктрина больше не в состоянии дать удовлетворительные ответы на новые, весьма острые, вопросы. С другой стороны, открытия были бы невозможны без формирования европейского политического/культурного/социального ландшафта как ландшафта прежде всего городского. Именно город становится местом, где формируются вертикальные связи, где возникает «новый европейский человек», который и разрушает средневековый европейский уклад. Повышается уровень медицины и увеличивается продолжительность жизни [21] . Из городской культуры вырастают капиталистические отношения [22] .

21

«В XVI и особенно в XVIII в. средний возраст смерти по сравнению с предшествующими столетиями заметно повышается. (Речь идет, разумеется, лишь о «нормальных» годах.) Так, у родившихся в XVII в. представителей светской и церковной аристократии средняя длительность предстоящей жизни в 40-летнем возрасте составляла 24-28 лет (т. е. они умирали в возрасте 64–68 лет), а у тех, кто дожил до 60 лет — 11-15 лет. Во второй половине XVIII в. только за полстолетия (1740-1789 гг.) среди людей между 20 и 60 годами смертность уменьшилась с 40,1% до 35,5%. Как констатируют авторы «Истории французского населения», «при Старом порядке редко умирали молодыми, чаще всего смерть настигала либо детей, либо стариков»» (Бессмертный 1990: 233).

22

Конечно, будет еще и Контрреформация, наберет силу инквизиция и случится многое другое. Я не говорю об урбанизации и развитии европейской цивилизации как ? явлении, которое одномоментно изменяет отношение людей к базовым вещам, в том числе и к смерти.

Эта культурно-социальная напряженность становится причиной Реформации, которая привела не только к серьезным уступкам со стороны католической церкви, но и к религиозным войнам во Франции (Варфоломеевская ночь) [23] , гонениям на протестантов, Тридцатилетней войне, а также к развитию научного знания и философии. Протестантские страны получили мощный толчок развития благодаря более гармоничному соотнесению новой религиозной догматики с чаяниями буржуазии и складывающимися капиталистическими отношениями.

23

Многие жертвы Варфоломеевской ночи были захоронены на территории уже упоминавшегося кладбища Невинноубиенных младенцев Вифлеемских.

К концу XVI века Европа подошла в ценностном модусе, принципиально отличном от того, каким он был в Средние века. Католический мир, который объединял все народы Западной Европы под духовным руководством Папы Римского, прекратил существование. И конечно, в этом новом мире новое место потребовалось и мертвым.

Реформация и отношение к смерти

Магдалена Лютер, любимая дочь инициатора Реформации Мартина Лютера, умерла 20 сентября 1542 года. Ей было всего 13 лет. Она умирала от лихорадки, и ничто не могло ей помочь. Мать Катарина Лютер молилась за нее. Отец повторял: «Я очень люблю свою дочь, но если это твоя воля — взять ее, то я буду рад узнать, что она с тобой, Господи». Вскоре Магдалена умерла в его объятиях. Молитвы родителей прекратились. Магдалена оказалась вне досягаемости человеческого заступничества (Koslofsky 2000: 122) [24] .

24

Разделение (англ, separation) — термин, который использует Лютер для описания того, что происходит после смерти.