"Русская Ганза". Жизнь Немецкого подворья в Новгороде, 1346–1521 годы

Бессуднова Марина Борисовна

Немецкое подворье в Великом Новгороде располагалось в непосредственной близости от Торга, между Михайловой и Ильиной улицами; недалеко располагалась пристань, куда по Волхову доставлялись ганзейские товары, и совсем рядом, через улицу помещалось Готское подворье, которое с XIV века также оказалось в распоряжении ганзейцев. Территория, где некогда располагалась ганзейская контора, в настоящий момент плотно застроена, что немало затрудняет ее археологическое исследование, подобное тому, что в 1960-е годы было произведено на месте Готского подворья. Нет основания считать, что в устройстве обоих новгородских подворий существовала принципиальная разница, и потому мы смело можем использовать результаты археологических изысканий на Готском дворе для реконструкции облика подворья Немецкого. Отдельные детали, дополняющие общую картину, можно почерпнуть из ганзейской переписки.

В отличии от контор Лондона, Бергена и Брюгге, не имевших оград, Немецкое подворье было окружено деревянным тыном с единственными воротами в сторону Михайловой улицы и Торга. С внешней стороны к изгороди вплотную примыкали либо мощенные досками улицы, либо пристройки новгородцев, из-за чего ограда временами заваливалась внутрь. Площадь подворья не подлежала произвольному увеличению, и малейшее покушение на прилегающую территорию, как свидетельствует один из приведенных выше документов (№ 56), могло обернуться для ганзейцев крайне неприятными последствиями. Обустройство ворот также требовало особого разрешения новгородских властей (№ 56) и проводилось под их надзором, равно как и строительство трубы для отвода грунтовых и сточных вод (№ 52). Внутренней же застройки подворья это правило, по-видимому, не касалось.

^{Изображение Немецкого подворья в Новгороде на скамье «новгородских гостей» в церкви св. Николая в Штральзунде}

Расположение

Немецкого подворья в средневековом Новгороде

А зданий внутри подворья имелось немало. Среди них были жилые помещения с общей горницей для проведения собраний (штаб), комнатой управляющего (хофескнехта), спальными отсеками, столовой, кухней; отдельно располагались склады, пекарня, баня, пивоварня, помещение для проверки качества воска, тюрьма и кабак. Содержание питейного заведения являлось прерогативой хофескнехта, который за свои услуги жалования не получал, но мог пользоваться доходами с продажи пива (№№ 35, 37, 49). Предметом особой заботы обитателей подворья являлась церковь святого Петра, о которой известно уже с XII века и которая, судя по сюжету «Повести о посаднике Добрыне» [84] , не у всех новгородцев вызывала одобрение. Это была единственная каменная постройка подворья, и если для ремонта деревянной ограды и ворот привлекались русские мастера (№ 56), то каменщики для приведения в порядок церковного здания приглашались из ливонских городов (№ 31). И не из-за отсутствия в Новгороде мастеров, а для того, чтобы сохранить в тайне внутреннее устройство церкви, которая служила не только культовым целям, но была также местом хранения наиболее дорогих товаров. Для этой цели, скорее всего, отводилось верхнее, чердачное, помещение церкви с окном-дверью, через которое, как это было принято в ганзейских городах, производилась загрузка и выгрузка товаров. Церковь располагалась близ ограды, что как-то натолкнуло воров на мысль перекинуть с тына к верхнему входу доски и вынести из него товары. При церкви существовало кладбище для упокоения тех членов купеческого сообщества, кто оканчивал свои дни в Новгороде.Далеко не все иноземцы и даже не все немцы имели доступ на подворье, которое предназначалось для бюргеров ганзейских городов; просьбы прочих, чаще всего граждан неганзейской Нарвы, на этот счет удовлетворялись в зависимости от решения штабы при условии гарантий со стороны претендента и при повышенном тарифе за проживание. Торговля ганзейцев в Новгороде зависела от сезонов: с апреля, когда начиналась навигация на Балтике, «по первой воде», и до «последней воды» в октябре в город прибывали «летние гости», а зимой их место занимали «гости зимние», более богатые, коль скоро были связаны с пушной торговлей, и потому платившие за постой в повышенном размере (№ 3).

