"Русская Ганза". Жизнь Немецкого подворья в Новгороде, 1346–1521 годы

Бессуднова Марина Борисовна

Не меньшую озабоченность обитателей Немецкого подворья вызывали нестандартные бочонки с медом (№№ 16–18, 66), отличные от любекскою эталона (№ 66), а также появление неправильно упакованных бочек с сельдью. Последнее, что не исключено, отчасти также было связано с появлением новых поставщиков. Жалуясь на маленькие бочки, ганзейцы, в частности, замечали: «Из каких пределов они так были отправлены, мы, к прискорбию, не можем знать» (№ 86). В этой связи уместно вспомнить, что в торговле сельдью вендские города, которые ориентировались на новгородский рынок, в XV веке были существенным образом потеснены их североморскими конкурентами, сумевшими взять под контроль рыболовный промысел южнее Бельта [119] . Так не этим ли обстоятельством вызвано изменение размера бочек с этим товаром?

119

Jahnke С. Wege und Absatzmarkte im Handel mit Ostseehering 1100–1600. Kontinuitat und Wandel // Die Ostseeraum und Kontinentaleuropa 1100–1600. Einflussnahme, Rezeption, Wandel. Schwerin, 2004. S. 131–136.

Изменения в русско-ганзейской торговле XV века совершались также вследствие все возраставшего распространения в ней кредитных операций и торгового посредничества [120] , строго возбранявшихся Новгородской шрой и ганзейским руководством [121] .

Торговля в кредит, механизм которой в практическом и правовом отношениях тогда лишь вырабатывался [122] , требовала от деловых партнеров взаимного доверия и не всегда уберегала от нечестности. Надо отметить, что администрация Немецкого подворья строго взыскивала с купцов, нарушавших свои обязательства в отношении новгородцев, и тем самым выступала гарантом их добросовестности. Показательна в этом отношении история, случившаяся в 1439 году с купцом Хуге, который занял у русских денег и уехал не расплатившись, за что был лишен права пользоваться подворьем. Похожая ситуация имела место в отношении Корда Штипеля, также задолжавшего русскому купцу (№ 55). Подобная мера воздействия была применена в 1454 году к Гансу Кремеру, тайно выехавшему из Новгорода, но доставленному обратно его русскими кредиторами (№ 65). В 1461 же году ганзейская община в Новгороде потребовала от Генриха фон Хурлена выплатить 15 гривен в счет оплаты сделки, заключенной им в Нарве с новгородскими купцами (№ 67). Такого рода действия выглядят вполне оправданными, поскольку необязательность ганзейцев могла обернуться для подворья санкциями со стороны новгородских властей, включая аресты («задержания») купцов и товаров.

120

Подробнее см.: Клейненберг И. Э. Заемный процент в Великом Новгороде первой четверти XV в. // ВИД. Л., 1974. Вып. 6. С. 241–250; Choroskevic А. Der Kredit im Hansehandel mit Pleskau nach den Materialien des Gespraechs- und Worterbuches von Toennis Fenne // Novgorod — Markt und Kontor der Hanse. Koln, 2002. S. 211–226; Валеров А. В. Кредит в русско-немецкой торговле XIII–XV вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 5: Экономика. 2011. № 3. С. 100–114.

121

С. Йенкс высказал предположение, что ганзейские запреты на кредитные операции сохраняли стабильность лишь в сфере торговли в России, а в остальных случаях использовались как временные и экстраординарные меры в конкурентной борьбе (Jenks S. War die Hanse kreditfeindlich? // Vierteljahrschrift fur Sozial- und Wirtschaftsgeschichte. 1982. Bd. 69. S. 305–338). H. Ангерман также полагает, что запрет на торговлю в кредит, действовавший в Новгороде, служил мерой предотвращения осложнений в русско-ганзейской торговле (Angermann N. Die Hanse im Osten: Preussen, Livland, Russland. Livland und Russland // Die Hanse. Lebenswirklichkeit und Mythos. 1989. Bd. S. 239).

122

Hammel-Kiesow R. Die Hanse. S. 93. В частности, отмечена слабость банковской системы в зоне ганзейского присутствия (Cordes А. Die Rolle der Handelsgessellschaften in der Arbeitswelt des spatmittelalterlichen Hansekaufmanns // Die Rolle der Stadtgemeinden und burgerlichen Genossenschaften im Hanseraum in der Entwicklung und Vermittlung des gesellschaftlichen und kulturellen Gedankengutes im Spatmittelalter. Torun, 2000. S. 45).

