С Корниловским конным
Шрифт:
Выйдя из сферы огня, перейдя вновь ручеек и построив сотни в резервную колонну, подошел с ними к полку и остановился. Бабиев, видимо, ущемленный неудачной атакой и желая на ком-то сорвать свою досаду, производил своим сотням «полковое ученье», летал по интервалам меж сотен и громко ругался. Он «разносил» начальника пулеметной команды прапорщика Дзюбу за то, что тот своими многочисленными пулеметами на линейках не так «лихо» делал взводные заезды. Дзюба же, спокойный и храбрый черноморский казак, нахлобучив свою папаху на глаза, молча слушал его «разнос», ничем не реагируя, что еще больше бесило
В интервале между сотнями лежал убитый молодой казак, лицом к земле, словно спал. В добротной гимнастерке, в очень новеньких красных погонах, с черной, траурной оторочкой по краям погона, эмблемой нашего полка — все говорило мне, что он только недавно прибыл в полк и вот погиб- Занятые полковым учением — никто не обращал на него внимания. А мне вспомнилось из «Полтавского боя» А.С. Пушкина:
Сраженный в нескольких шагах,
Младой казак в крови валялся.
А конь, весь в пене и пыли,
Почуя волю, дико мчался —
Скрываясь в огненной дали...
Наконец, Бабиев закончил «свое учение» и глянул в нашу сторону.
— Господин полковник... с первым дивизионом, после неудачной атаки — прибыл, — рапортую ему.
— Зачем же Вы перескочили через ручеек? — с упреком и еще не успокоившись, горячо спросил он.
— Потому что он неожиданно встретился перед нами, —• в тон отвечаю ему. Бабиев это знал, но ему надо было «говорить», чтобы в разговоре, в цукании — забыться от неудачи.
— Господин полковник, я ранен... позвольте сделать перевязку? — докладываю ему.
— Так чего же Вы молчите?! — вдруг крикнул он. — Доктора сюда! — бросил он в сторону. Но когда я повернул голову туда, куда были брошены его слова, — я увидел, что полковой зауряд-врач Александров, сидя на корточках, перевязывал ногу прапорщику Александру Хлусу, раненому также.
Мой вестовой Федот Ермолов помог вложить мне шашку в ножны. Раздели, на холодном ветру перевязали. Пуля навылет прошла через' мякоть правого плеча. Пальцы руки работали, но саму руку поднять я не мог. Нас, раненых офицеров, немедленно же отправили в Успенское, в дивизий-ную летучку, начальницей которой была супруга генерала Врангеля.
— Как мой муж?! — тревожно спрашивает она.
— Бой окончен, и Ваш супруг жив и здоров, — успоко-ил я ее.
Наша хозяюшка-крестьянка села Успенского была
удивлена:
— Ведь Вы же выехали здоровым... и вдруг так скоро ранены! Вот страсть-то! — говорит она и не знает — чем же меня накормить.
В этом сказалось сердолюбие русской женщины: «выехал здоровым, а вернулся раненым». Словно раненым может быть только «нездоровый человек», т. е. больной, или должен быть ранен сразу же, в хате...
К ночи полки вернулись в Успенское. Бабиев выразил радость, что я ранен легко. Ночью — мы вновь вместе. И говорим о причинах неудачной атаки.
— Неповоротливы «хохлы», — сокрушается он. — А этот прапорщик Дзюба!.. Я его ругаю, на чем свет стоит, а он смотрит на меня исподлобья и... молчит. Этак может вывести каждого из терпенья, — горячится он и теперь. А я слушаю его и улыбаюсь, улыбаюсь. «Горяч ты, Коля, — думал я, — но ты же и молодец, и как таковой ты скоро поймешь храбрых
Напутствуемый добрыми пожеланиями Бабиева, с просьбой «не задерживаться в тылу» и скорей возвращаться в полк, — утром 25 октября, с Хлусом и ранеными казаками, со станции Коноково — выехали поездом в Кавказскую.
За этот мой период пребывания в Корниловском конном полку, с 13 сентября до 25 октября 1918 г. — полк понес следующие потери в офицерском составе:
1. Полковник Федоренко — убит 13 сентября у ст. Михайловской.
2. Есаул Удовенко — убит 18 сентября у ст. Курганной.
3. Прапорщик Шевченко — убит 15 октября у хут. Абдурахманова.
4. Зауряд-хорунжий Карякин — убит 18 октября у ст. Урупской.
Ранены:
1. Полковник Бабиев — у ст. Урупской 13 октября.
2. Сотник Васильев — у хут. Абдурахманова 15 октября.
3. Полковник Артифексов — у хут. Стасикова 16 октября.
4. Подъесаул Черножуков — у хут. Стасикова 16 октября.
5. Сотник Мишуров — у ст. Урупской 18 октября.
6. Прапорщик Хлус — у ст. Убеженской 24 октября.
7. Подъесаул Елисеев — у ст. Убеженской 24 октября.
За этот период времени было убито и ранено очень много казаков. Войсковая история никогда не будет знать их имена — подхорунжих, урядников, приказных и казаков, так как нет полкового архива и участников этой героической эпохи никого не осталось в живых.
В книге генерала Врангеля «Белое Дело» (т. 5, стр. 86) идет описание, расходящееся с действительностью и с датами. Вот оно; «На рассвете 26 октября я с Корниловцами и Екатеринодарцами, переправившись через Кубань, спешно двинулся к Армавиру, одновременно послав приказание полковнику Топоркову также идти туда. Сильнейший ледяной северный ветер временами переходил в ураган. Полки могли двигаться лишь шагом. Плохо одетые казаки окончательно застыли. Около полудня наши обе колонны почти одновременно вошли в соприкосновение с противником, последний, уклоняясь от боя, бросился на северо-восток, здесь был перехвачен частями полковника Топоркова и жестоко потрепан. Угроза Армавиру была устранена, и я приказал отходить на ночлег полковнику Топоркову в хутора Горькореченские, полковнику Науменко к станице Убеженской. Сам я проехал в Успенское».
Здесь, видимо, спутаны даты. Корниловцы и екатерино-дарцы из села Успенского выступили на правый берег Кубани 24 октября, но не 26-го. Если 22 октября «разбитый противник бежал», как пишет генерал Врангель на стр. 85, то — победные Корниловский и 1-й Екатеринодарский полки не могли же оставаться в ничегонеделании в селе Успенском ровно три с половиной дня, т. е. — полдня 22-го и потом полные дни 23, 24 и 25 октября?
1-я Конная дивизия все время действовала разрозненно, а полковник Топорков со своими полками — запорожцами и уманцами — действовал просто изолированно от дивизии. Мурзаев также. И если посмотреть на схему, то видно, что все три бригады дивизии действовали не только что в различных, но прямо в противоположных направлениях. После неудачной атаки Корниловского полка 24 октября оба полка, в тот же день, к ночи, вернулись в село Успенское, но не в станицу Убеженскую, до которой не дошли.