84

Рыбина Е. А. Новгород и Ганза. М., 2009. С. 299–304.

Немецкое подворье являлось центром деловой жизни ганзейцев в Новгороде. Новгородские коммерсанты приходили туда, чтобы присмотреться к заморским товарам, сторговаться с их владельцами, после чего заключить сделку и в знак ее свершения ударить по рукам — истоки этого распространенного в ганзейских областях обычая еще не вполне понятно. Если же договор заключался в городе, как правило, в устной форме, но при свидетелях, продавец и покупатель обязаны были совместно доставить приобретенный товар на подворье и подтвердить факт сделки перед его руководством (№ 4). В XV веке они в обязательном порядке фиксировались в документации подворья, для чего в его штат была введена должность маклера.

Как и всяческая уважающая себя инстанция, Немецкое подворье имело свою администрацию. Довольно долгое время она находилась в стадии формирования, и тогда жизнью подворья руководили «мудрейшие» из числа наиболее уважаемых купцов, уполномоченные штабой, которым вменялось в обязанность представлять их интересы в общении с новгородскими властями, господой, и блюсти традиции ганзейской торговли. Со временем к ним присоединились два старшины-олдермена, которые также избирались купцами на один сезон; они следили за порядком на подворье, решали связанные с ним повседневные проблемы, занимались делопроизводством, привлекая к тому священника церкви святого Петра в качестве писца, и, подобно «мудрейшим», принимали участие в официальных мероприятиях. С XV века по мере усложнения ситуации в Новгороде, о которой будет сказано ниже, и административной «механики» Немецкому подворью стал нужен постоянный и компетентный руководитель, что обусловило появление должности управляющего или хофескнехта, а чуть позже и его заместителя (унтеркнехта). Лица, замещавшие эти должности, не избирались, а назначались магистратами Ревеля (Таллинна) или Дерпта (Тарту), в чьем ведении пребывала новгородская контора Ганзы — не стоит поэтому удивляться, что обитатели Немецкого подворья в своих посланиях неизменно обращаются к «господам», членам магистрата, этих двух ливонских коммун. Оставаясь в Новгороде на протяжении довольно длительного времени, хофескнехт не получал жалования, что отличало его от священника, который хоть и назначался городами, но находился на содержании новгородской ганзейской общины. В качестве своеобразной компенсации хофескнехт располагал возможностью содержать на подворье кабак, судя по всему, весьма популярный также среди новгородцев (№ 37), и обладал «эксклюзивным» правом на торговлю пивом.

Многие стороны жизни Немецкого подворья нам известны благодаря его уставу, шре (скре, шраге). Она имеет семь редакций, относящихся к XIII–XIV векам [85] , и содержит предписания, касающиеся ведения торговли, порядка проживания на подворье, администрирования, общения ганзейцев друг с другом и с новгородцами, урегулирования конфликтов. Все проживавшие на подворье обязаны были соблюдать уставные требования: купцы из ганзейских городов делали это в силу своей принадлежности к Ганзе, а прочие — во исполнение собственноручных письменных гарантий (№ 76), что, впрочем, не исключало их нарушений, которые обязаны были пресекать должностные лица. Нормы шры соответствовали содержанию русско-ганзейских торговых договоров, а потому их соблюдение ганзейцами в значительной мере гарантировало стабильность их делового партнерства с новгородцами, тогда как нарушения зачастую создавали почву для трений и конфликтов. Наряду со шрой действовали нормы, которые не были удостоены письменной фиксации в правовом кодексе и договорах, но, тем не менее, выполняли регулятивные функции в качестве обычаев или традиции. Изучение юридических основ новгородскоганзейской торговли имеет длительную историю [86] , хотя комплексного изучения всего ее нормативно-правового порядка вкупе с неписанными правилами, подлежащими реконструкции благодаря ганзейской переписке, исследователями еще не производилось.

85

Schluter W. Die Nowgoroder Schra in sieben Fassungen vom XIII. bis XVII. Jahrhundert. Dorpat, 1911. 145 s. Перевод отдельных текстов Новгородской шры на русский язык осуществлен Е. А. Рыбиной (Рыбина Е. А. Новгород и Ганза. М., 2009. С. 82–87, 155–167).

86

Frensdorff F. Das statutarische Recht der deutschen Kaufleute in Nowgorod. Gottingen, 1887. Abt. 1–2. 35, 55 s.; Goetz L. K. Deutsch-russische Handelsvertrage des Mittelalters. Hamburg, 1916. 394 s.; Хорошкевич А. Л. Из истории русско-немецких отношений XIII в. // ИЗ. М., 1965. Т. 78. С. 219–234; Казакова Н. А. Начальный текст новгородско-немецких договоров ХИ-Х? вв. // ВИД. Л., 1974. Вып. 6. С. 161–175; Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. 359 с.; Хорошкевич А. Л. О происхождении текста древнейших новгородско-готландско-немецких договоров конца XII и середины XIII в. // НИС. Вып. 6 (16). Л., 1996. С. 128–134; Burkhardt М. Die Ordnungen der vier Hansekontore Bergen, Brugge, London und Novgorod // Das Hansische Kontor zu Bergen und die Lubecker Bergenfahrer. Lubeck, 2005. S. 58–77; Подаляк H. Г. Ганзейско-новгородский мир 1392 года и любекский дипломат Йохан Нибур // Средневековый город. Саратов, 2007. С. 217–227; Рыбина Е. А. Новгород и Ганза. М., 2009. С. 155–167; Flenn V. Die Hansekontore und ihre Ordnungen // Hansisches und hansestadtisches Recht. Trier, 2008. S. 15–40.

Немецкое подворье имело свою канцелярию, именуемую в ганзейских документах «шкафом» (schappe) — если иметь в виду реконструкцию канцелярского помещения в ганзейской конторе Бергена, название возникло, скорее всего, из-за обилия находившихся там шкафов с документацией. Архив подворья выглядел, думается, весьма внушительным. Все прибывавшие на подворье и отъезжавшие оттуда купцы подлежали регистрации; фиксировались ассортимент и объемы завезенных товаров, все купеческие сделки и долговые обязательства; в особом ларе хранились документы с предписаниями ганзейских городов и переписка с ними; отдельно содержались послания новгородских властей и письма частных лиц, отдельно — копии документов, оригиналы которых уходили за пределы подворья. Сохранись этот архив, и жизнь Немецкого подворья предстала бы перед исследователями во всей своей полноте, как и многие стороны жизни средневекового Новгорода, но — увы! — архив погиб, и сегодня мы располагаем лишь письмами обитателей подворья, адресованными ганзейским городам, да копиями отдельных документов, изготовленными для той же цели. Судьба архива не вполне понятна. Ганзейцы, проживавшие в Новгороде, его всячески сохраняли и в особо тревожные времена отсылали ревельскому магистрату наряду с драгоценным убранством Петровской церкви (№ 13). Если подворье, такое бывало, в силу каких-либо причин оставалось пустующим, архив опять же переправлялся в Ревель. В кризисные периоды, связанные с насильственными удержаниями ганзейских купцов в Новгороде, они оставались на подворье и имели возможность сохранять это свое сокровище. Однако известен случай, когда все, кто проживал на подворье, оказались в тюрьме,

а само оно подверглось разорению и длительное время стояло опустевшим. Это случилось после закрытия Немецкого подворья по приказу Ивана III в ноябре 1494 года, когда, что вполне вероятно, его архив, формировавшийся на протяжении XIII–XV веков, или погиб, или, скорее всего, был вывезен и передан в распоряжение новгородских наместников, которых его сохранность явно не тревожила. Впрочем, результат в обоих случаях един — исчезновение документации Немецкого подворья и невосполнимая утрата для исторической науки.

