С Корниловским конным
Шрифт:
Очерк этих дней под пером генерала Деникина более объективен и очень широко и правильно освещает события и факты. Указанные им «около 2 тысяч пленных» близки к действительности. Генерал Врангель, на стр. 84, пишет: «мы взяли более 3 тысяч пленных, огромное число пулеметов (одна лишь 1-я сотня Корниловского полка захватила 23)».
Некоторые строевые начальники, в своих донесениях, любили сгущать краски и обязательно в свою пользу. О 23 пулеметах, захваченных 1-й сотней сотника Полякова, у меня вышло со свЪим командиром полка, полковником Баби-евым, расхождение. 1-я сотня, находясь на правом фланге полка, у самого села Успенское, бросилась в преследование за красным обозом, захватила несколько подвод и на них обнаружила 21 пулемет, запасных. В донесении, конечно, так и надо было написать.
Мы ликовали еще потому, что вся левобережная наша Кубань была полностью очищена от красных. Под их властью оставалось лишь несколько станиц Кубанского полкового округа, находящихся около Ставрополя. К этому времени, как потом мы узнали, Донская казачья армия полностью очистила от красных войск свою войсковую территорию. Что делалось в Терском Войске, мы абсолютно ничего не знали.
На 23 октября нашей бригаде дана дневка в селе Успенском. С утра был выслан взвод казаков под командой поручика Пухальского на правый берег Кубани, для обнаружения противника. К обеду пришло от него донесение, что он занял станицу Николаевскую без боя, и мост через Кубань не разрушен.
От Добровольческой пехоты генерала Казановича, со станции Овечка, в наш полк, для связи, прибыл офицер, девушка-прапорщик. Во всем новеньком защитном обмундировании, в блестящих золотых погонах, очень юная и миловидная барышня — она отчетливо отрапортовала Бабиеву и доложила об успешном продвижении их частей вперед. Нам было неловко от ее отчетливого рапорта; мы встали, но не как перед «офицером с рапортом», а как перед женщиной, «перед дамой». Смутилась и она, покраснела в лице перед двумя молодыми и холостыми офицерами. И, получив «сводку», — немедленно же выехала в свою часть.
Странный случай. Под станицей Убеженской
На стр. 85 генерал Врангель пишет: «Накануне (т. е. 21 октября, под ст. Безскорбной, Ф.Е.) части захватили значительное число пленных и большую военную добычу... При моей дивизии имелись кадры пластунского батальона, сформированного когда-то из безлошадных казаков и добровольцев. Я решил сделать опыт укомплектования пластунов захваченными нами пленными. Выделив из их среды весь начальствующий элемент, вплоть до отделенных командиров, в числе 370 человек, я приказал их тут же расстрелять. Затем, объявив остальным, что и они достойны были бы этой участи, но что ответственность я возлагаю на тех, кто вел их против своей родины, что я хочу дать им возможность загладить свой грех и доказать, что они верные сыны отечества. Тут же раздав им оружие, я поставил их в ряды пластунского батальона, переименовав последний в 1-й стрелковый полк, командиром которого назначил полковника Чичинадзе, а помощником его полковника князя Черкесова».
Генерал Врангель не указывает, где произошел расстрел 370 пленных. Но его слова «накануне захваченных» ясно говорят, что дело происходило в станице Безскорбной и формирование происходило из тех пленных, которых захватила бригада полковника Науменко и которые, в своей массе, состояли из лабинских казаков и иногородних. О формировании мы тогда знали, но о расстреле всех начальствующих лиц до отделенного командира — ничего не слышали. Это и есть
24 октября корниловцы и екатеринодарцы выступили на правый берег Кубани. Впереди шел Корниловский полк. Перейдя по мосту Кубань и потом железнодорожное полотно Армавир—Ставрополь, полки повернули на север, оставив станицу Николаевскую в стороне, не заходя в нее.
Полки поднялись на плато. Дул холодный ветер. В природе было неуютно. Издали мы увидели длиннейшую линию красных обозов, которые двигались со стороны Армавира на Ставрополь. По бокам обоза — шла гуськом их пехота. Возможно, что это шла сама армия на подводах.
Пылкий Бабиев, опьяненный боевыми успехами последних дней, сразу перевел полк в аллюр рысью, построив его во взводную колонну. Бригадой никто не руководил. С левой
к
стороны, шагов на сто, коротким наметом, наш полк обгонял генерал Врангель. В бурке, в черной косматой папахе, на подаренном кабардинце станицы Петропавловской, вперив взгляд вперед, скакал он к очень высокому остроконечному кургану в направлении станицы Убеженской. Мы впервые видим его в нашей кубанской форме одежды. Бурка, косматая папаха и его остро устремленный взгляд вперед — делали его немного «хищным», даже похожим на черкеса, и если бы не низкий кабардинец под ним, не соответствующий его высокому росту, вид его, как кавказца, был бы правилен и хорош.
Левее его и чуть позади, скакал наш командир бригады полковник Науменко. За ними — до взвода казаков-орди-нарцев. По всему видно было, что Врангель не был в курсе боевой обстановки и торопился к высокому кургану, чтобы с него «осмотреться» и потом уже действовать. Линия красных обозов с войсками тянулась сплошной лентой с запада на восток, — насколько хватал человеческий глаз. Атака для конницы, безусловно, была очень заманчива.
Всегда в походе и в боях — я находился рядом с Бабие-вым, являясь временно полковым адъютантом и самым старшим офицером в полку, а следовательно, и его заместителем. Мы идем во главе полка уже широкой рысью, чуть параллельно движению красных, но где и как их атаковать при их многочисленности — Бабиев еще не решил, но весь свой взгляд вперил в их сторону.
— Бери головных три сотни и атакуй их, а я буду следовать непосредственно за тобой, — вдруг коротко, на широкой рыси, бросает он мне.
Схватив три сотни, — наметом выбросился вперед, перескочил баночку с замерзшим ручейком, покрытым по берегам камышем и кугой и, не замедляя аллюра, — перестроил их «в три эшелона», как полагается для атаки на пехоту.
Головной эшелон ведет сотник Друшляков, второй эшелон — сотник Лебедев, оба отличные боевые офицеры. Я скачу перед вторым эшелоном. Сотни идут широким наметом. Красные солдаты, соскочив со своих подвод и, кто как попало, кто стоя, кто «с колена», открыли по казакам огонь.
Мы были так близко к ним, что видны были уже их лица. Но мне показалось, что головная сотня начинает сдерживать свой аллюр. Второй эшелон, не замедляя широкого намета, стал нагонять головной. Я вижу, как в головной сотне падают казаки и кони, как некоторые казаки, бросив своих убитых лошадей, бегут влево и скрываются в балочке, другие тащат туда же поводом своих раненых лошадей. Потом мне показалось, что я галлюцинирую и что головная сотня и сам сотник Друшляков начинают сворачивать своих лошадей также влево. И пока я, как мне показалось, галлюцинировал, — головной эшелон быстро повернул налево и скрылся в балочке, не выдержав огня красных. Ободренные красные перенесли его на второй эшелон. Потом я почувствовал, что кто-то очень сильно ударил меня в правое плечо, как бы палкой, и рука, с поднятой шашкой, беспомощно опустилась вниз... Боли не было никакой, и я скорее понял, чем почувствовал, что я ранен в правое плечо. Второй эшелон сотника Лебедева, и я с ним, автоматически, так же как и головной эшелон, свернули влево и скрылись в балочке. За нами сделал это и третий эшелон. Огонь красных сразу же затих, так как казаки скрылись от него. Тут только я глянул через ручеек влево и увидел, что и Бабиев, со своими тремя сотнями, отступил и находится ниже моих сотен От линии боя.