Впрочем, судя по корреспонденции подворья, поводом для задержаний ганзейцев довольно часто служили коллизии, с купеческими сделками никак не связанные, например, ограбление пиратами русских купцов (№ 50) или мелкое повреждение деревянной мостовой, допущенное ганзейцами при постройке ворот Готского подворья (№ 56). Поводы для взаимных претензий рождались подчас из-за ссор и драк. Так, в 1426 году новгородский купец Павел при заключении сделки с Германом фон дер Беке в запальчивости ударил того по лицу, а тот ответил ударом на удар (№ 45). Число подобных инцидентов в Новгороде непрестанно увеличивалось в связи с тем, что по мере распространения посредничества, не требовавшего личного присутствия владельца товара в момент сделки, среди обитателей подворья стали преобладать молодые купцы и приказчики (gesellen). Руководство Немецкого подворья было обеспокоено их поведением и не раз обращалось к ревельскому магистрату с просьбой приструнить молодежь, которая не соблюдает обычаи (№№ 49, 83). Примером неприятностей от нелегальной или полулегальной деятельности такого рода, которую осуществляли молодые приказчики, может служить история тяжбы ганзейской общины Новгорода с Берндтом фон Вреде, для которого нарушение торговых обычаев обернулось тюремным заключением в Любеке (№№ 19, 20, 21, 23, 30, 32).

Развитие правовой базы новгородско-ганзейского делового сотрудничества, в основе которой изначально лежал обычай, совершалось медленно и не успевало за изменением торговой практики, которое проявлялось в расширении круга занятых в торговле лиц, распространении кредитных операций, мобилизации купеческих капиталов, развитии частной инициативы и т. п., что временами порождало неприятные коллизии. Новгородско-ганзейская «старина», в частности, оказалась неприспособленной к усвоению гарантий неприкосновенности личности купца и его имущества, но предусматривала коллективную ответственность за правонарушения отдельных лиц, вследствие чего иноземные купцы часто становились заложниками ситуации как в Новгороде, так и в ганзейских городах близлежащей Ливонии.

Комплекс ганзейской документации с Немецкого подворья демонстрирует стремление ганзейцев оказывать давление на русских купцов, торговавших в ливонских городах, в целях получения уступок от Новгорода (№№ 6, 53). Новгородские власти, в свой черед, тоже практиковали подобное в отношении ганзейцев, используя не только торговые запреты, закрытие подворья и арест его купцов, но и поощрение «частных войн» (самосудов), к которым прибегали новгородские купцы в случаях отсутствия «управы» за ущерб или обиды, причиненные им на ливонской земле (№№ 58–61, 63, 68, 69). И. Э. Клейненберг усматривал в «частных войнах» форму борьбы новгородцев за равноправное участие в ганзейской торговле [123] , хотя они, скорее, явились данью русской, в основе своей архаичной, правовой традиции, требовавшей от обидчика равнозначной компенсации («око за око, зуб за зуб»). Отсюда происходит немыслимое с точки зрения европейца намерение некоего Григория Баклана в отместку за своего компаньона, погибшего в Нарве, лишить жизни любого встретившегося ему немца (№№ 61–63). Показательна в этом отношении уже упоминавшаяся потасовка ганзейского купца с новгородцем Павлом: тысяцкий оштрафовал ганзейца на 20 гривен и взял сверх того еще 10 рублей «посула», заявив, что так он отвечает магистрату Ревеля, который присудил к выплате равнозначной суммы новгородца Ивана, столкнувшего с лестницы носильщика во время своего пребывания в этом городе (№ 45).

123

Клейненберг И. Э. «Частные войны» отдельных новгородцев с Ганзой и Ливонией в XV веке // Новгородский исторический сборник. Ленинград, 1995. Вып. 3(13). С. 68–74.

Корреспонденция Немецкого подворья и другие ганзейские источники XV века дают основание утверждать, что деструктивный импульс, подрывавший основы новгородско-ганзейских торговых традиций, исходил из изменений порядка торговли Ганзы с русскими городами, в силу чего она стала развиваться в нарушение положений «старины». В ганзейской документации второй половины XV века можно встретить выражение «необычная торговля» (ungewonlicke kopenschopp),

которым обозначено новое, несанкционированное, а потому не вполне законное явление в трехвековой истории русско-немецкого торгового партнерства, не получившее еще достойного освещения в исторической литературе [124] . Перерождение традиционной торговли в «необычную», не соответствовавшую обычаю, во многом предопределялось изменением ассортимента русского экспорта, которое наблюдалось в XIV–XV веках. П. Йохансен в числе первых отметил сокращение объемов продаж русских мехов и воска и переход первых позиций к таким товарам, как соль, зерно, рыба, сало, кожа, лес, лен, пенька, смола, деготь, поташ и прочие товары массового спроса [125] , что подтверждается и современными исследованиями [126] . Торговля товарами такого рода не требовала крупных капиталов, но приносила неплохие доходы, следствием чего стало существенное расширение круга ее участников. В этой связи уместно вспомнить об активизации «ненемецкого» населения малых ливонских городов, ливонских вассалов, торговавших в обход городов продукцией своих поместий, и сельского населения Ливонии [127] . Есть сведения об участии в международной торговле карельских крестьян [128] и попытках купцов из «низовых» русских городов пробиться на новгородский рынок [129] . Малочисленность упоминаний о подобных казусах не свидетельствует об их эпизодичности — скорее, о нежелании такого рода «необычных» торговцев афишировать свою деятельность.

