Рождение света. Том первый
Шрифт:
Хозяин дома подошёл к небольшому столику, привезённому, по-видимому, из далёкой арабской страны, с синими орнаментами и искусно вырезанными графическими узорами, на котором покоился графин вина. Медленно подлив себе в бокал, он повернулся лицом к гостям, задав животрепещущий вопрос:
– И с какой же целью сын папы римского самолично прибыл в моё скромное жилище?
Хотя вопрос его был справедлив, Чезаре стало не по себе. Взор вишнёвых глаз окинул его с ног до головы, и гонфалоньер вдруг почувствовал, как что-то вязкое и тёмное окутывает его, будто пытаясь проникнуть в самую душу. Мелкой дрожью покрылось тело, а сердцебиение участилось; у Борджиа промелькнула мысль тут же встать
– Достопочтенный синьор… – начал было гонфалоньер, стараясь предстать учтивым.
– Ох! Я вроде бы ясно дал понять, что не приемлю всех этих условностей, – прервал его хозяин дома, заметно раздражаясь. – Обращайтесь ко мне проще.
Но разговор оборвался, так и не начавшись, ибо в этот же момент в комнату вернулась Сагрет в сопровождении трёх девиц: одетые чуть более скромнее, они держали в руках всякого рода яства и кувшины с молодым вином. Лёгкой походкой девушки приблизились к обеденному столу и аккуратно расставили всё на неожиданно откуда появившиеся столики у кресел. Внушив себе, что изначально их попросту не заметил, Чезаре всё же никак не мог отринуться от мысли, какой мистической ему казалась обстановка в зале. А смуглянка, бросив искрящийся любопытством взгляд на Микелетто, которому всё труднее становилось оставаться невозмутимым, хлопнула своими утончёнными ладошками, и в противоположном конце комнаты расположились несколько молодых юношей с музыкальными инструментами, что стали играть какую-то восточную мелодию. Закончив сервировать столики, девушки во главе с Сагрет встали чуть поодаль и начали танцевать, очаровывающе переплетаясь друг с другом. Чезаре, сам того не понимая, заворожённо стал следить за их движениями, погружаясь в некое замутнённое состояние.
– Мои гурии пришлись вам по вкусу, – ехидно подтвердил мужчина и уселся обратно на диван, закинув ногу на ногу. – Но перейдём же к делу, ибо я привык решать всё без промедления, а уж после мы обязательно предадимся удовольствиям, невзирая на исход беседы.
Борджиа сразу себя отдёрнул, чувствуя заранее проигравшим, полагая, что весь этот спектакль был заранее спланирован для него и Микелетто, дабы создать обманчивое впечатление. Однако он был не настолько глуп, он видел и понимал: где-то существовал подвох.
– Его Святейшество изволил поближе познакомиться с вами, Люцифер, – начал Чезаре, говоря как можно вежливее. – Как папа Католической Церкви, защитник истинной Веры и Рима, он должен знать о всех важных людях, что живут здесь.
– Раз Его Святейшество так заинтересован моей персоной, то он мог просто пригласить меня на любое из светских мероприятий, а не отправлять в мой дом своего сына, готового выполнять любое глупое поручение, – изрёк мужчина, высокомерно закатив глаза.
Голос его звучал холодно; гонфалоньер сразу напрягся от того, что хозяин дома не только назвал его фамильярно, без почтения, так ещё и насыпал соль на незаживающую рану.
– Всё совсем не так… – стушевался Борджиа, не зная, как подобрать нужные слова для более деликатного ответа.
– Прошу, только без лукавства, – прервал Люцифер, смотря на Чезаре исподлобья, отчего непонятно по какой причине это вызывало в Борджиа ещё больший страх. – Я прекрасно понимаю, зачем вы здесь – изучить меня, и если я сойду за послушного щенка, то перенять на свою сторону, заручиться моей поддержкой и влиянием.
Чезаре вмиг вжался в кресло, совершенно растерялся, не понимал, почему он – правая рука понтифика – ощущал полнейшую беспомощность, не
– Зачем же прибегать к оружию? – усмехнулся он, как ни в чём не бывало оставаясь на диване, делая глоток вина. – Мы просто говорим… Синьор Борджиа, это ведь смешно – прикажите своему головорезу остановиться.
Борджиа кивнул Микелетто, давая понять, чтобы тот не усугублял ситуацию, мысленно обдумывая свои дальнейшие действия. Разговор явно ушёл не в то русло, и мужчина не понимал, как теперь продолжать сей странный диалог, что с самого начала претерпел фиаско.
– Я прошу прощения за Микелетто… – только и смог сбивчиво произнести Чезаре.
– Его рвение защитить честь своего господина мне ясно, а вот ваше желание использовать меня для своих подковёрных интриг… немного удручает. Неужели вы думаете, что мне интересно участвовать в сих недостойных меня баталиях? Немыслимо, чтобы такой, как я… – раздражённо изрёк хозяин дома, не договорив оконечную мысль.
Он посмотрел куда-то в сторону, стараясь сдержать недоумение и выглядеть совершенно отстранённым, словно только что никто не пытался напасть на него с кинжалом наперевес, а после улыбнулся сам себе и, вскинув бровь, щёлкнул пальцами.
– А впрочем, это всё пустое. Я думаю, нам всем просто необходимо перевести дух. Начало нашего знакомства несколько не задалось. Я бы хотел это исправить.
Люцифер говорил медленно, обволакивающе и так искренне, что у его гостей будто и не было никакого повода до сего момента не доверять ему.
– Выпейте вина, расслабьтесь. Моим гуриям я давно наскучил. Они совсем истосковались по мужскому вниманию…
Издав лёгкий смешок, хозяин дома махнул рукой, подзывая Сагрет. Когда она подошла к нему и наклонилась слишком вызывающе, он что-то неразборчиво шепнул ей на ушко, после чего та улыбнулась глазками в ответ – гонфалоньеру показалось, что янтарные глаза вспыхнули каким-то ярким огнем, – а затем куда-то поспешно удалилась…
Из крепкого капкана бодрящих сновидений меня вырвало шипение Сагрет; своим язычком она нежно щекотала мне за мочкой и, играючи заискивая, прошептала:
– Хозя-я-яин, вы просили разбудить вас до полудня.
Открыв глаза, я подивился собственной расторопности: оказалось, я заснул прямо в мраморной зале на кушетке у открытого окна, бережно укрытый куском дамаста [29] .
– Благодарю, дорогая, – произнёс я, переведя взор на Сагрет, сидящую на полу подле меня. – Ох, прошу, прикрой лицо… Наши гости ещё не готовы к подобного рода печальным неожиданностям.
29
Ткань (обычно шёлковая), образованная блестящим атласным переплетением нитей.
Она обидно зашипела и мгновенно отстранилась, однако понимая, что ей лучше исполнить сей вежливый приказ, стала озираться по сторонам в поисках столь необходимой части гардероба. Ибо вместо пухленьких щёчек и мягких нежных губ, что ранее были значимым элементом её несомненной прелести, теперь была зияющая дыра, обнажающая челюсти с тонкими острыми клычками и змеиным раздвоенным языком, извечно пробующим на вкус воздух.
– А ночью сме-е-ертный не испугался… Ему да-а-аже понравилось, – прикрыв лицо, изрекла она, поправляя спутавшиеся волосы.