Рыба моя рыба

Маркина Анна

Мы втроем ездили в Лит, болтались по Тверскому бульвару и ходили на оперу в Большой театр. Денег на билеты у нас не было, но по студенческому можно было получить проходки на самые дешевые места, откуда было видно половину сцены. Так я полюбила оперу. Мы наряжались, бродили по театру, и, стоя на верхнем балконе, я рыдала над судьбой Мими, Виолетты, Чи-чио-сан и прочих страдательных покойниц.

Как-то в антракте я сфотографировала Ви в коротком блестящем платье на фоне красной портьеры. Ви выложила эту фотку

на «Авито» с подзаголовком: «Ищу работу». В объявлении говорилось, что она готова помогать по хозяйству, но рассмотрит и другие предложения.

Предложения не заставили себя долго ждать. Прямые непристойности мы отметали сразу. Но люди нас все равно удивляли.

Так мы и нашли телефонного извращенца. Он платил пятьсот рублей за двадцать минут разговора и звонил чуть ли не каждый день. За те же пятьсот рублей в начале своей репетиторской карьеры я ехала на другой конец города и проводила полуторачасовое занятие.

Звонки превратились в рутину.

— Да, да, — изображала Ви страстную госпожу, — ты хочешь, чтобы я на тебя помочилась?

Это она вернулась с котлетками, шипящими на сковородке.

— O tempora, o mores! — воскликнула я.

Надо признаться — мой латинский минимум сводился к сотне обязательных пословиц, так что я могла цитировать только банальности.

Ви попрощалась с клиентом и призвала меня к трапезе.

— Задолбал он, — сказала я.

— Да он безобидный…

— Ты только не говори ему, где учишься! А то будет — как с Олей.

А было так. Оля решила устроить личную жизнь и дала объявление в газету. «Взрослый и свободный», — перечислила она немногие требования к кандидату. Такой способ знакомства в эпоху интернета казался ей романтичным.

— Как в книгах! — мечтательно вздыхала она.

Кандидат нашелся. Они писали друг другу письма, цитируя Мятлева. Спустя год Оля ворвалась в нашу комнату с воплем: «Па-ма-ги-те!» Мы заперлись на замок и держали оборону, пока ее пылкий поклонник на манер кота Леопольда барабанил в дверь с ласковым: «Ольга, выходи!» Потом охранник вытолкал его на улицу. Оказалось, переписка оборвалась, когда Оля узнала, что ее избранник сидит в тюрьме. Она перестала отвечать на полные томления письма и забыла эту историю как страшный сон.

И вот ее поклонник освободился, разыскал нашу общагу, проник в нее, представившись Олиным отцом, и даже узнал у охранника номер комнаты «своей дочери». Дальше он пал на колени, перегородив выход, вытащил какое-то ломбардное кольцо и стал нараспев читать: «Как хороши, как свежи были розы/ В моем саду! Как взор прельщали мой!» Оля на автомате выпалила «…моей страной мне брошенные в гроб», ударила мужика какой-то вазой по башке и перебежала в нашу комнату, где мы заперлись на замок и ждали спасения.

Ви была еще более легкомысленна, поэтому я переживала из-за ее попыток найти работу.

Как-то

она попросила съездить с ней на собеседование. На «Авито» ей предложили подработку уборщицей в квартире, но зарплата была подозрительно высокой.

— Мне еще эпитеты к Одиссею готовить, — попыталась я отвертеться.

Львов вел у нас не только латынь, но и античку. Как-то он задал за неделю выписать все эпитеты из «Одиссеи».

— О, хитроумная! О, бесстрашная! О, советами равная Зевсу! Не бросай меня, — взмолилась Ви. — А то будешь скорбеть, когда мою тухлую шкурку приволокут бродячие собаки из какой-нибудь канавы!

— Ага. Лучше, чтоб они приволокли две наших шкурки, — мрачно согласилась я.

Мы поднялись в пафосную новостройку в дорогом районе. Дверь нам открыл пузатый мужик. Он был улыбчивый и обходительный. Хороший мужик. Только голый. Он даже обрадовался, что мы пришли убираться у него дома вдвоем, и спросил, не смутит ли нас, если он будет ходить голым, ведь он всегда так ходит дома. Его хозяйство приветливо смотрело на нас.

Мы с Ви пошептались и рассудили, что мы не можем запретить незнакомому мужику ходить по своему дому, как ему нравится.

— Ну, в чужой монастырь со своим уставом… — скептически заметила я.

Ви незаметно пырнула меня локтем. Она боялась, что мужик не даст нам денег. Мы быстренько помыли полы, посуду и протерли пыль. Наш работодатель все это время спокойно занимался своими делами, а в конце — поблагодарил, вручил крупную купюру и предложил выпить чаю. Мы забрались за барную стойку.

— Вы, значит, юные писательницы? — завел он светскую беседу.

— Trahit Sua Quemque Voluptas, — не совсем к месту, в виду ограниченности латинского запаса ответила я.

— Omnia Praeclara Rara, — вежливо заметил мужик.

Когда нижняя часть его тела была прикрыта барной стойкой, он выглядел почти приятным человеком.

— Amor Gignit Amorem, — сказала Ви, обратившись к тому же набору пословиц, который Львов требовал на экзамене и навсегда заколотил в наши головы.

— А знаете, что я люблю? — обрадовался хозяин квартиры.

— Что же? — недоверчиво спросили мы.

— Я люблю голые тела. Но вы не думайте, я не извращенец. Мне просто нравится смотреть на красивые тела, — смущенно пояснил он.

— Боязнь эстетики есть первый признак бессилия!.. — процитировала Ви Достоевского.

— Вот и я говорю, — согласился мужик, сраженный нашей интеллектуальной изобретательностью. — Поэтому в следующий раз не могли бы вы тоже раздеться?

Я смекнула, куда дело катится, и ущипнула Ви под столом с намеком, что нам пора.

— Нет, это нам не подходит, — отказалась Ви, хотя я расслышала в ее бархатном голосе некоторые колебания.

— Очень жаль! — расстроился мужик. — Но ничего. Просто поболтать как-нибудь заходите.