124

Бессуднова М. Б. «Необычная торговля» в рамках ливонско-новгородского товарообмена второй половины XV в.: к постановке проблемы // Новгородика–2012. У истоков российской государственности. Великий Новгород, 2013. Ч. 1. С. 285–293.

125

Johansen Р. Der hansische Russlandhandel. S. 47–49.

126

Э. Хардер-Герсдорф относит перемену ассортимента русского экспорта к более позднему времени, к XVI–XVII векам, хотя признает, что тенденция проявилась столетием ранее (Harder-Gersdorff Е. Hansische Handelsguter auf dem Grossmarkt Novgorod. S. 133–151).

127

Niitemaa V. Die Binnenhandel in der Politik der livlandischen Stadte im Mittelalter. Helsinki, 1952. S. 136–307.

128

Казакова H. А. Малоизвестные источники о русско-прибалтийской торговле конца XV — начала XVI в. // ВИД. Л., 1968. Вып. 1. С. 269–276.

129

Angermann N. Deutsche Handelsverbindungen mit Moskau im 15. und 16. Jahrhundert. S. 121–123.

По мере распространения «необычной» торговли русско-ливонский товарообмен утратил жесткую локализованность, которая предопределялась его привязанностью к «стапелям», и стал осуществляться в «необычных местах» — малых городах Ливонии, приграничных Нарве и Пскове, поселениях в нижнем течении Невы и Луги. В ливонских городах торговые сделки могли заключаться вне пределов городских стен, в пригородах, на кораблях, чему магистраты пытались препятствовать по мере возможности. Ассортимент и объемы товаров, а также социальный состав торгующих, многим из которых доступ на ганзейский рынок был закрыт, способствовали появлению в ливонских городах и Новгороде торговых посредников, маклеров. Что касается самих ганзейских купцов, то для деловых поездок они стали использовать приказчиков из числа молодых купцов, имевших долю с оборота, для которых подобные поручения являлись чем-то вроде посвящения в профессию (Start in den Beruf) [130] .

130

Cordes А. Die Rolle der Handelsgessellschaften. S. 39–40.

Из всего сказанного выше следует, что сворачивание деловой активности Немецкого подворья в Великом Новгороде, отчетливо проявившееся во второй половине XV века [131] , не означало сокращение масштабов русскоганзейской торговли как таковой, но свидетельствовало об обретении ею нового качества. Ломка традиционных форм человеческих взаимоотношений всегда отмечена состояниями кризиса, и видоизменение порядка товарообмена между русскими землями и Западом также сопровождалось многими негативными явлениями, роковым образом сказавшимися на характере русско-ганзейского и русско-ливонского общения в целом.

131

Goetz L. К. Deutsch-russische Handelsgeschichte des Mittelalters. S. 123; Johansen P. Novgorod und die Hanse. S. 137; Казакова H. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. С. 116–120; Tiberg Е. Moskau, Livland und Hanse. S. 22; Angermann N. Novgorod und seine Beziehungen zur Hanse. S. 254.

По мере увеличения объемов русского экспорта, пользующегося в Западной Европе большим спросом, западноевропейские купцы столкнулись с проблемой поиска товаров, с которыми, в свою очередь, могли бы выходить на русский рынок. А. Аттман, исследовавший таможенные книги ганзейских городов XV века, доказал существование дисбаланса между русским экспортом и западноевропейским импортом [132] , что сделало закономерным увеличение объемов импортируемого в Россию серебра, которым ганзейцы расплачивались за русские поставки (№ 86) [133] . Развитие контрабандной или полулегальной торговли западноевропейским вооружением, в котором нуждались московские государи [134] , возможно, также стимулировалось скудостью ассортимента западных товаров, востребованных в России.

132

Attmann А. Den ryska marknaden 1 1500—talets baltiska politik 1558–1595. Lund, 1944.

133

См. также: Johansen P. Der hansische Russlandhandel. S. 42–43.

134

О торговле оружием см.: Бессуднова М. Б. Специфика и динамика развития русско-ливонских противоречий. Воронеж, 2016. С. 237–238.

Распространенность случаев мошенничества в XV веке объясняется расширением круга торгующих лиц, наличием посредников, стремившихся посредством нечестных сделок увеличить свой доход, и повсеместным стремлением вести торговые дела в обход «старины». Важным представляется и то, что среди иноземных купцов, торговавших в ливонских городах и Новгороде, стала преобладать молодежь, отличавшаяся свободой поведения и склонная попирать обычаи. Их нелицеприятные поступки — злоупотребление хмельным, драки, азартные игры, распутство — порождали враждебный настрой новгородцев и давали повод к серьезным осложнениям.