Рождённая на стыке веков
Шрифт:
– Очень есть хочется, – тихо сказала я, услышав, как у меня в животе заурчало.
– Потерпи, я тоже голодна. Что ты, как маленькая? Мирза скоро выйдет, – ответила Бахрихон опа.
И Мирза вскоре вышел к нам. Он протянул Пулат ака бумагу, тот долго её изучал и наконец открыл нам низенькую дверцу проходной, за которой нас ждал Мирза. Мы прошли во двор и долго шли к зданию. Оглядываясь, я увидела огромных размеров цеха, это Мирза сказал, что именно оттуда выходят готовые тракторы. Что такое
– Галочка, нам бы к директору. Поговорить с ним нужно, это важно, – нагнувшись над столом, сказал Мирза.
Он говорил на русском языке и конечно, мы его не поняли. Описывая события своей жизни, я пытаюсь писать предельно понятно, думаю, разговор происходил именно так.
– Я сейчас спрошу у него. Подожди, – ответила Галочка и встав из-за стола, тихо постучала в дверь кабинета.
Она вошла и тут же вышла, приглашая нас войти. Меня сковал страх, ноги словно окаменели, я схватила за руку Бахрихон опа. У неё руки были ледяные, несмотря на тёплую, весеннюю погоду.
За столом сидел тот мужчина, что приехал на чёрной машине. Его совершенно лысая голова сверкала, от падающих через большое окно лучей солнца. Он постоянно вытирал платком свою лысую голову. Довольно упитанный, в костюме, он приподнял на лоб очки и посмотрел на Мирзу.
– Что у тебя? Разве ты не должен сейчас стоять за станком? – басовитым голосом спросил он.
– Владимир Иванович, у нас висит объявление, требуются сборщицы и упаковщицы. Вот, эти женщины пришли устраиваться на работу, – уверенно сказал Мирза.
– Ну… и иди в отдел кадров, чего до меня пришёл? – надевая очки, сказал Владимир Иванович.
– Я был там, Ваша подпись нужна,– ответил Мирза.
– Да, я знаю. Пусть пишут заявление, я подпишу. А ты работать иди, нам квартальный план сдавать, – громко сказал Владимир Иванович.
– Идём, Бахрихон, – сказал Мирза и быстро пошёл к выходу.
В отделе кадров, куда мы пришли с Мирзой, нас попросили написать заявление о принятии ученицами в сборочный цех. Я растерянно посмотрела на Бахрихон опу.
– Я писать не умею, – сказала Бахрихон опа Мирзе, который нервно ёрзал на месте.
– Вот что… мне работать надо. Вам всё объяснит Мария Васильевна. Никуда из цеха не уходите. В обед, это в два часа дня, я зайду за вами, в столовую пойдём, заводскую, – сказал Мирза и быстро вышел.
Мы с Бахрихон опа дружно посмотрели на Марию Васильевну, с короткой стрижкой светлых волос, худощавая женщина высокого роста, лет тридцати семи, с продолговатым лицом, с острыми глазами, она велела нам сесть, что мы послушно и сделали.
–
Мы молча ждали, правда, совсем не понимая, чего.
– Татьяна! – вдруг крикнула Мария Васильевна, от чего я вздрогнула и испуганно оглянулась. В просторную комнату, со множеством папок и бумаг в шкафах, вошла молоденькая девушка с длиной косой.
– Звали, Мария Васильевна? – спросила Татьяна, подойдя к столу.
– Садись за стол, пиши заявления, опять пришли неучи, – сказала Мария Васильевна, закуривая папиросу.
Татьяна быстро села и на двух листах написала за нас заявление. Мария Васильевна намазала палец Бахрихон опа чем-то чёрным и заставила приложить палец к бумаге, к заявлению, значит. А мне разрешили просто поставить крестик, что я с трудом и сделала.
– А теперь, отведи их в сборочный цех, скажи Семёнычу, пусть им всё покажет, – сказала Мария Васильевна.
Татьяна вывела нас во двор и мы, пройдя его, зашли в цех, там стоял шум моторов, лязг и крики людей. К нам подошёл пожилой мужчина, в чёрной, засаленной одежде из сукна и фуражке.
– Мирза забегал, сказал мне про них. Ты можешь идти, дальше я сам, мне не привыкать, – сказал Семёныч.
Татьяна тут же ушла. Семёныч стал нам говорить что-то на русском языке, а мы тупо смотрели на него, ничего не понимая. Кажется, он понял это и позвал паренька, узбека. Тот быстро подошёл и стал переводить нам слова Семёныча.
Так, Бахрихон опа и я были приняты на работу, мы должны были складывать готовые запчасти в ящики. Работа была не трудная, отдельное помещение в цеху, где работали многие женщины. В два часа, за нами пришёл Мирза. Я думала, что упаду в обморок от голода. Он вывел нас из цеха и пройдя двор, мы вошли в небольшое здание, запах еды ударил в нос. Посадив нас за стол, Мирза пошёл к стойке, где взял для нас суп и макароны. Я с жадностью быстро всё съела, без хлеба, его просто не было. Бахрихон опа, из своей тарелки, положила мне несколько штук макарон, я с благодарностью на неё посмотрела. Я не знаю, купил ли Мирза нам еду, или её рабочим раздавали бесплатно, но наконец, я сытно поела.
– Вечером, картошки купим, повезёт, может и хлеб найдём. Хорошо, тут можно овощи найти, – сказал Мирза.
К работе, мы с Бахрихон опа были привыкшие, но весь день сидеть, нагнувшись над ящиками… к вечеру, у меня в глазах рябило. Как и сказал Мирза, мы на местном базаре купили картошки, он тратил свои деньги, покупая огурцы и помидоры.
– Стойте здесь, я знаю, где можно хлеб достать, – почему-то почти шёпотом, сказал Мирза.
Его не было минут двадцать, наконец, он вышел из-за будки и подошёл к нам.