С Корниловским конным

Елисеев Федор Иванович

— A-а!.. Миша!.. Дорогой! Вот где встретились! — радостно восклицает он, и они по-мужски обнимаются и целуются.

Это вошел к нам командир l-ro Кубанского полка, войсковой старшина Фостиков. Чины его штаба движутся за ним, козыряют Бабиеву и произносят каждый: «Здравия желаю, господин полковник».

Бабиев остро смотрит в глаза каждому и дает им руку. Все они проходят дальше вглубь хаты и представляются Муравьеву, Лебедеву и мне.

— Здравия желаю, господин полковник! — произносит предпоследний из них. Бабиев всматривается в него, выпрямляет стан и твердо отвечает:

— А Вам, подъесаул, я руки не подам... и Вы, конечно, знаете почему!

Офицер

смутился, откозырнул и отступил в сторону. Бабиеву представлялся уже следующий.

В этом офицере я узнал бывшего сотника 2-го Черноморского полка по лагерным сборам Кавказского отдела в 1914 г., Григория Григорьевича Барагунова. Он кабардинец Терской области, но почему-то и тогда служил по Кубанскому Войску. Очень добрый человек, и офицеры-черноморцы называли его «Гри-Гри». Тогда, в майских лагерях, все офицеры полков —- Кавказского, Черноморского и 10-го пластунского батальона — жили очень дружно между собой, и всяк о себе оставил приятную память. От жеста Бабаева было очень неприятно, но все присутствующие постарались этого «не заметить». У меня же — прошел легкий холодок по спине, так как подобное явление в офицерской среде тогда — могло окончиться большой неприятностью. Но я понял, что, если Бабиев не подал руки, значит, было за что. Было и жаль «Гри-Гри». Кстати сказать, он приходился родным дядей сотнику К.И. Барагунову, бывшему в Югославии в Гвардейском дивизионе и потом участнику джигитских групп.

Из-за этого ли инцидента с его подчиненным офицером или по боевой обстановке — но Фостиков недолго пробыл «в гостях у екатеринодарцев». Он и Бабиев говорили между собой добро, хорошо, ласково, как большие и старые друзья-сверстники. Первым долгом они вспоминали свой родной и славный 1 -й Лабинский полк по мирному времени, и по времени Кавказской войны, и видно было, как он им был до сих пор особенно дорог по воспоминаниям. Они оба после окончания военного училища прибыли в полк молодыми хорунжими, вместе были в Персии еще в мирное время в экспедициях против племени курдов «шаксевен», оба получили тогда же по две боевых награды. В чине сотника они вышли на Турецкий фронт в 1914 г. В самом начале февраля месяца 1915 г. сотник Фостиков, тогда полковой адъютант 1 -го Лабинского полка, был командирован в войско, на Кубань, где формировалась новая Сводно-Кубанская дивизия. С тех пор они не виделись и встретились впервые вот только здесь, через три с половиной года и в такой особенно неуютной обстановке. По отзывам офицеров лабин-цев — оба признаны были выдающимися офицерами. Через несколько месяцев — они стали генералами Кубанского Войска. Только война рождает Героев!

Ушли и мы от екатеринодарцев. Мы у себя, в крестьянской хате. И я немедленно же обратился к Бабиеву: «Что случилось? Почему Вы не подали руки? Это ведь ужасно! Могла бы произойти большая неприятность!»

И он мне отвечает — спокойно, твердо, резонно: «Когда наш кузнецовский конный отряд в горах, в районе Туапсе был окружен и пленен, препровожден в Майкоп и был допрос, — этот Барагунов, у которого «душа с г-ном смешалась» (любимое выражение Бабиева, когда кто струсил, Ф.Е.), — он говорил красным, что они, молодежь, здесь ни при чем... их вели «старшие», и при этом указывал прямо на меня. Я был в отряде только командиром офицерского взвода! Но все равно ведь это прямое предательство! И меня могли бы расстрелять по этому наговору!» — закончил он.

Я его понял. Бабиев был прав. После двух дней на холодном ветре, в нервозности, на сухом хлебе, мы крепко заснули на одной кровати в теплой

крестьянской хате, конечно, в черкесках, сняв с себя только оружие.

Представление офицеров к следующим чинам

11 ноября, когда полк вошел в Донскую Балку, из Войскового штаба, за подписью атамана генерала Филимонова был получен приказ по войску, что «чин прапорщика упраздняется и Bcejc офицеров в этом чине, приказом по полкам, переименовать в чин хорунжего».

Это было очень приятно. В тот же вечер 11 ноября, приказом по Корниловскому полку, были переименованы в хорунжих следующие прапорщики: Дзюба Константин, Дзюба Семен, Бэх Андрей, Бэх (большой), Ишутин Андрей, Тюнин Александр — эвакуирован по ранению, Хлус Александр — эвакуирован по ранению, Ищенко — эвакуирован по болезни, Астахов Иван. Фамилии других не помню. Приказ подписал вр. командир подъесаул Сменов.

В селе Петровском получен приказ командующего Добровольческой армией генерала Деникина «представить за выслугу лет на фронте всех офицеров, согласно Императорского приказа по Военному ведомству 1915 г., № 681.

Согласно этого Императорского приказа Великой войны 1914-1917 гг., следующий чин сотника и подъесаула давался при нахождении в строю и на фронте в течение 12 месяцев. Чин есаула давался при нахождении на фронте и в строю только командирам сотен и эскадронов в течение шестнадцати месяцев, имея уже чин подъесаула, штабс-ротмистра.

Чин войскового старшины давался есаулам в должности командиров сотен или выше по должности, находившимся в строю и на фронте в течение шестнадцати месяцев. Чин полковника давался войсковым старшинам, проведшим на фронте и в строю шестнадцать месяцев.

Офицерам, получившим очередной чин за боевые отличия, — выслуга на следующий чин исчисляется по предыдущему чину. Этот расчет касался только кавалерии. В пехоте — выслуга на следующий чин короче. В артиллерии и других специальных войсках, как менее теряющих от огня противника, — выслуга чуть больше, чем в кавалерии.

К этому Императорскому приказу генерал Деникин ввел послабление, а именно: для производства в есаулы, ротмистры и выше — не требовался стаж командования сотней или эскадроном, а только беспрерывное пребывание на фронте. Этот пункт, не требовавший командного стажа, внес большой сумбур в офицерскую среду и дал возможность многим продвинуться, даже до штаб-офицерского чина, что при императорской власти во время войны же было совершенно недопустимо.

Получив этот приказ, я доложил Бабиеву.

— Я ничего не знаю. Вам даю полное право написать наградные листы на тех, кто выслужил, и я все подпишу, — дружески говорит он.

В селе Петровском собраны офицеры полка. Наведены справки, чего невозможно было точно сделать по послужным спискам или на эвакуированных офицеров.

На второй день Бабиев читает и подписывает все. Ему очень неловко подписывать своей левой рукой, почему время тянется долго. Подписав последний, он спрашивает:

—- А где же Ваш наградной лист?

— Какой? — отвечаю ему.

— Да для производства в есаулы!

— Мне не хватает на выслугу около двух недель, — вторю ему.

— А за боевые отличия! — говорит он.

— Это дело командира полка, — отвечаю в тон.

— Ну, тогда пишите под мою диктовку... у Вас два ранения за две недели, Вы мой непосредственный помощник... и я хочу, чтобы Вы были есаулом, — трактует он безапеля-ционно.

— Тогда позвольте представить в есаулы за боевые отличия и Лопатина? — предлагаю ему.