Рождённая на стыке веков

Баширова Шаира

Казалось, во мне что-то изменилось, я не понимала что, но почувствовала свободу, которой у меня никогда не было.

– Вы по имени друг друга называете… так вы не мать и дочь? – спросил Мирза, внимательно рассматривая Бахрихон опа.

– Что Вы! Нет конечно. Как бы это Вам объяснить… мы… жёны, нет… мы женщины одного мужчины, жили в одном доме, я, правда, потом впала в немилость и хозяин милостиво оставил меня в доме прислугой. А Халида была любимицей Турсун бая, родила ему двоих детей. Но… они не выжили, – опустив голову, говорила Бахрихон

опа.

Смотреть в глаза незнакомому мужчине, было не положено, но Бахрихон опа украдкой бросала смущённые взгляды на Мирзу.

– Двоих детей? Но… она же ещё сама ребёнок! Когда же она успела? – искренне удивился Мирза.

– Её в одиннадцать лет привели в дом бая, сначала, просто помогала по дому, прислугой была. Потом… хозяин очень сына хотел, ну… наследника. И Халиду повели в покои хозяина. Правда, у неё первая девочка родилась, её… она не выжила. Но хозяин не выгнал Халиду, даже полюбил её, а когда она сына ему родила, он её боготворил, – кинув взгляд на Мирзу, сказала Бахрихон опа.

– Это просто ужасно! Милостивый бай, нечего сказать. Ей в куклы играть, а она детей рожает. Сколько же лет было Вашему хозяину? И где он сейчас? Что заставило вас приехать в Ташкент? – поинтересовался Мирза.

– У нас девочки в куклы не играют, голод, беднота… идут в услужение или, если повезёт, женщиной бая станут. Халиде повезло. А хозяин… его нет, убили. Мы из кишлака от голода бежали, всё лучше, чем сидеть и ждать голодной смерти, верно?– сказала Бахрихон опа.

– Туда ему и дорога. Баям и басмачам не место в мире, где наступило такое время и вся власть перешла народу. Теперь жизнь будет налаживаться. Не сразу, конечно, но наступит день, когда все будут сыты. Равноправие и спокойная жизнь начнётся, – воодушевлённо говорил Мирза.

Но мне не понравилось, что он так сказал о Турсун бае.

– Да у тебя глаза закрываются, девочка. Иди, ложись на кровать, я на стул пересяду. Кровать большая, вместе поместитесь, а я на полу лягу, вот… курпачу постелю и лягу, – вставая с кровати, сказал Мирза.

Я и правда очень устала и жутко хотелось спать. Поэтому быстро легла и закрыла глаза. Но как часто бывает, когда сидишь, хочется спать, а ляжешь, сон пропадает. Думая, что я сплю, Мирза и Бахрихон опа перешли почти на шёпот.

– Сколько же тебе лет? – спросил Мирза, внимательно посмотрев на Бахрихон опа.

– Тридцать четыре скоро. А что? На завод не возьмут? Старая уже? – с волнением спросила Бахрихон опа.

– Какая же ты старая? Красивая. Сними платок, он почти все твоё лицо закрывает. Ты знаешь, что очень красивая? Чернобровая, с большими глазами, белолицая… я ещё в поезде это заметил, – сказал Мирза, не отрывая взгляда от Бахрихон опы.

– Скажете тоже. Красотой сыт не будешь, – смутившись, но всё же снимая платок с головы, ответила Бахрихон опа.

– Нет, нет,

правду говорю. Может ты спать хочешь? Так ты ложись. Да и поздно уже, – сказал Мирза, не торопясь вставать.

– Я привыкшая ночами не спать. Да и неудобно, с мужчиной в одной комнате спать, – ответила Бахрихон опа.

Вдруг Мирза положил руку на руку Бахрихон опы, вздрогнув, она отдёрнула руку и опустила голову ещё ниже.

– Ты не бойся меня, Бахрихон, я ничего дурного не замышляю. Просто… как бы это сказать… мне скоро сорок лет, ни жены, ни детей. Всё некогда было, то одно, то другое. Ладно… поздно уже, утром вставать рано. Да… туалет в конце коридора, если что, – тоже смущаясь, сказал Мирза, наконец поднявшись со стула.

При его последних словах, Бахрихон опа совсем растерялась. Он будто мысли её читал, она едва сидела, терпела с самого прихода сюда, но стеснялась спросить, где можно справить нужду. И когда Мирза, бросив курпачу на пол, к противоположной стене, лёг и отвернулся, я села на кровати.

– Ты чего не спишь? – испуганно посмотрев на меня, спросила Бахрихон опа шёпотом.

– Я тоже хочу, – так же шёпотом, ответила я.

– Чего? В туалет, что ли? – спросила Бахрихон опа.

– Ну да. Еле терплю. А одна боюсь идти, – опуская ноги на пол и надевая свои кауши, сказала я.

– Ладно, пошли. Только тихо, Мирза спит, – сказала Бахрихон опа, взяв меня за руку.

Мы тихонько вышли в коридор, освещённый одной тусклой лампочкой и пошли по нему. Но мы пошли в обратную сторону и пришли к выходу.

– Кажется, нам надо обратно идти, не в ту сторону, пошли, – не выпуская мою руку, сказала Бахрихон опа.

И мы пошли обратно. Туалет оказался в самом конце длинного коридора. Маленькое оконце в стене, несколько унитазов, но не такие современные, а без сидения, к которым мы не привыкли. В кишлаке туалеты были проще, яма, огороженная досками и всё. У Турсун бая туалет был обложен пахсой (глиняные куски, в виде кирпичей)

– Ой, а это что? – увидев отдельно душ в углу, спросила я.

– Не знаю. Давай быстрее, – ответила Бахрихон опа.

– А кусочки бумаги тут зачем? – посмотрев на кусочки старой газеты, спросила я.

– Хм… не знаю… может подтираться? – спросила она меня.

– Да? А где кессак (кусочки сухой глины)? – спросила я.

– Нет тут кессак. Это в кишлаке кессак, а тут вот бумага. Но почему исписанная… непонятно, – ответила Бахрихон опа.

Наверное, над нами бы посмеялись, если бы услышали, но мы были наивны даже в этом. Нужно было вымыть руки, но в кишлаке были арыки, а тут… мы не смогли догадаться, что нужно было повернуть краник в умывальнике и вымыть руки.