Рыба моя рыба
Шрифт:
Мы раскланялись и поехали домой.
На улице отовсюду лезла весна, лизала дома влажным, теплым языком, у метро торговали подснежниками и медом. Возле общаги мы встретили Олю. Она сидела на скамейке и глядела в весеннее небо, которое тогда было таким же юным и веселым, как мы.
— Хорошо как! — сказала Оля.
Ее лицо поглаживало солнце.
— Ага, — сказали мы.
Качели
— Ты чего здесь сидишь?
У
— Просто сижу, — буркнул Иван, отнимая бутылку от губ и жмурясь на пучелобое летнее солнце.
— Дай покачаться?
Он тяжело вздохнул и сделал еще один большой пивной глоток. У его ног припарковались две коричневые бутылки: пустая и полная.
На детской площадке не было никого, кроме Ивана, солнца и надоедливой девочки. Ни детей, ни родителей. Не было слышно птиц. Даже кошки попрятались в тень. Жара обрушилась на Москву, как плоская каменная плита, припечатавшая высокую, ветреную жизнь. Теперь все гнездились в вентилируемых сотах многоэтажного жилья, пили холодный квас и кутались в мокрые полотенца.
— Ты пьешь пиво? — не унималась девочка.
— Слушай, отстань, а? — сказал Иван раздраженно. — Еще от тебя не хватало выслушивать…
Девочка издала звук, похожий на мяуканье, свернувшееся клубком на первом звуке. Она прислонилась спиной к голубой опоре, похожей на жирафью ногу, и тоже поглядела вдаль. На ровную челку леса, видневшуюся из-за новостроек.
— Папа тоже пьет, — сказала она равнодушно.
Иван прекратил листать телефонную ленту. Ему понравилось, как говорила девочка. Как-то легко, как будто бабочка махала крыльями. Без осуждения.
— А ты чего здесь шарахаешься? Где предки? — Спросил он, еще раз обежав взглядом пустую площадку.
— Маму жду.
— А она где?
— В магазин ушла за сырками. Я ее попросила купить. Вот и жду.
Иван понимающе кивнул:
— И моя девушка сырки любит.
— Ты ее тоже из магазина ждешь?
Он задумался. Поставил новую пустую бутылку на песок и открыл третью краешком зажигалки.
Пока в его голове прыгали мысли, девочка опять спросила:
— Дашь покачаться?
Иван посмотрел в сторону подъездов, выкативших на тротуар горячие языки лестниц.
— Я ее как бы жду. Но не из магазина. А вообще…
— А откуда?
Иван протер тыльной стороной ладони лоб — из-за жары прорезались капли пота. Потом он оглядел собеседницу, изучил ее маленькую фигурку в зеленой футболке с мамонтенком, у которого блестели на свету уши и хобот из бисера.
— Ладно, покачайся, — разрешил он, уступая место. — Ушла она от меня. Вроде как.
— Ты поэтому пьешь? — девочка уселась на деревяшку.
— Вот не надо только делать из
Но Кузнечик была невозмутима. Она старательно раскачивалась взад и вперед.
— Вначале я ей таким нравился, целиком, как есть, а потом перестал.
Иван нарисовал носком ботинка расстроенный смайлик на песке.
— От нас тоже папа уходил. Но мама говорит, что это нормально. Лучше пойти в разные стороны, чем биться лбами друг о друга.
— Да уж, — вздохнул Иван и пририсовал смайлику прямоугольные усы.
— Раскачай меня посильнее, — попросила девочка.
Он стал подталкивать ее в спину.
— А где сейчас твой папа?
— А… он дома, — обернулась она на лету.
— Помирились, что ли?
— Ага. Только он пьет. Но я не злюсь на него. Мама всегда говорит, что он человек расхлябанный и его пожалеть надо… Может, и тебя подруга твоя пожалеет еще.
Иван почесал горлышком бутылки висок:
— Хорошо бы.
— Ага, — обрадовалась девочка, шаркая ногой по земле для торможения, — ты ей позвони и скажи, что воспитался, и сырков еще купи. Мама всегда верит, когда папа говорит, что воспитался. И еще мама говорит, что, если любовь — значит, человека любым принимать надо.
К площадке подошла кудрявая девушка, похожая на старшеклассницу. Иван подумал, что молодые мамы слишком уж хорошо сохраняются, даже страшно.
Она нервно глянула на Ивана, на две пустые бутылки рядом с качелями и одну полупустую в его руках, взяла девочку за руку и скомандовала:
— Даша, пойдем.
— Сырки купила?
— Ой, слушай, забыла. Пойдем, потом купим.
Тогда Даша вырвалась и уцепилась обеими руками за голубую ногу качелей.
— Не пойду без сырков!
Она вдруг превратилась в совсем другую девочку, как будто с именем у нее появилась оборотная сторона. Она обвила напряженными руками качельную ногу и по щекам у нее потекли тихие слезы.
Девушка потянула ее за пояс:
— Да успокойся, — зашипела она, косясь на незнакомца — отцепись уже! Нас дома ждут.
Но Даша зарыдала в голос и запричитала:
— Мама… сырки… мама… — и беспомощно посмотрела на Ивана, у которого в этот момент будто броня на сердце лопнула.
— Давайте я сбегаю куплю и занесу вам? Только не рыдай, — сказал он, помогая расцепить тоненькие руки.
— Занесешь? — с надеждой переспросила заплаканная новая девочка, превращаясь в старую.
— Ага. Вы в какой квартире?
— Тридцать восемь.
— Успокойся. И совершенно необязательно сообщать незнакомым свой адрес, — опять зашипела в полголоса кудрявая, утаскивая Дашу за руку в подъезд.