С Корниловским конным
Шрифт:
Красные, доскакав до гребня плато, остановились и, грозя поднятыми вверх обнаженными шашками, — громко ругались нам вслед самой отборной матерной бранью. Был очень тихий осенний вечер и при закате солнца, все это было так ясно слышно.
Оставаться на ночь внизу, под непосредственным обстрелом красных, явно было невозможно, и полки 1 -й Конной дивизии, с разных сторон, двинулись назад, в село Кон-стантиновское.
Генерал Врангель о конце этого дня пишет так: «До самого вечера части наши удерживали свои позиции, однако к вечеру, расстреляв патроны, вынуждены были отходить. Отдав распоряжение полковнику Топоркову оттягиваться к Кон-стантиновке, я поехал к полковнику Улагаю, части которого еще держались на гребне, к северу от Петровского» (стр. 93).
День 13 ноября
Рано
2-я Кубанская дивизия полковника Улагая накануне, по приказу генерала Врангеля (смотри стр. 93) отойдя на ночлег в село Благодатное, сегодня выдвинулась на восток от него и остановилась. Своим 2-м Кубанским полком, выдвинутым к югу, — она вошла в живую связь с нашим Корниловским.
Было очень холодно. В лицо нам дул жестокий морозный восточный ветер. Спешенные полки занимали отроги западного берега 15-верстной Калаусской долины, посредине которой текла болотистая речка Калаус.
Красные цепи были внизу. Ветер дул им в спину и, несясь над их головами, бил казакам прямо в лицо, словно срывая свою злость. Весь день шел нудный пеший бой. Обе стороны нс проявили активности и до вечера оставались на тех же местах-позициях, которые заняли с утра.
Казаки и офицеры были достаточно хорошо, тепло одеты, т. е. имели полушубки, но мы с Бабиевым, в одних чер-кесочках и в чевяках — буквально замерзали. Бабиев много курил и этим словно грел себя. Я же был некурящим, почему, как будто, от холода страдал больше, чем он.
На ночь, на 14 ноября, полки остались на позициях. Бабиев не выдержал холода и ночевать поехал в село, которое было не больше как в версте от расположения полка.
В сотни была подана горячая пища, а лошадям фураж.
С Бабиевым мы на старой квартире, довольно богатого крестьянина. Семья у него большая. Одних «молодух» три или четыре. Живы еще и 80-летние дед и бабка. Часть парней где-то отсутствуют. Может быть, у красных, но Бабиев не спрашивает — где они? У хозяина просторная хата, но не дом, где и обитает все семейство. Семейство хлебосольное, но как-то сдержанное с нами. Во дворе сараи, базы, скот, овцы, птица, и все они заняты «по хозяйству». Сегодня они, в особенности молодицы, — мало общительны: дали кушать, отошли в свои углы и молчат. Бабиев всегда был очень разговорчивый с хозяевами, где бы он ни останавливался, и любил пошутить с «молодухами». Сегодня же словно у них заговор против нас. Но Бабиев не обращает на это внимания. Он просит найти портного, просит достать хорошей выделки овчин и за ночь сшить ему легкую мягкую шубу «без застежек», чтобы ее можно было одевать «под черкеску».
— Где же достать портного ночью... где же достать овчин? — как-то полуотказно отвечает глава семьи.
— Мне надо шубу! Мне ее нужно сделать в эту же ночь! И я за все это уплачу, — решительно говорит Бабиев. — Да чиво Вы такие грустные? — не выдерживает он.
И от него мы узнаем, что, после набега на село красных, «ваш главный начальник наложил на село большую денежную контрибуцию... некоторых крестьян арестовал, как бы за сочувствие красным и жестоко наказал... а при чем тут мы, крестьяне?» — добавил он.
Кроме того, приказано реквизировать для казаков 800 пар валенок. «Реквизировали и у нас, и теперь бабам не в чем утром ходить доить коров», — закончил он. Все это для нас было больше чем неожиданно. Полки, находясь весь день на позициях, ничего об этом не знали. Бабиев, при кажущейся своей строгости, — он таким не был. Всему этому он был удивлен. Не помню, как и кому дано было распоряжение, но валенки в этот же вечер были возвращены нашим молодухам, и они сразу же повеселели.
