Сага о Бельфлёрах
Шрифт:
— Убрать Сэма, и они станут шелковыми, как прежде.
— Дело не в Сэме, поймите же. Сэм не один. За него даже женщины, Боже ты мой, они не хотят терпеть такое положение. Весь этот стрекот, крики, которые мы постоянно слышим…
— Я ничего не слышал.
— Но дело не в Сэме. Они хотят, чтобы он говорил за всех. Он не один.
— Ты все преувеличиваешь.
— Это ты преувеличиваешь!
У дверей раздался какой-то шорох, все оглянулись и увидели, что в маленькую курительную комнату заглядывает сам престарелый Жан-Пьер. Он выглядел немного растерянным; засаленный шелковый халат свободно болтался
— Что-то стряслось? — прошептал он, хватаясь за ворот своего халата. — Нам грозит опасность?
— Жан-Пьер, не волнуйся. Ничего не стряслось, нет никакой опасности, мы всё уладим. Не расстраивайся.
— Пожар? Кто-то хочет устроить пожар? Поджечь замок? Но зачем? Что же будет? Что нам делать?
— Ничего не стряслось, — сказал Ноэль и похлопал брата по плечу. — У нас всё под контролем.
У Жан-Пьера затряслась челюсть, словно в припадке, его скрюченные пальцы задрожали. Слезящиеся глаза забегали по сторонам, но ни на ком не задерживались, как если бы он не узнавал никого из присутствующих.
— Опасность? — шептал он. — Здесь, в замке Бельфлёров?
А позже, ко всеобщему удивлению, переговоры продолжились с относительным успехом.
Сэм с двумя своими «адъютантами» пришли к кучерскому дому, и стороны обсуждали ситуацию с половины пятого вечера до глубокой ночи; были выдвинуты следующие требования: улучшение условий проживания, санитарных условий, качества еды и воды, а также подписание официальных договоров — причем в присутствии юристов с обеих сторон; и, конечно, повышение жалованья. Одно за одним каждое условие выставлялось на обсуждение и принималось. Лишь по вопросу жалованья споры были нешуточные: Сэм заявил, что его «избиратели» хотят увеличить ставки на двести процентов в час, на что Бельфлёры заявили, что Сэм лжет.
— Так мы разоримся, — сказал Ноэль. — И вы это знаете!
— Ничего подобного! Бельфлёры не разорятся, — и Сэм лукаво улыбнулся, быстро сверкнув зубами.
Они продолжали спор, порой повышая голос, и один из Бельфлёров покинул стол переговоров, возмущенно фыркнув, а Сэм, немного потерявший голову от возбуждения, или собственной смелости, или от того, что долго ничего не ел, так сильно ударил кулаком по столу, что кольцо фальшивого золота на его пальце оставило царапину на сияющей поверхности.
— Я заплачу! — запальчиво воскликнул он. — Я куплю новый стол…
— Не говорите чепухи, — был ответ.
Около часа ночи они сговорились на ста шестидесяти процентах. И это было очень много. Ноэль все повторял, с неподдельной горечью, ибо был в этом убежден: так мы разоримся.
Итак, они договорились, ударили по рукам, и Сэм сказал, что утром проведет голосование среди работников, впрочем, он абсолютно уверен, что результат будет положительным (и тогда, добавил он со своей скользкой, неверной улыбочкой, мы наконец-то сможем приступить к работе — ведь ради этого, собственно, мы сюда и приехали); Бельфлёры пообещали вызвать своего юриста и пригласить второго, независимого, который будет представлять интересы работников. Ровно в час ночи Сэм с товарищами ушли, а Бельфлёры вернулись в замок, чтобы как следует выпить и уснуть. Гидеон, хотя выпил больше других, не мог заснуть дольше всех,
Он рассматривал свою увечную правую руку. Он ведь правильно подобрал слово? На ней отсутствовал мизинец, отсутствовал полностью. Люди беспокойно оглядывали его руку, смутно понимая, что чего-то недостает. Еще был безобразный рваный шрам в том месте, где его укусил карлик. Рана заживала, как обычная царапина, и должна была постепенно затянуться, но по какой-то причине превратилась в довольно заметную отметину. Кажется даже, думал Гидеон, что он продолжает расти.
Однако — поразительное дело: какие мерзкие сюрпризы способно преподносить нам собственное тело…
А наутро Сэм со своей притворно-виноватой улыбочкой заявил, что «его люди» наложили вето на предложение о повышении жалованья.
Остальные предложения они, конечно, приняли; собственно говоря, это были их собственные требования; но они отказываются принять повышение ставок на то шестьдесят процентов и велели ему, Сэму, сообщить Бельфлёрам, что согласны как минимум на сто восемьдесят пять.
— Значит, наложили вето… — тихо произнес Ноэль.
А Хайрам с изумлением, заикаясь, воскликнул:
— «Вето»!.. На «п-предложение»! Этот сброд, об-бор-ванцы, шлюхи и полудурки!..
— Им нужно не только повышение жалованья, — продолжал Сэм, складывая перед собой в замок темные, загорелые руки. — Нои кое-что еще: бесплатное медицинское обслуживание по требованию, страховки, туалеты внутри помещений, а не на улице, и холодная питьевая вода во время работы.
Ему удалось, сказал Сэм с кривой усмешкой, отговорить их от требования процентных отчислений с доходов Бельфлёров — от чистой прибыли. Они очень шумели по этому поводу, но ему пришлось пресечь это желание, как и другие, которые он считает второстепенными (телефоны, плиты с духовками, холодильники, разрешение купаться в Лейк-Нуар и пользоваться лодками Бельфлёров); но — только пообещав, что в договор будущего года все эти пункты будут включены.
— Будущего года!.. — произнес Ноэль, прижав ладони к груди.
— … ведь в конце концов, толковал я им, — продолжал Сэм, повышая голос, — мы приехали сюда, чтобы собирать фрукты, а они вот-вот начнут гнить или достанутся птицам. Эти прекрасные груши и персики… Да и яблоки тоже почти созрели. Нельзя терять ни минуты, ведь это тысячи акров! Я был с ними непреклонен, — закончил он.
Хайрам пошатнулся, так что Джасперу пришлось подхватить его.
— Процент от доходов… — шептал он. — Чистая прибыль…
— Мы разоримся, — сказал Ноэль. — Мы и так на грани разорения.
Гидеон поднялся и навис над Сэмом.
— Вы сами знаете, что это бред.
— Они возбуждены, немного выпили. У них есть своя воля, — сказал Сэм, пожимая плечами.
— Это ваша воля, а не их.
— Убедитесь сами! Пойдите и спросите, раз вы всё знаете!
— Процент от доходов… — хрипел Хайрам. — Чистая прибыль…
— Мы не верим ни в какое голосование, — заявил Джаспер. — И не признаем его.
— Что ж, ваше право! — сказал Сэм. Он развел руками, его улыбка стала еще шире, потом обмякла, но не исчезла. От него исходил терпкий запах алкоголя, солнца, пота. — У людей есть собственная воля, я не их лидер, я лишь представитель. Я им не указ — уж кого-кого, а меня вы обвинять не можете.