Рыжик
Шрифт:
Она вообще страшно серьёзно отнеслась к появлению у подруги собственного парня и с раздражающим вниманием следила, чтобы тот, часом, не "потерялся" обратно. Гораздо больше самой Люды. Если та старательно сохраняла нейтралитет, то Юлька уже всё за них решила - осталось только произнести сакраментальное "Поцелуйтесь, дети мои!" и прослезиться от умиления. На прогулках именно она оборачивалась, тормозя Люду: "Ой подожди, Лёшик отстал!" и укоризненно смотрела на подругу, когда та бурчала: "Не маленький, не потеряется..." Именно она каждый раз, этак ненавязчиво, приглашала: "А
– Так будешь?
– Ну...
– замялся Лёшка и смущённо улыбнулся: - Уже и не завтрак как бы...
Вот, что с ним делать?! И бить вроде не за что... но как же хочется! Видимо, это стало очень заметно, потому что Миклуха с Юлькой на пару бросились спасать положение.
– Да ка-а-анешна делать, что ты спрашиваешь!
"Лю, а полдвенадцатого - это ранний обед, или поздний завтрак?"
Люда поторопилась спрятать улыбку, словно срочно занявшись бутербродами - желание побить Лёшку, будучи сразу не реализованным, проходило на удивление быстро.
– Да мне объедать вас, как бы, не хотелось...
...И так же быстро могло вернуться.
– Садись уже, - проговорила Люда с таким выражением, чтобы сразу стало понятно - убогих они, так и быть, покормят.
Подруга укоризненно на неё посмотрела - мол, вот ведь жадина!
– и плюхнулась на табуретку. Лёшка благоразумно от дальнейших препирательств воздержался и тоже подсел. Можно было начинать застолье. Но едва все примостились, как Юлька громко ойкнула, заставив остальных вздрогнуть от неожиданности, и унеслась в кухню за чайником, а Люда так же неожиданно обнаружила себя во главе стола. Поняв, что её оставили за хозяйку, и пронявшись ответственностью, она демонстративно взяла бутерброд, крупно откусила и стала так же демонстративно жевать. Ободрённый её примером, Лёшка тоже наклонился над столом.
"Спорим, возьмёт во-о-он тот - самый маленький?" - сейчас же влезла малая.
"Кто спорит, тот штаны распорет..." - заартачилась Люда.
"Мам, ну серьёзно!.."
Лёшка решился, наконец, протянул руку и взял огрызок горбушки, который Люда и намазала-то исключительно из любви к искусству.
"Ну Лю! Так нечестно!
– обиделась Миклуха.
– Я бы выиграла, а ты!.."
Люда хихикнула, но при этом неосторожно вдохнула и, конечно, закашлялась. Лёшка испуганно замер, не донеся до рта даже ту несчастную корку.
– Ты чё?
– чуть приподнялся он, явно с целью помочь. Люда едва представила, как сейчас её будут сочувственно лупить по спине уже не Юлькиной шкодливой лапкой, а крепкой мужской лапищей, и заторопилась.
– Не-не... ничё... Ты ешь!
– частью прокашляла, частью промахала она руками под злорадное Миклухино: "Ага-а-а! Кто не спорит, того жизнь накажет!" Слава богу, хоть Лёшка оказался товарищем скромным и сразу послушался. Не то, что "некоторые",
Тут явилась Юлька с чайником и подозрительно оглядела всю сцену - давящуюся то ли смехом, то ли едой Люду, задерганного Лёшу, смущённо отложившего свой кусок хлеба - и всё поняла. Но выводы сделала неправильные.
– Пожалела, да?! Кусочка хлеба?!
– Я?!!
– от возмущения Люда даже кашлять забыла.
– А кто - я?!!
– Юлька брякнула об стол чайником и вперила руки в боки.
– Девчонки, девчонки, - заторопился Лёшка, - никто ничего...
– СИДИ ЕШЬ!
– гаркнули обе, да так слаженно, что встревать Лёшка больше не решился.
Тут дверь комнаты скрипнула и в щель просунулась Олежкина голова.
– Что за шум, а драки нет?
– вопросила она, и вслед за нею весь Олежка вальяжно вплыл внутрь.
– Щас будет, - с философским спокойствием пообещал ему Лёшка.
Но тот предупреждение проигнорировал, на боевую стойку хозяек внимания не обратил, а прямиком устремился к главному:
– О, бутербродики! Эт' я вовремя зашёл!
Недолго думая, он ухватил самую большую скибу и сразу потащил в рот. И не донёс. Потому что нормально есть под взглядами трёх пар ТАКИХ глаз - можно подавиться!
– Вы чего?!
– удивился он, подозрительно оглядев сначала друзей, затем, на всякий случай - бутерброд, ничего предосудительного не заметил и решительно отмахнулся: - Чего-то вы странные сегодня! Как говорится, как бы не украли чего ночью...
– и принялся смачно наворачивать чужой завтрак, который мог бы быть уже и обедом.
Люда едва сдержалась - зажала рот руками, чтоб не было мучительно больно за огрехи воспитания, и страшным усилием удавила внутри весь рвавшийся наружу хохот. Правда, больно всё-таки стало, но уже по другой причине.
– Уййй...
– сморщила она личико, непроизвольно хватаясь теперь за свою почти боевую повязку и это движение осадило коллектив почище любой взбучки.
– Что?! Что?!
– сейчас же метнулась к ней Юлька, словно курица-наседка к цыплёнку. Пришлось даже отстраниться, а то с Юльки станется "чуть-чуть поправить", так что потом перебинтовывать придётся.
– Да, ребята! Потише немножко, - серьёзно попросил Лёшка.
– Да! Пришёл тут!.. Устроил!..
– вызверилась Юлька... почему-то на любимого.
– Я?!!.. Да я вообще!..
– от возмущения за поклёп Олежка едва не подавился халявным бутербродом.
– ВСЁ! ША!
– вдруг гаркнул Лёша, не ожидавший такого народ, ошарашено притих.
– Ну, чё вы как дети...
– укоризненно добавил он уже нормальным голосом.
– Юль, чай нам сегодня будет?
– Ой!..
– Юлька бросила недоутешенную подругу и схватилась наливать чай.
Поняв, что выгонять и отнимать пищу не будут, Олежка успокоился сам. А Люда с ироничным удивлением посмотрела на Лёшку - так вот как мы умеем, оказывается! Тот заметил и... опять смутился, испуганно втянув голову в плечи - мол, не вели казнить, случайно вырвалось.