Надо отметить то, что подобная и бесплатная реквизиция чего бы то ни было в казачьих станицах, хотя бы и для нужд армии, — без распоряжения войскового правительства, — совершенно не могла бы совершиться. Чувство внутреннего станичного самоуправления «через станичный сбор стариков» настолько глубоко вкоренилось в казачестве, что его нарушить считалось просто невозможным. Здесь же, в Ставропольской губернии, распоряжалась фронтовая военная
Об этом дне 13 ноября генерал Врангель пишет: «С рассветом противник возобновил наступление. Прикрывая Константиновку и Благодатное, корпус в течение всего дня удерживал свои позиции. Патроны были совсем на исходе; в запасе ничего не имелось. Наступила ночь, полки заночевали на позициях» (стр. 94).
День 14 ноября
Рано утром наш штаб полка выехал к своим сотням. Бабиев ликовал: белоснежная мягкая шуба отлично выделанной овчины под черкеской была как нельзя лучше к настоящему холоду. Шубу за ночь сшили сами молодухи общительному казачьему командиру полка. Бабиев щедро заплатил им, что-то 200 или 250 рублей. Тогда эта сумма была довольно заметная и равнялась жалованью младшего офицера в месяц. Оклад же командира полка был 750 рублей. Бабиев вообще за все расплачивался, где бы он ни стоял. Расплачивался и бывший вр. командир полка подъесаул Безладнов. Мы платили за все. Наши казачки всегда отказывались брать деньги, считая это прямо-таки греховным делом «в такой войне», но тогда мы щедро давали деньги «детям на конфекты». В понятии казачки — это делать можно было, и она с доброй улыбкой принимала их.
Я достал в обозе солдатскую овчинную куртку безрукавку, одел ее поверх черкески «нараспашку» и сразу же почувствовал тепло.
Бой начался с раннего утра. Каков был этот бой? Весь наш 1-й Конный корпус, имея правый фланг южнее села Константиновского, а левый у села Благодатного, по фронту, не менее 15 верст, был разбросан по полкам в одну линию. Перед всем фронтом корпуса, насколько хватало глаз вправо и влево, — мы видели перед собой две густые цепи красных с многочисленными пулеметами на линейках. Думать о наступлении в конном жидком строе на эту стену ружей и пулеметов было просто смешно. Полки никогда бы не дошли до них не только что до шашечного удара, но не дошли бы и на 500 шагов под их сокрушительным огнем. Полки же тогда были немногочис-лены — не свыше 400 шашек в каждом. С нашим левым флангом 1-й Конной дивизии, с Корниловским полком, также расбросавшись в лаву, — действовал 2-й Кубанский полк. Севернее его полковник Улагай с тремя полками своей 2-й Кубанской дивизии держался кучно, словно выжидая момента, чтобы ударить этими полками в нужную минуту. От села Благодатного, в сторону Константиновки, шел пологий скат, который делал широкую седловину и переходил в бугорчатые берега Калаусской долины у нашего села. Поэтому, с позиций Корниловского полка, вся дивизия Улагая была видна нам как на ладони. И на этом широчайшем фронте в 15 верст десять Кубанских конных полков, в спешенном порядке, все же задержали наступление красной пехоты. Она остановилась и залегла. Фронт как бы затих. Было очень холодно. Казаков пронизывал ледяной восточный ветер. Солнца не было с самого утра.
Время дня определялось только по часам. И вот после полудня среди красных замечен был легкий отход назад. Они, видимо, не хотели еще одну ночь проводить в степи, в стуже. Позади их цепей протекал болотистый Калаус. Это был самый лучший момент на фронте 1 -й Конной дивизии, чтобы, собрав ее в кулак, — конной массивной атакой прорвать фронт — и распространиться по долине. Бабиев это видел и ждал проявления инициативы со стороны старших и... не дождался. Мы видели, как вправо от нас разновременно бросались «в шашки» сотни 1-го Екатери-нодарского полка, но — безрезультатно: смельчаки погибали, а красные, отразив удар, тихо отходили к следующим бугоркам, прикрываясь огнем своих многочисленных пулеметов. Наша артиллерия, находясь в Константиновке, за отсутствием снарядов, только изредка стреляла. А какая была отличная зрительная цель стрельбы и ее корректирование сверху вниз!
Бабиев оживился. Спешенные сотни полка, на широком фронте, перебегая от бугорка к бугорку, перешли в наступление. Но как только казаки появлялись на ровном месте — целая группа красных пулеметов на линейках, с разных сторон и под разными углами стрельбы моментально останавливала их. За короткий промежуток времени были ранены три командира сотен — сотник Зеленский, сотник Де-мяник и подъесаул Лопатин. Последний сразу двумя пулями. Ранен и его младший офицер, фамилию не помню. Убит сотник, казак станицы Михайловской, станичник Ба-биева, фамилию которого также забыл.