Рука майора Громова
Шрифт:
Ругаясь и проклиная беспокойное начальство, Холмин стал одеваться…
В кабинете начальника отдела Холмина ждал начальственный «триумвират»: Бадмаев, Гундосов и секретарь партийного бюро Кислицкий.
Был здесь, однако, и четвертый незнакомый Холмину человек, внешность которого сразу же его заинтересовала. Перед столом, с независимым видом развалившись на стуле, сидел субъект, который даже в уголовном мире никому не мог бы внушить никакого доверия. Одет он был в костюм «тюремного фасона»: рваный пиджак и штаны с бахромой и протертыми коленями, кое-где
«Сколько ему может быть лет?» — подумал Холмин, всматриваясь в физиономию незнакомца, но, ответить на этот вопрос не смог — физиономия была до того мятая и потасканная, что ее владельцу можно было дать и тридцать лет и вдвое больше: в советских тюрьмах иногда встречаются такие «люди без возраста».
Бадмаев сидел на стуле против незнакомца придвинувшись к нему вплотную. Гундосов — в кресле за столом, а Кислицкий стоял у окна, прислонившись спиной к подоконнику. По выражению их напряженных лиц Холмин догадался, что, перед его приходом, субъект с бантиком рассказывал им что-то очень интересное. На лицах Бадмаева и Кислицкого отражались любопытство, надежда, и нескрываемая радость; выражение лица Гундосова было несколько иным, на нем напряженное любопытство смешалось с чем-то откровенно скептическим, а холодные глаза смотрели недоверчиво и насмешливо.
Увидев входящего Холмина, начальник отдела кивнул ему подбородком.
— Ага! Гражданин агент. Хорошо, что вы явились так быстро. У нас новость. В одной из тюремных камер мы обнаружили спеца по привидениям. Будете работать с ним в контакте.
Злость подневольного детектива против начальства, бросившего его у разрытой могилы, а затем не давшего ему выспаться, еще не улеглась и он ответил холодно и резко:
— Мне, гражданин майор, ни с кем никакого контакта не требуется. С меня его хватит, особенно такого, как несколько часов тому назад, во время вашего поспешного бегства от могилы майора Громова.
Холмин думал, что Бадмаев рассердится, но тот благодушно отмахнулся от него рукой и подбородком.
— Бросьте про это вспоминать. Теперь у нас по-другому дело пойдет. Мы теперь с этой растреклятой «рукой майора Громова» справимся. Вот познакомьтесь с товарищем. Незаменимый спец по части привидений.
Субъект с бантиком, приподнявшись со стула, церемонно поклонился и, протягивая руку Холмину, произнес хриплым, не то простуженным, не то пропитым баритоном:
— Серж Вовушев, к вашим услугам. Доктор магических наук. Из Парижа.
Холмин еле успел подавить, чуть не сорвавшийся с его губ возглас удивления. Такой саморекомендации от подобного субъекта он никак не ожидал.
— Очень рад познакомиться, — сказал назвавшийся таким необыкновенным доктором, продолжая протягивать руку.
Пожав ее и назвав свою фамилию, Холмин вздрогнул от легкого приступа брезгливости: рука была потной, липкой и нервно вздрагивала.
— Ну, вот и познакомились. А теперь, товарищ Вовушев, давайте рассказывайте дальше, — нетерпеливо прогудел Бадмаев, придвигаясь к нему еще ближе.
Холмин
А Серж Вовушев, в это время, делая округленные плавные жесты перед плоской физиономией Бадмаева, читал ему лекцию внушительно, самоуверенно и хрипло:
— Кроме трех измерений, о которых я имел честь только что вам вкратце доложить, во вселенной существует и четвертое, невидимое нами и недоступное вашим примитивным человеческим представлениям и ощущениям. Это, так называемый, трансцендентный мир, наполненный непонятными нам метафизическими, метапсихическими, оккультными, спиритическими и тому подобными явлениями. Эти, изволите-ли видеть, явления становятся доступными человеческому разуму лишь после длительного и тщательного их изучения. К подобным явлениям относится и загадочная для непосвященных материализация астральных тел, в просторечьи называемых душами. После смерти человека его астральное тело продолжает жить в трансцендентном мире и, в любой момент, может материализоваться и предстать перед нами в виде того, что мы называем привидением или призраком…
Хриплый баритон Сержа повествовал о знакомых, хотя и смутно, Холмину вещах, но, при этом, невероятно путал их, фантазировал, импровизировал, пересыпал свою речь множеством иностранных слов, ссылался на свои «научно-дружеские связи с мадам Блаватской, мадмуазель Ленорман и знаменитым индусским факиром Кришнамурти» называл десятки европейских, американских, и азиатских городов, где ему, Сержу, будто бы пришлось побывать. Бадмаев и Кислицкий слушали его с разинутыми ртами; ничего подобного слышать им еще никогда не приходилось. По лицу Гундосова бродила скептическая насмешливая улыбка.
Холмин смотрел на рассказывающего и думал:
«Ведь это же лгун, жулик и арап. Как такие старые опытные энкаведисты — Бадмаев и Кислицкий — могут ему верить? Как они его сразу не раскусили? И чего он добивается своими баснями?»
Серж на секунду сделал паузу и обвел взглядом своих слушателей. Холмин поймал этот взгляд и повял, что кроется за ним. С помятого, потасканного и грязного, остриженного парикмахерской машинкой лица испуганно и умоляюще смотрели голодные, полные отчаяния и муки, глаза человека, долго сидящего в советской тюрьме.
«Так вот оно что. Он выкарабкивается из тюрьмы, как умеет. Бедняга. Конечно, я не буду мешать этому несчастному». — мысленно пожалел его Холмин.
У полковника Гундосова тоже поймавшего страдальческий взгляд заключенного, и, видимо, понявшего его, он, однако, никакого сочувствия не вызвал. Когда Серж, передохнув, собирался продолжать свою «лекцию», энкаведист грубо оборвал его:
— Эй, послушай-ка, Гогушев…
Слегка поклонившись Гундосову, «доктор магических наук» мягко поправил его: