"Русская Ганза". Жизнь Немецкого подворья в Новгороде, 1346–1521 годы

Бессуднова Марина Борисовна

Оборотной и весьма мрачной стороной вышеназванных перемен было увеличение численности криминальных преступлений в ливонских городах, жертвами которых наряду с прочими иноземцами становились и русские купцы. Среди пострадавших их было довольно много, причину чего следует искать в их массовом притоке в Ливонию и характере завозимого ими товара, в силу своей «безликости» легко сбывавшегося с рук. Городские и орденские власти испытывали реальные трудности в разрешении этой проблемы и не всегда могли с ней справиться, что, как и рост преступлений в отношении русских купцов в ливонских городах, нельзя считать следствием злостного попустительства. Обычно власти ливонских городов, включая города орденского подчинения, старались принимать меры по искам иноземных купцов.

Вместе с тем в письмах «новгородских гостей» с Немецкого подворья и их корреспондентов в Ревеле нет ни тени обеспокоенности активностью русских купцов на ганзейском рынке. Иное дело голландцы, чье появление в Новгороде вызывало у обитателей Немецкого подворья серьезное недовольство уже в начале XV века (№ 44). Исследуя материалы ливонских штедтетагов, С. Йенкс сделал вывод о либеральности ливонской торговой политики в отношении русских купцов [135] , и корреспонденция подворья предоставляет тому многочисленные доказательства. Она содержит упоминания о новгородцах, дружески расположенных к ганзейцам, «добрых друзьях», к числу которых относился даже новгородский владыка (№№ 11, 27, 44). Можно

упомянуть также о русских курьерах, осуществлявших связь Немецкого подворья с Ревелем и Нарвой (№№ 38, 53). Заметим, что анализ содержания немецко-русских разговорников, в свою очередь, указывает на разносторонность и стабильность контактов и новгородцев с ганзейцами [136] .

135

Jenks S. Zum hansischen Gasterecht // HGBll. 1996. Bd. 114. S. 3–56.

136

Хорошкевич А. Л. К истории создания немецко-русских словарей-разговорников Томаса Шрове и Тенниса Фенне // Древности Пскова: археология, история, архитектура. Псков, 1999. С. 218–230.

После вхождения Великого Новгорода в состав Московского государства разрушение новгородско-ганзейской «старины» стало быстро набирать обороты, что вряд ли можно связывать с какой-то целенаправленной политикой Ивана III. В 1478 году великий князь Московский, не чувствовавший острой необходимости что-либо менять в торговле новгородцев, своей «золотой грамотой» утвердил новгородско-ганзейское соглашение 1472 года [137] . Немецкое подворье в Новгороде сперва не было закрыто, хотя ввиду грабительских набегов на приграничные ливонские земли и ненадежности положения предполагалось переместить его казну в более безопасное место [138] . Русско-ливонская война 1480–1481 годов на время прекратила его деятельность, но после ее завершения стороны сразу же приступили к ее восстановлению. Летом 1484 года дерптцы просили новгородских наместников и купеческих старшин «взять под защиту церковь [св. Петра] и [Немецкий] двор по старине (upt оlde)» [139] , но сделать это удалось только после подписания в марте 1487 года нового русско-ганзейского торгово-го мира.

137

HUB. Bd. 11 № 102, § 3. S. 67.

138

HR 3. Bd. 1. № 202, § 3.

139

HR 3. Bd. 1. № 580.

Весной 1487 года «по первой воде» в Новгород прибыли ганзейские купцы. Многие постройки, в том числе церковь св. Петра, к тому времени сильно обветшали и нуждались в капитальном ремонте. Чтобы выгадать средства для ремонтных работ, обитателям подворья пришлось согласиться некоторое время обходиться без священника [140] . Однако основную проблему представляло массовое выселение из Новгорода именитого купечества и житьих людей, предпринятое по приказу Ивана III в тот период [141] . В результате депортации произошло резкое сокращение того социального слоя, от которого зависело успешное функционирование новгородскоганзейской торговли. Московские посадские люди, переселившиеся в Новгород по воле великого князя, не имели опыта ведения торговли с западноевропейскими странами, достаточных капиталов, прочных партнерских отношений, необходимых для осуществления кредитных операций; они мало что знали о новгородско-ганзейской «старине» и зачастую не могли преодолеть настороженности к «поганым латинянам» [142] . Искусственно созданный дефицит торговых партнеров вынуждал администрацию Немецкого подворья ограничивать число его постояльцев. В феврале 1488 года, например, магистрат Нарвы обратился в Ревель с просьбой отменить решение хофескнехта о выдворении шестерых ее граждан, действовавших в качестве посредников ганзейцев [143] . С той же проблемой столкнулся уроженец Нарвы Гартлеф Пеперзак, которому удалось добыть себе место на подворье лишь благодаря своим заслугам на дипломатическом поприще, при этом на условиях повышенной платы и клятвы в непричинении ущерба прочим его обитателям (№ 76).

140

HUB. Bd. 11. № 310. S. 226–227; № 311. S. 227; № 312. S. 227–228; № 337. S. 242; № 338. S. 242–243.

141

Вернадский B. H. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.; Л., 1961. С. 314–324, 336–338, 349–351; Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV — начало XVI в. Л., 1975. С. 195–196; Хорошкевич А. Л. Право «вывода» и власть «государя» // Россия на путях централизации. М., 1982. С. 36–41; Selart А. Zur Geschichte der Russen in Livland. S. 197–204; Перхавко В. Б. Торговый мир средневековой Руси. С. 456–458; Бессуднова М. Б. Новгородские «выводы» 1480-х гг. в свете ганзейских источников // Новгородский исторический сборник. СПб., 2014. Вып. 14(24). С. 168–179.

142

Angermann N., Endeil U. Die Partnerschaft mit der Hanse. S. 86; Selart A. Zur Geschichte der Russen in Livland. S. 201; Selart A. Zur Geschichte der Russen in Livland. S. 203–204.

143

HUB. Bd. 11. № 203.

Устранение из Новгорода местного купечества и наплыв людей «с Низу» создали благоприятные условия для дальнейшего наступления на новгородско-ганзейскую «старину». В ноябре 1488 года наместники распорядились производить повторное взвешивание завозимых ганзейцами соли и мёда, что дало ганзейцам основание говорить о нарушении ими договорных обязательств (jеgen den crusbreff) [144] и даже помышлять о закрытии подворья [145] . В 1489 году в Новгороде существенно возросли «весовые деньги» («весчее»), взимавшиеся при взвешивании ганзейских товаров. Похоже, что подобной мерой власти пытались компенсировать падение доходов от «заморской» торговли, которые из-за депортации купцов, нарушений «старины», уменьшения числа прибывавших в город иноземных купцов не переставали сокращаться. В ганзейском письме мы читаем, что великий князь сдал в аренду весы церкви Иоанна на Опоках двум весовщикам, из чего следует, что взымание «весчего» с ганзейцев являлось государственной

монополией (№ 75), а, значит, и его повышение совершалось московскими властями в интересах казны.

144

HUB. Bd. 11. № 277. S. 202; HR 3. Bd. 2. № 261.

145

HUB. Bd. 11. № 289. S. 213.

На протяжении почти всего XV века поводом для русско-ганзейских преткновений являлись «наддачи» (Upgift), шкурки, прилагавшиеся к партиям пушнины, и «колупание» (bekloppen) выставленного на продажу воска, которое позволяло установить его качество. Ганзейцы настаивали на их сохранении, ссылаясь на случаи мошенничества, когда в партии дорогих мехов обнаруживались дешевые, искусственно растянутые, выщипанные или же составленные из лоскутов шкурки (№№ 1, 2), а внутри вощаных кругов камешки, шишки и прочий мусор («фальшивый воск» № 2) [146] . В ответ на это русские купцы вменяли ганзейцам в вину слишком большие куски воска, изымавшиеся при «колупании», или увеличение числа шкурок в «наддачах» [147] . На этом основании новгородские наместники в 1494 году волевым решением отменили обе эти привилегии ганзейцев, оставив без внимания их просьбы «строго придерживаться крестоцелования и оставаться при старине» (№ 79).

146

См. также: HR 1. Bd. 5. № 61. S. 39.

147

Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 88, 113–115.

В 80–90-х годах XV века новгородско-ганзейская «старина», объективным образом изменявшаяся под воздействием перестройки механизма торгового обмена, стала испытывать деструктивное воздействие со стороны административно-правовых структур, утвердившихся в Великом Новгороде после его перехода под руку великих Московских князей. Ганзейское право представляло собой свод нормативов, выработанных ходом развития ганзейской торговли и санкционированных съездами представителей ганзейских городов (ганзетагами), которым передоверялся и третейский суд [148] . Западноевропейские государи предоставляли ганзейцам привилегии (или отменяли их), оказывали защиту от внешней угрозы, но не определяли правил ведения торговли, не вмешивались в «дела купцов» [149] . Великий же князь Иван III нарушил эту традицию, когда при разработке условий торгового мира 1487 года начал менять «старину», породив в душах ганзейцев скепсис и неверие в долговечность достигнутых соглашений [150] . Новгородские «выводы», осуществленные великим князем вне связи с торговой политикой, подорвали социальный фундамент торговли ганзейцев в Новгороде, а введение принудительного завешивания меда и соли, отмена «колупания» и «наддач», осуществленные в разрез с недавно принятым договором, показало отсутствие у русско-ганзейских отношений надежных правовых гарантий.

148

Ebel W. Hansisches Recht. Begriff und Probleme // Probleme der deutschen Rechtsgeschichte. Gottingen, 1978. S. 35–46; Wernicke H. «Na der hense rechte». Studien zum Recht und zur Gerichtsbarkeit in der Stadtehanse // Jahrbuch fur Geschichte des Feudalismus. 1986. Bd. 10. S. 121–155.

149

Wernicke H. Der Hansekaufmann als Gast in fremden Landen. Aufnahme und Verhalten // Fremdheit und Reisen im Mittelalter. Greifswald, 1997. S. 179–183.

150

Бессуднова M. Б. Специфика и динамика развития русско-ливонских противоречий. Воронеж, 2016. 455 с.

Изменения коснулись и традиционного порядка урегулирования русско-ганзейских противоречий. Ход переговорного процесса и его результаты теперь напрямую зависели от волеизъявления Московского государя, что существенно снижало оперативность согласований и качество принятых решений. Еще в 1478 году великий князь передал все ганзейские дела в ведение своих наместников. Они разбирали все спорные вопросы, причем теперь свидетельство ганзейца считалось действенным лишь при подтверждении его кем-то, кто действует «на московитском праве» (№ 75). Ганзейцы неоднократно жаловались на медлительность должностных лиц в решении проблем ганзейской торговли (№№ 75, 77, 82) и на их мздоимство (№ 80–81, 86). Все это и впрямь имело место, как и обязательность исполнения великокняжеской директивы. С учетом размеров Московского государства это обстоятельство не могло не сказаться на темпах ведения дел. Волеизъявление государя не могло быть нарушено, а потому просьбы ганзейцев об устранении нововведений просто оставлялись под сукном. Вопросы повседневности, не требовавшие санкции великого князя, как то починка ограды подворья (№ 80), решались, по-видимому, без особых проволочек. Наместникам, по сути, было делегировано право видоизменять «старину» в рамках, определенных государем, которым они и пользовались по своему усмотрению. Купцы с Немецкого подворья поэтому были убеждены, что в их настоящих бедах повинны лишь новгородские власти, которые придумывают все новые неприятные новшества (№ 79), и уповали на справедливость великого князя (№ 81).

Наместники не раз заявляли ганзейцам, что намерены соблюдать договоренности (крестоцелование) «по старине» (№№ 79, 80), особенно в отношении «чистого пути» (№ 80), однако массированное внедрение авторитарного начала в его «московитском», «военно-служилом» (А. Ю. Дворниченко), исполнении в сферу русско-ганзейской торговли усугубило ее кризисное состояние. В 1489 году ревельские ратманы с горечью признавали, что «даже если подворье и будет задумано обычной величины, купцов, как в старину, там не соберется» [151] . Пессимистический прогноз оправдался, и спустя полгода, в начале весны 1490 года, те же ревельцы констатировали: «Торговля в настоящее время все слабеет и является обременительной» [152] .

151

Письмо ревельского магистрата в Дерпт от 20 августа 1489 г. (HUB. Bd. И. № 311. S. 227).

152

HUB. Bd. 11. № 337. S. 242.

Закрытое в 1494 году Немецкое подворье вновь открыло свои ворота в 1514 году, однако до былого процветания ему было далеко. Последние письма подборки служат тому неоспоримым доказательством. Хиреющая торговля, обветшалые постройки, отсутствие хофескнехта, упадок дисциплины среди постояльцев — таким встречало подворье шестнадцатое столетие. Времена корпоративной, гильдейской, торговли, которой оно было обязано своим подъемом, окончательно миновали. Заря эпохи капитализма породила торговлю «авантюрную», основанную не на общинных принципах и обычном праве, но исключительно на личной предприимчивости и законах рыночной экономики. Вместе с тем кануло в Лету и Немецкое подворье, оставив в память о себе многочисленные листы своей документации.