Рыба моя рыба
Шрифт:
У Наташи от страха сердце почти растаяло. Она всю ночь готовила справки, выписки и доказательства своей невиновности и чуть ли не выучила наизусть речь в свою защиту, представляя, как произносит ее, словно последнее слово на судебном заседании в американском фильме.
— Как это формальности? — она скорее пошевелила губами, чем озвучила вопрос.
Но таможенник ее услышал.
— Подпишете сейчас протокол и все.
— У меня штраф на семьсот тысяч, — побледнев, сказала Наташа.
— Попадос, — прокомментировал осетин и растворился в дверном проеме.
Вторая голова тоже исчезла.
Парень
— Подождите в коридоре, сейчас за вами придут.
Он потянулся к телефону, и дверь в кабинет закрылась.
Наташа перелистывала файлики в папке, готовясь к обороне.
Ее отвлек приятный рыжеволосый таможенник — ее ровесник, в зеленом галстуке, прицепленном к серой рубашке зажимом с несуразным пингвином. Он провел просительницу по пустым коридорам и усадил за стол.
— Учредительные документы привезли?
С готовностью Наташа повытаскивала из папки нужные бланки и их копии.
— Я не виновата, — сказала она. — Я вообще не знала, что мои товары продаются в других странах.
Наташа очень боялась, что ей придется воевать за правду с какими-нибудь противными тетками, обиженными на весь мир. Но мужчина казался приятным и добросердечным.
— Как это? — мягко спросил он.
Зашевелилась надежда. Наташа показала электронный договор с Ozon`ом, в который маркетплейс вносил все новые и новые изменения без согласования с ней. Показала переписку с техподдержкой, где она объясняла ситуацию, а ее посылали лесом. Еще она рассказала, что уже оформила электронную подпись, зарегистрировалась на сайте таможни и отправила статформы по всем своим артикулам. Сотрудник понимающе кивал. Тогда Наташа даже пошутила, что у таможни на сайте веселые категории товаров: там есть «струны или человеческие волосы» и «тряпьё». Таможенник расхохотался.
— Ужас, конечно! — посочувствовал он. — Это на Ozon`е, да? У меня там жена тоже продает. Детскую одежду. Кстати, тоже Наташа. Надо ее предупредить, чтобы внимательнее была. То есть вам даже никак не подсвечивалось, что ваши товары уехали в Казахстан и Беларусь? Бардак!
Наташа завертела головой. Она чувствовала, как ртутная тяжесть в теле рассасывается — ей попался нормальный человек.
— Жена подарила? — она посмотрела на зажим с пингвином для галстука.
— Ни слова, — мужчина шутливо закатил глаза, попросил подождать и ушел готовить документы.
Вернувшись, он шлепнул на стол распечатанный протокол.
— А что продаете-то? — спросил он.
— Глазки. Для вязаных игрушек, — улыбнулась Наташа.
— О, так они стоят-то… Сколько?
— Двести рублей за набор из десяти пар, — она открыла бумаги и заскользила глазами по первой странице.
— Это у вас семь артикулов, получается? По двести рублей набор? И сколько всего продалось за границу?
— Да там мало, штук двадцать, навер… — Наташа выхватила со страницы злополучное словосочетание «штраф 700 тысяч рублей», и речь ее оборалась.
— То есть вы продали товара всего на четыре тысячи, а штраф у вас в семьсот… — Вздохнув, подытожил мужчина.
— Что это? — Наташа подняла на него свой темный взгляд.
— Протокол об административном правонарушении.
— Я не буду это подписывать.
Таможенник
— Как хотите. Тут подписывай — не подписывай, ничего не изменится, платить придется.
— Но я же вам объяснила, что я не виновата! — у нее задрожали руки.
В последние полгода дела шли так себе. Другие селлеры, позарившись на Наташины обороты, тоже стали продавать игрушечные глазки. Чтобы привлечь внимание к своим карточкам они опустили цены вдвое. Вслед за ними пришлось снизить цены и Наташе. Теперь рентабельность была гораздо ниже, а покупателей стало меньше, так как они делились между конкурентами. У Наташи в обороте глазок оставалось тысяч на шестьсот. Она думала распродать их и на эти деньги закупить что-то новое, например, пряжу. Даже уже нашла производство в Ивановской области, просчитала всю экономику, и договорилась с фабрикой. Но, чтобы себестоимость была приемлемой, надо было брать сразу большую партию. Теперь же Наташа глядела в таможенный протокол и видела, что планы ее — разбитое стекло. Она продаст свои глазки, и все деньги уйдут на штраф. И то — не хватит.
— Я бы рад помочь, — сказал таможенник. — Но у нас просто нет возможности что-то исправить. Система отслеживает нарушения и срабатывает автоматически, понимаете? Я тут ничего не могу сделать, правда. У нас тут тракторы бывшего кандидата в президенты недавно арестовали на границе, так даже их не выпустили, пока он не заплатил. Вы можете подать жалобу, но это не здесь и, сразу говорю, что вряд ли поможет.
— Понятно. — Наташа поднялась и запахнула пальто. — А через суд?
— Можете. Наверное, можете и Ozon`у претензию написать… Но, думаю, и там, и там — без шансов.
Возле серого здания продолжали висеть унылые клочья тумана, а за шоссе над метелками берез каркали черные гирьки грачей.
В садике возле раздевалки Наташу поймали беспокойные мамы и отжали у нее тысячу рублей на нужды группы. Успокоенные ее сговорчивостью, они даже смилостивились и добавили ее в родительский чат, который тут же начал раздражающе блямкать в телефоне.
— Что делала сегодня? — спросила Наташа, сжимая маленькую теплую ручку дочери и следя, как ботинки шлепают по весенним лужам.
Мила ответила:
— Я всех в саду смешила!
— А что ты делаешь, чтобы всех рассмешить?
Мила зарычала и изобразила маленького монстрика, прыгнув в холодную лужу и обрызгав Наташу. Но та не рассердилась, а вспомнила, что эти хорошие мембранные ботинки были куплены на заработки от глазок.
— Ты монстриком становишься?
— Дя. А они в саду рассмехиваются.
— А монстра они не боятся?
— Неа, ничего не боятся.
— Хорошо им. А я многого боюсь.
— Мам, и ты не бойся.
Наташа заглянула в почтовую пасть и вытащила из нее ворох рекламного мусора. Они поднялись на скрежещущем лифте домой. Сил не было. Наташа раздела дочь и себя, но вместо того, чтобы закинуть вещи в машинку, бросила их на пол, заползла в кровать, уложив дочь рядом, и провалилась в сон, похожий на кирпичную кладку — тяжелый и фрагментарный. Проснулась она, почувствовав мужа рядом. Он пришел раньше обычного. Его колючая щека легла ей на висок.
— Ну как? — Игорь обнял жену и дочь одновременно.