В истории русско-ганзейских отношений Немецкое подворье — явление уникальное. В Пскове который, подобно Новгороду, играл важную роль в заморской торговле русского Северо-Запада, особой ганзейской фактории первоначально не существовало, она появилась лишь в XVI веке в результате развития псковского торгового предпринимательства и упадка международного значения Новгорода. Близость Пскова к границе упрощала контакты его жителей с ливонскими городами, делала необязательным длительное пребывание в нем иноземных купцов, а потому организация псковской международной торговли отличалась простотой — участие в ней государственных структур и купеческих корпораций было минимальным [87] . Русские «гости», с XII века совершавшие торговые поездки на о. Готланд, в Ливонию и даже в города Северной Германии [88] , также не создали аналогичной системы. Нам известно, правда, о поселении русских купцов на Готланде [89] , однако по масштабам своей деятельности и организации оно не сопоставимо с Немецким подворьем. В Риге среди оседавших там русских купцов преобладали выходцы из Полоцка, Смоленска и Витебска, пребывавших в составе Великого княжества Литовского [90] . Иное дело — тесно связанные с Великим Новгородом и Псковом Ревель и Дерпт, где поселения русских «гостей» известны с XII века. В этих городах они селились в наемных жилищах рядом с православными церквями, хотя с XV века заметным образом проявилось их намерение обзавестись местами совместного проживания, пригодными для зимнего периода. Однако и в этом случае речь шла не о подворье, а о прилегавших к купеческим церквям жилых помещениях, которые образовывали внутри ливонских городов некое компактное пространство, но наряду с православными церквями входили в сферу городской юрисдикции [91] . Заслуживает внимания и существование в ливонских городах православных церквей. Со второй половины XV века участились жалобы русской стороны по поводу покушений на них со стороны ливонских магистратов, однако в деловой документации, отражающей различные стороны русско-ливонских взаимоотношений, убедительных доказательств тому мы не находим вплоть до эпохи Реформации с ее «иконоборчеством». Причину следует искать не в какой-то особой религиозной терпимости ливонских бюргеров, а в их прагматизме, который требовал расширения круга торговых партнеров путем привлечения русских купцов и их капиталов в ливонские города [92] .

87

Хорошкевич А. Л. Псков как посредник между Западной, Северной и Восточной Европой в Средние века и начале Нового времени // Псков в российской и европейской истории (К 1100-летию первого летописного упоминания). М., 2003. С. 33–39; Angermann N. Zum Handel der livlandischen Stadte mit Pleskau im spaten 16. Jahrhundert // Hamburg und Nordeuropa. Studien zur Stadt- und Regionalgeschichte. Festschrift fur Gerhard Theuerkauf zum 70. Geburtstag. Munster, 2004. S. 11–20.

88

Вилинбахов В. Б. Древнейшее русское известие о походе новгородцев «за море» // ВИ. 1963. № 1. С. 196–199.

89

Siltberg Т. Novgorodhandeln och bonderepubliken Gotland. Visby, 2005.

90

Муравская E. И. Торговые связи Риги с Полоцком, Витебском и Смоленском в XIII–XIV вв. // Известия Академии Наук Латвийской ССР. 1961. № 2 (163). С. 31–42.

91

Kleinenberg I. Tallinna vene kaubanhovi ajaloost XV–XVI sajandil (Из истории русского купеческого подворья в Таллинне в XV–XVI веках) // Eesti NSV Teaduste Akadeemia toimetised. Uhiskonnateaduste seeria. 1962. № 3. S. 241–257; Казакова H. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. С. 138; Selart А. Orthodox Churches in Medieval Livonia // The clash of cultures on the medieval Baltic frontier. Fahmam, 2009. P. 278–286.

92

Selart A. Orthodox Churches in Medieval Livonia. P. 290.

Однако вернемся к Немецкому подворью и проблемам русско-ганзейской торговли, центром которой являлся Великий Новгород. Любая форма социально значимой деятельности в эпоху Средневековья подлежала строгой регламентации. Это касалось и ганзейской торговли с русскими землями, условия которой определялись правовыми нормами, зафиксированными в торговых договорах XII–XV веков и в Новгородской шре. Договоры разрабатывались и утверждались в двустороннем порядке на паритетной и компромиссной основе, после чего они, став частью правовой традиции («старины»), обеспечивали русско-ганзейскому торговому партнерству должную стабильность. Нет нужды характеризовать все русско-ганзейские торговые договоры, благо это уже неоднократно делалось, но их наиболее значимые положения, имеющие отношение к теме разговора, отметить необходимо. Главной правовой константой русско-ганзейских отношений времен новгородской независимости являлся принцип равенства и равноправия сторон, который можно выразить словами новгородско-ганзейского договора 1436 года: «Пусть новгородцы обращаются с Немцами как со своими братьями, новгородцами; пусть и Немцы обращаются с Новгородцами как со своими братьями, Немцами» [93] . Этот тезис дополняли положения о свободе передвижения купцов в пределах чужих земель и чужой юрисдикции («чистый путь»), ведении торга в оговоренных местах («стапель»), запрете торговли иноземцев друг с другом («гость да не торгует с гостем»), обязательности меновых операций («товар против товара»), беспосредническом обмене, запрете кредитных сделок [94] . Гарантами «старины» выступали города, чьи представители скрепляли договоры крестоцелованием; они же отвечали за разрешение конфликтных ситуаций.

