Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
– Только неотесанный чурбан мог бы требовать большего, – ответил Эйлас. – Вы проявляете к нам больше внимания, чем мы заслуживаем.
– Мне очень приятно принимать таких гостей, как вы, и жаль, что вы решили покинуть нас уже завтра. Но меня ожидает очаровательное создание. Она впервые посетила виллу Мероэ, и мне не терпится познакомиться с ней поближе.
– Последний вопрос, – задержал лорда Эйлас. – Когда к вам прибывают новые гости, прежние должны уезжать – в противном случае в залах и спальнях виллы Мероэ не хватило бы
Лорд Дальдас тихо рассмеялся:
– Когда исчезают люди, которых вы видите во сне, куда они возвращаются? – Он поклонился и ушел.
Перед компаньонами остановились три молодые прелестницы. Одна спросила с шаловливой дерзостью:
– Почему вы молчите? Разве вы не хотите с нами поболтать?
Эйлас, Гарстанг и Шарис вежливо встали. Эйлас оказался лицом к лицу со стройной девушкой с бледными светлыми волосами и чертами деликатными, как нежные лепестки цветка. Из-за черной полумаски на него смотрели фиолетово-голубые глаза. Эйлас почувствовал внезапный укол в сердце, одновременно болезненный и радостный. Он начал было говорить, но осекся.
– Прошу меня извинить, – пробормотал он. – Я не очень хорошо себя чувствую. – Отвернувшись, он увидел, что Гарстанг сделал то же самое.
– Невозможно! – сказал ему Гарстанг. – Она напоминает… мне слишком тяжело об этом вспоминать.
– Это сновидения! – отозвался Эйлас. – Им трудно сопротивляться. Лорд Дальдас весьма изобретателен, не правда ли?
– Вернемся в нашу комнату. Мне не нравятся воспоминания во плоти… где Шарис?
Девушек и Шариса след простыл.
– Нужно его найти! – встревожился Эйлас. – Он увлечется и попадет в беду.
Они прошлись по залам и коридорам виллы Мероэ, не обращая внимания на причудливые разноцветные светильники, завораживающие взор интерьеры и столы, уставленные изысканными яствами. Наконец они увидели Шариса в небольшом внутреннем дворике, соединенном с террасой сводчатым проходом. Сидя в компании четырех гостей, он извлекал тихие звуки из свирели. Его новые знакомые играли на других инструментах, находя гармонические сочетания, заставлявшие задерживать дыхание и вызывавшие легкое головокружение. Вплотную к Шарису присела хрупкая брюнетка – ее волосы опустились ему на плечо. В одной руке она держала бокал темно-лилового вина; когда в музыке наступил перерыв, она попробовала вино и предложила бокал Шарису.
Захваченный участием в чудесном оркестре, Шарис рассеянно взял бокал и уже поднес его к губам, когда стоявший сзади Эйлас перегнулся над балюстрадой и выхватил вино у него из руки:
– Шарис, что ты делаешь? Пойдем, пора спать! Завтра уедем из этого замка сновидений – они опаснее оборотней Тантревальского леса!
Шарис медленно поднялся на ноги, взглянув на продолжавшую томно сидеть девушку:
– Мне нужно идти.
Втроем они молча вернулись в спальню, где Эйлас взял Шариса за плечо:
– Ты
– Я знаю.
– Ты еще что-нибудь пил?
– Нет, – неуверенно ответил Шарис. – Я поцеловал эту девушку – она выглядит и говорит как… как первая любовь. Она пила вино, у нее на губах оставалась капля. Я почувствовал вкус этой капли.
Эйлас застонал:
– Придется найти противоядие!
В сопровождении Гарстанга он снова обошел всю виллу, но лорда Дальдаса нигде не было.
Огни начинали гаснуть – Эйлас и Гарстанг вернулись в свою комнату. Шарис уже спал – или притворялся, что спит.
Наутро высокие окна озарились ярким солнечным светом. Шестеро путников встали, хмуро поглядывая друг на друга. Эйлас напряженно сказал:
– Оставаться больше нельзя. Поехали! Закусим по дороге.
У ворот их ждали оседланные лошади, хотя привратника не было. Не желая узнать, чтo он увидит, если обернется, Эйлас вскочил в седло и пришпорил коня, решительно глядя вперед. Он заметил, что его спутники сделали то же самое.
– Дорога уходит вдаль – забудем дворец сновидений!
Все шестеро в развевающихся плащах унеслись галопом. Проехав примерно милю, они остановились, чтобы перекусить. Шарис сидел в стороне. Он вел себя рассеянно и не пожелал завтракать.
Эйласу показалось странным, что Шарис, по-видимому, осунулся и похудел за ночь: одежда держалась на нем слишком свободно, куртка висела, словно подвешенная на крючке.
Эйлас вскочил на ноги, но Шарис уже соскользнул на землю, как в обмороке; на траве лежала только одежда. Эйлас опустился на колени, схватил пустой рукав. Шляпа Шариса откатилась в сторону, его застывшее лицо – маска из бледного пергамента – исчезало, не растворяясь, но словно отворачиваясь в сторону, которой не было.
Эйлас медленно поднялся на ноги и обернулся – он хотел вернуться и вырвать Шариса из костлявых рук смерти. Бод подошел и хрипло сказал:
– Поехали. Что упало, то пропало – позади уже ничего нет.
Дорога мало-помалу уводила путников направо и через некоторое время стала заметно подниматься и опускаться по холмам. Почва становилась тощей, появились скальные обнажения; лес сперва поредел, превращаясь в отдельные поросли чахлого дуба и тиса, после чего отступил на восток.
Ветер крепчал, по небу неслись облака, и пятеро всадников то выезжали на солнце, то погружались в тень.
Закат застал их посреди бесплодного плоскогорья, усеянного большими, а иногда и громадными гранитными валунами, пористыми от ветра и дождя. Гарстанг и Каргус называли эти беспорядочно разбросанные глыбы «бараньими лбами».
Отряд остановился у ручья. Приготовив постели из охапок папоротника-орляка, путники провели не слишком приятную ночь, но их ничто не потревожило, кроме жалобного свиста ветра среди камней.