Русь. Строительство империи 6

Гросов Виктор

— Ратибор, — обратился я к воеводе. — Дай мне нож. Простой боевой нож.

Ратибор на мгновение опешил, потом сунул руку за пояс и вытащил свой запасной нож — длинный, узкий клинок, идеально сбалансированный, острый как бритва. Он протянул его мне.

Я взял нож, взвесил в руке. Удобно лежит. Легкий, быстрый. То, что нужно. Шепот среди моих людей усилился. Даже древляне в толпе зашевелились, не понимая, что происходит. Идти с ножом против топора? Безумие?

Мал усмехнулся криво. Решил, что я либо сошел с ума, либо издеваюсь над ним.

— Готов умереть, чужак? — прорычал он, поднимая

топор.

— Суд, Мал, — ответил я, делая шаг вперед на расчищенное пространство между нами. — Ты его хотел.

Он ринулся на меня. Не раздумывая, не выжидая. Вся его ярость и отчаяние были вложены в этот первый, сокрушительный удар. Он бежал, занеся топор, целясь мне в голову или плечо, рассчитывая разрубить одним махом, закончить все быстро. Его скорость была приличной, инерция — огромной.

Но я ждал этого. Его атака была предсказуема в своей прямолинейности. Когда он был уже в паре шагов, почти на излете своего броска, я сделал то, чего он никак не ожидал. Не отступил назад, не попытался парировать удар ножом. Я сделал всего полшага в сторону, пропуская его мимо себя, одновременно разворачиваясь к нему боком.

Топор со свистом пронесся там, где только что была моя голова. Мал пролетел мимо, его собственная инерция несла его вперед. И в этот самый миг, когда его незащищенный бок и шея оказались прямо передо мной, я нанес короткий, молниеносный выпад снизу вверх.

Нож вошел ему точно под подбородок, в мягкое место между челюстью и шеей. Лезвие прошло сквозь плоть, хрящи, уперлось во что-то твердое и вошло дальше, глубоко, под самым основанием черепа.

В мозг.

Мал даже не вскрикнул. Его глаза широко распахнулись от шока и непонимания. Он все еще бежал по инерции. Сделал еще два или три неуклюжих шага вперед с моим ножом, торчащим из-под подбородка. Потом его ноги подкосились и он тяжело повалился лицом вниз на черный, пропитанный гарью пепел. Топор вылетел из его разжавшихся пальцев и глухо стукнулся рядом.

Все. Суд Богов свершился.

Я стоял над поверженным врагом. Кровь Мала темной лужей растекалась по пеплу у его головы. Тишина стояла мертвая. Все — и мои воины, и древляне — смотрели на произошедшее с немым изумлением. Никто не ожидал такой быстрой и такой будничной развязки.

Я носком перевернул тело врага, вытащил и вытер нож о штанину Мала, вернул его Ратибору.

— Спасибо, — коротко бросил я.

Воевода молча взял нож, его лицо оставалось непроницаемым, но я видел в его глазах искру понимания. Он оценил. Не грубую силу, а точность и расчет.

Толпа древлян молчала. Их последний князь был мертв. Убит одним ударом ножа. Их судьба теперь окончательно и бесповоротно была в моих руках. Я видел, как угасает последняя искорка непокорности в их глазах, сменяясь полной, безоговорочной апатией и страхом. Искоростень пал. Древлянская земля покорена.

Мертвая тишина повисла над пепелищем Искоростеня.

Руины, дым, труп вражеского князя у ног, толпа сломленных пленных и мое войско, готовое идти дальше. Работа здесь была почти закончена. Оставалось организовать отправку «работников» в Киев, оставить гарнизон, наметить место для будущей крепости и учебного лагеря. Мысли уже уносились вперед — к Киеву, к Мурому, к Вятичам, к Византии, к Оттону.

Задачи громоздились одна на другую.

— Ратибор, — обратился я к воеводе, не поворачивая головы. — Убрать тело. Пусть его люди видят, но без лишних церемоний. Продолжай готовить их к отправке. Такшонь, твои галичане — конвой.

— Будет сделано, княже, — голоса обоих прозвучали одновременно. Они тут же принялись отдавать распоряжения. Несколько дружинников подошли к телу Мала, подхватили его и без лишних слов оттащили в сторону, оставив на виду у толпы, но убрав с центра площадки.

Я уже собирался обсудить с соратниками первые шаги по обустройству лагеря, как краем глаза заметил движение. Один из лазутчиков Веславы, неприметный парень в потертой одежде, почти бегом приближался к ней со стороны разрушенного центра города. Он что-то быстро зашептал ей на ухо, указывая рукой туда, откуда пришел.

Веслава слушала, ее лицо мгновенно изменилось. Удивление, неверие, потом — резкая сосредоточенность. Она даже не взглянула на меня. Окликнув на бегу:

— Княже! Пойдем! Быстрее!

И тут же сорвалась с места, устремляясь вглубь руин, туда, куда указывал лазутчик. Он бежал рядом, продолжая что-то объяснять на ходу.

Такая спешка и такое волнение были совершенно не свойственны всегда собранной и хладнокровной Веславе. Что могло так ее взволновать? Новая засада? Находка, поважнее мертвого князя?

— За мной! — бросил я Ратибору и Такшоню, которые тоже с недоумением смотрели вслед убегающей Веславе.

Мы рванули за ней. Бежать по руинам было непросто. Под ногами хрустел пепел и мелкие обломки, приходилось перепрыгивать через обгоревшие бревна, огибать зияющие провалы бывших погребов. Воздух был насыщен запахом гари. Мы пробежали мимо остовов каких-то больших строений, мимо развороченной площади, где когда-то, наверное, собиралось вече. Веслава не оглядывалась, уверенно лавируя между завалами, словно точно знала дорогу.

Наконец, она остановилась у края какой-то большой ямы, почти скрытой за обвалившейся стеной большого каменного здания, похожего на склад или арсенал. Яма была глубокой, метра четыре, не меньше, с почти отвесными земляными стенами. Сверху ее частично перекрывали обгоревшие балки и куски обвалившейся кладки — видимо, крыша или помост рухнули в нее во время пожара. Поруб. Старая «тюрьма» для особо важных пленников или провинившихся соплеменников.

Веслава стояла на краю, тяжело дыша после бега, и смотрела вниз. Лазутчик остановился рядом. Подоспели и мы с Ратибором и Такшонем.

— Что там? — спросил я, подходя к краю и пытаясь разглядеть что-то в полумраке ямы.

— Смотри сам, княже, — голос Веславы был странным.

Я подошел к самому краю, стараясь не обрушить осыпающуюся землю. Заглянул вниз. На дне поруба, среди мусора и обломков, лежали две человеческие фигуры. Они были неподвижны. Измазанные грязью и сажей, в рваной одежде. На первый взгляд — просто еще двое погибших во время пожара или заваленные обломками узники, о которых все забыли.

Но что-то было не так. Их позы. Одна фигура лежала на спине, другая сидела, прислонившись к стене ямы и положив голову на колени. Что-то знакомое мелькнуло в очертаниях, в том, как сидел один из них.