93

ГВНП. № 67. С. 111.

94

Об организации ганзейской торговли см.: Pitz Е. Die Burgereinigung und Stadteeinigung. Studien zur Verfassungsgeschichte der Hansestadte und der deutschen Hanse. Koln, 2001.444 s.; Puhle M. Organisationsmerkmale der Hanse // Die Hanse. Lebenswirklichkeit und Mythos. Ausstellung des Museums fur Hamburgische Geschichte. Bd. 1. Hamburg, 1989. S. 146–148; Irsigler F. Der hansische Handel im Spatmittelalter // Die Hanse — Lebenswirklichkeit und Mythos. Ausstellungskatalog. Hamburg, 1989. Bd. 1. S. 518–532; Hammel-Kiesow R. Die Hanse. Munhen, 2000. 128 s.

Правовое поле общения ганзейцев с новгородцами предусматривало административное вмешательство в случаях правонарушений — судебное разбирательство и различные меры пресечения, при этом чужестранца судили по законам той страны, где суд имел место. Для тяжб, связанных с делами коммерческими, место их проведения могло определяться по выбору сторон. В ливонских городах разбор тяжб ганзейцев с новгородцами производился в рамках городской юрисдикции, но в городах орденского подчинения, к которым относилась Нарва, этими вопросами занимался представитель орденской администрации. В Новгороде ими ведал тысяцкий, «герцог», как его называли ганзейцы, однако наиболее важные, принципиальные для новгородцев вопросы выносились на суд веча. Судебные функции вверялись также руководству Немецкого подворья, но они распространялись исключительно на обитателей подворья. После ликвидации новгородской «вечевой республики» все без исключения вопросы разбирались и решались великокняжескими наместниками. Новгородская пенитенциарная практика в отношении ганзейцев в обязательном порядке предполагала судебное постановление, что, впрочем, не предотвращало самосудов, которые производились не только новгородцами [95] , но и ливонцами (№ 59). В обычных же случаях, а таких было большинство, дела разбирались в едином публично-правовом режиме — с обязательным оповещением противной стороны о причинах и сути инцидента, его расследованием и вынесением приговора с опорой на «старину» [96] . Далеко не все судебные разбирательства оставили свой след в дошедшей до наших дней ганзейской документации, но лишь те, в отношении которых стороны не сумели достичь согласия. Обычно провинившийся приговаривался к денежному штрафу, исчислявшемуся в новгородских серебряных гривнах (марках), конфискации товаров или тюремному заключению, которое могло быть заменено выплатой залога и освобождением арестованного под поручительство. По решению руководства Немецкого подворья проштрафившегося ганзейца могли также приговорить к выплате пени «на нужды святого Петра», подвергнуть аресту на подворье (для этой цели там имелась тюрьма) или лишить права пользоваться подворьем.

95

Клейненберг И. Э. «Частные войны» отдельных новгородцев с Ганзой и Ливонией в XV веке // НИС. Л., 1995. Вып. 3 (13). С. 68–74.

96

Kala Т. Das Geschriebene und das Mundliche: das lubische Recht und die alltagliche Rechtsflege im mittelalterlichen Reval // Hansisches und hansestadttisches Recht. Trier, 2008. S. 91–112. О судопроизводстве с участием иноземных купцов в Пскове см.: Егоров А. «Пусть едет ко Пскову, мы ему суд дадим»: Средневековая юстиция и иностранцы на северо-западе Руси // Родина. 2003. № 12. С. 80–81.