Русь. Строительство империи 5
Шрифт:
— А мы? — спросил Ратибор.
Он уже понял мою задумку.
— А мы, — я обвел взглядом притихший лагерь, — снимаемся тихо, без шума. Прямо сейчас. Идем лесом, к тому верхнему броду, о котором говорил Микула. Всей пехотой. И главное — всех арбалетчиков с собой. Ночью перейдем реку и ударим Куре во фланг или в тыл, когда он бросится на нашу приманку.
— Рискованно, княже, — покачал головой Алеша. — Ночь, лес, незнакомый брод… Да и те полсотни ребят на приманке… Их же порубят!
— Рискованно оставаться здесь или лезть в ловушку Кури, — возразил я. — А ребятам дай наказ:
Девушка встала с камня, на котором сидела.
— Арбалетчики — наш главный козырь. Когда выйдем на позицию — жди моего сигнала. Огонь открывать только по команде, залпами. Цели — печенежская конница и варяжские командиры. Нужно посеять панику, смешать их ряды до того, как наша пехота ударит.
— Поняла, княже. Болтов хватит. Люди готовы.
— Тогда не мешкать! — Я поднялся. — Ратибор, Алеша — поднимайте людей. Тихо! Без лишних слов. Обоз остается здесь под малой охраной. Берем только оружие и самый необходимый запас болтов. Движемся налегке. Микула, веди!
Сборы были недолгими и тихими. Такшонь подгонял воинов, разбуженных шепотом десятников. Они быстро разбирали оружие, проверяли ремни и застежки. Слухи о засаде разошлись по войску. Никто не роптал — все понимали, что ночной марш-бросок лучше, чем гибельная переправа под стрелами врага. Вскоре темная масса войска бесшумно растворилась в ночном лесу, оставив позади лишь догорающие костры и немногочисленную охрану обоза. Небольшой отряд-приманка под командой опытного десятника двинулся по основной дороге к реке.
Марш был тяжелым. Лес ночью казался чужим и враждебным. Шли почти на ощупь, спотыкаясь о корни, цепляясь за ветки. Луна едва проглядывала сквозь плотные тучи. Тишину нарушал лишь шелест шагов по опавшей хвое да сдавленное дыхание тысяч людей. Микула и еще несколько разведчиков вели нас уверенно, безошибочно находя тропы и обходя буреломы. Я шел впереди вместе с Ратибором и Алешей, стараясь не думать об усталости. Главное — успеть до рассвета, пока Куря не разгадал наш маневр.
К реке вышли за пару часов до рассвета. Устье здесь было нешироким. Вода темная, холодная, шумно билась о камни. Лес подступал к самой воде, скрывая нас. На противоположном берегу тоже темнел лес. Брод оказался действительно неудобным –течение сильное. Переправа заняла больше времени, чем я рассчитывал. Люди шли по пояс, а где и по грудь в ледяной воде, держа оружие над головой, помогая друг другу. Арбалетчики бережно переносили свои драгоценные самострелы. Несколько человек оступились, их подхватили товарищи. Наконец, продрогшие, но обозленные, мы выбрались на другой берег.
В предрассветных сумерках начали занимать позиции. Веслава быстро расставила своих стрелков вдоль берега, используя деревья и кусты как прикрытие. Пехота выстроилась за ними, готовясь к броску. Я вглядывался вниз по течению, туда, где должен был находиться главный брод и наша приманка.
И тут донесся шум. Сначала неясный гул, потом — конский топот, крики, лязг оружия. Стало ясно: Куря клюнул. Наша приманка сыграла свою роль.
— Пора! — скомандовал я. — Веслава! Залп!
Сотни тетив щелкнули почти одновременно. Воздух наполнился хищным свистом. Мы видели, как туча болтов обрушилась на скученную у переправы массу врагов. Оттуда донеслись вопли боли и ужаса, ржание раненых лошадей. Печенежская конница, застигнутая врасплох сокрушительным ударом с неожиданного фланга, смешалась. Всадники падали, лошади шарахались, топча своих же.
— Второй залп! — крикнула Веслава.
И снова смертоносный дождь обрушился на врага. Варяги, пытавшиеся построиться для атаки на тех, кто переправлялся, тоже попали под обстрел. Болты легко пробивали кожаные доспехи степняков и даже кольчуги наемников. Паника начала охватывать отряд Кури.
— Пехота, вперед! За мной! — Я выхватил топор и первым бросился вниз по берегу, к месту боя. За мной, издав боевой клич, хлынула лавина дружинников.
Мы ударили во фланг растерянному и деморализованному врагу. Варяги, хоть и понесли потери от обстрела, попытались встретить нас, но их строй был уже нарушен. Завязалась яростная рубка. Мои воины, злые от тяжелого марша и холодной переправы, дрались с ожесточением.
Арбалетчики продолжали методично расстреливать конницу и задние ряды противника, не давая им перестроиться или прийти на помощь своим.
Печенеги, понесшие самые тяжелые потери от болтов и не привыкшие к такому отпору в ближнем бою, дрогнули. Они пытались контратаковать, но их редкие наскоки разбивались о стену щитов моей пехоты, а меткие болты снимали всадников одного за другим. Куря, я видел его в гуще боя на черном коне, отчаянно пытался собрать своих людей, рубил направо и налево, но было поздно. Его отряд рассыпался. Понимая, что битва проиграна и ему грозит окружение, хан с горсткой телохранителей и остатками конницы прорвался сквозь наши порядки и ускакал в сторону Ростова, бросив свою пехоту на растерзание.
Варяги дрались упорнее, но без поддержки конницы и под постоянным обстрелом их сопротивление слабело. Вскоре они начали сдаваться или пытаться спастись бегством через реку, где их добивали арбалетчики.
К утру все было кончено. Берег реки у брода был усеян трупами врагов. Несколько десятков варягов были взяты в плен. Наши потери были минимальны. Главное — мы разбили крупный отряд врага, сорвали их план и захватили стратегически важную переправу. Боевой дух моего войска взлетел до небес. Мы победили!
Одно омрачало победу — Куря ушел.
Пленных варягов, человек тридцать, согнали в одну кучу под охраной десятка арбалетчиков. Сидели они мрачные. Поражение и плен сделали свое дело. Я подошел к ним, оглядывая суровые, обветренные лица наемников. Мне нужен был кто-то из командиров, кто мог знать больше рядового бойца.
— Кто у вас старший был? — спросил я громко.
Варяги молчали, угрюмо глядя в землю.
— Я спрашиваю, кто командовал? Или мне у каждого по очереди узнавать? — Я похлопал топором по бедру.