Сага о Годрланде
Шрифт:
Впрочем, сейчас я больше думал о том, что делать с договором с Пистосом. Ерсус по всем местам нас уже провел, дальше нужно либо ворочаться, либо искать тварей самим. Я же не особо понимал, как пустынники различают пути, для меня везде один и тот же камень, везде песок. В море-то мы ходим по приметам, мол, от северного края острова с кривой скалой по попутному ветру плыть на восток день, противу ветра — два дня, там слева должен показаться другой остров с одинокой сосной, ну и дальше также. А тут как?
Это ущелье хоть как-то
Так сможем ли мы отыскать тварей? Это все равно, что в море ловить одну-единственную рыбу, особенно без Рыбака.
Вечером я созвал всех ульверов и спросил, что думают они. Первым поднялся Вепрь:
— Скажу не только за себя, но и за других. Застоялись мы. Давно уже в хускарлах ходим, хотим хельтами стать. Пусть тут и жарко, как у Мамира в котле, зато твари простые и ходят не кучно, и сердца у нас есть. Да и тебе, Кай, уже невместно на десятой руне сидеть, когда хирдманы с тобой вровень.
— Значит, не за золотом, а за силой идем? — спросил я еще раз, оглядывая хирд.
Никто не отвел взгляда. Никто не сказал слова против.
— Милий, вызнай у пустынников, где тут твари водятся. Уж они-то всяко должны знать. Скажи, что мы берем и тех, что за пятнадцатую руну перевалили, но только чтоб одиночные.
— Кхалед спрашивает, в чем его выгода.
— А что ему надо?
— Золото и кой-чего из тварей, что он сам выберет. Но не сердца, сердца им не нужны.
— Пусть. Скажи, мы согласны.
Через два дня на дне ямы заблестела первая лужица воды, но чтобы напоить верблюдов, нам пришлось ждать еще несколько дней. Потом мы снова наполнили бурдюки и двинулись вслед за пустынниками. На юг.
Вскоре камень сменился песком, и идти, дышать да и просто жить стало еще трудней. За Милием теперь всегда присматривал кто-то из ульверов, так как тот не раз впадал в беспамятство из-за изнеможения и жары. Пистос же держался на одной злости, не хотел снова проигрывать равному по силе Хальфсену, хотя они оба уже давно проиграли пустынникам-карлам. Откуда в них столько крепости? На вид мелкие, черные и сухие, как изюм, но даже я, хельт, не был уверен, что сумею перешагать их в этих песках.
И ни одной твари. Кроме той, что вела нас вглубь пустыни и звалась Кхалед.
На третий день пути я уже подумывал, а не проверить ли шкуру Кхаледа на прочность? Так ли она крепка, как кажется? И сможет ли Живодер придумать что-то новое?
— Вода! Глянь, там вода! — вдруг заорал Бритт.
Я приподнялся на цыпочки и увидел, как впереди что-то блеснуло. Кажись, там не просто вода, а целое озеро. Я передернул плечами и почувствовал, как под рубахой скрипнул песок. Он был повсюду: в одежде, в еде, в волосах. Как же здорово было бы его смыть!
Ульверы вмиг оживились, загомонили, прибавили шагу.
— Нет! Нет! — закричал Кхалед. — Альваше! Не вода!
— Стоять! — рявкнул я.
Альваше на сарапском языке означает тварь. Может, в этом озере водится одна?
— Милий! Узнай у него, что за тварь!
Бедолага-раб едва мог говорить, его губы иссохли и растрескались до крови, но он всё же собрался с духом и заговорил с пустынником. Слушал его, слушал, потом покачал головой:
— Не понимаю. Он сказал, что это опасное место. В воду лезть нельзя, там смерть. Но мы должны подойти ближе, там будут твари.
На всякий случай я повторил погромче, чтоб услышали все ульверы:
— В воду не лезть. Приготовиться к бою, там могут быть твари!
— Ну хоть голову ополоснуть? — взмолился Сварт.
Он уже и бороду обрезал под корень, и на голове накрутил тряпок с аистиное гнездо, а всё равно истекал потом, как вытащенная на берег медуза. Пришлось даже выделить ему двойную долю воды, правда и тащил Сварт ее сам.
— Кхалед чего-то боится, говорит, тварь там. Так что поначалу остережемся.
Добрались мы до того озера быстро, ноги сами несли нас к воде. А озеро-то такое манящее и красивое: круглое, как щит, блестящее, как золотой илиос. Ульверы мигом столпились на берегу, а вот пустынники даже подходить не стали и верблюдов не пустили. Может, там кто-то вроде крокодила живет?
Коршун склонился к воде, прислушался.
— Нет, не чую я твари. Наверное, зверь какой-то или рыба зубастая.
— Кай, так я нырну? — простонал Сварт, уже сдирая с себя тряпки.
Я тоже вгляделся в водную гладь, попытался уловить руны или рассмотреть тени, но почему-то не мог разглядеть дна, словно там сразу омут. Кхалед подошел к нам и снова замельтешил на сарапском, я только и мог разобрать, что «альваше» да «альваше».
— Нет тут альваше, нету! — попытался я объяснить этому дурню. — Не чуем мы!
А он всё указывал на озеро, на себя, на солнце, словно пояснял что-то важное. Подошедший Хальфсен вслушивался в его слова, но тоже не смог разобраться.
— Кто-то там точно живет, — наконец сказал наш толмач. — Он съедает плоть и выпивает кровь, а озеро как червяк на крючке. В воду лезть нельзя, иначе смерть.
Вдруг раздался плеск. Кхалед закричал и отбежал подальше. Я тоже отпрыгнул и крикнул всем:
— Назад! Сварт, быстро из воды!
Вода вдруг забурлила, закипела, вспучилась в середине. Мне вспомнились водяные столбы на Туманном острове, что время от времени выплескивались из-под земли, в них можно было свариться заживо.
— Назад! — еще раз гаркнул я.
Поднявшаяся волна быстро покатилась к нам, и тут уже побежали даже самые упрямые ульверы. Только Сварт застыл на месте, он успел зайти в воду по колено, а волна поднялась аж ему по пояс.