Сага о Годрланде
Шрифт:
Живодер понемногу сцеживал грязную кровь из Лундвара и требовал, чтоб я не отпускал стаю ни на миг. Говорил, что дар Дударя помогает раненому восполнять силы, да и дар самого Отчаянного неплохо борется с твариной отравой.
При этом сливать кровь в море было нельзя, ведь она могла приманить тварей покрупнее. Так что нам пришлось нюхать запах стухшей Лундваровой крови все эти дни. Зато и гребли ульверы шибче и злее.
Благодаря покровительству Пистоса и его дощечке нас легко пропустили в город, а Милий договорился о перевозке нашего груза прямо к складам фагра. Да, мы били не тех тварей, о каких
Мы грязной вонючей гурьбой ввалились в дом, где нас встретил перепуганный Лавр. Сверху спустился Тулле, широко улыбаясь. Он через стаю узнал, что мы подходим, и предупредил рабов, так что к нашему возвращению уже был накрыт стол, а в мыльне исходила паром заранее нагретая вода.
— Теперь Лавр будет думать, что я провидец, — сказал полужрец и крепко обнял меня.
— Пусть его. Сможешь помочь Отчаянному?
— Нет. Живодер в лечении больше смыслит, чем я.
Про Альрика я спрашивать не стал, через дар чуял, что его дух еще держался за тело.
Тулле помолчал, а потом сказал:
— Леофсуну в этом доме хельтом становиться нельзя. Тварь в Альрике может разозлиться. Надо подыскать другое место.
— Поговорю с Пистосом, у него дом большой. Если что, так пойдем к Жирным, потеснятся небось. Да и насчет долга заодно подумают, ведь хельтов-то у нас прибавилось.
— Добро, — кивнул друг. — Говорят, сюда скоро Набианор придет. Весь Гульборг о том судачит.
После помывки мы уселись за стол и поведали Тулле о встрече с сарапским конунгом и о том, что узнали про его дар.
Феликс сидел с нами и жадно хлебал горячую похлебку, время от времени откусывая огромные куски от свежей лепешки. Точь-в-точь как мои ульверы. Еще немного — и путным человеком станет. Он и поклажу до корабля волок вместе со всеми, и на веслах сидел ничуть не меньше нашего, стирая ладони и отфыркиваясь от брызг. Да и вообще после того, как младший Пистос полез в твариное озеро за Свартом, никто из ульверов бы слова не сказал против него, но глупый фагр не догадывался попроситься в хирд.
И хотя после обильной трапезы меня слегка разморило, рассиживаться я не стал, взял Хальфсена, Простодушного и Живодера и отправился прямиком к покровителю. Поди, Милий уже добежал до Пистоса, рассказал и о нашем прибытии, и о добыче, что мы привезли. Да, прежде мы приходили к Сатурну лишь после его зова, но сейчас он не откажется нас впустить и без приглашения, ведь он же хочет увидеть сына.
Так оно и вышло. Фагр сам вышел навстречу, кивнул ульверам и неуверенно подошел к сыну. Сложно было угадать в нынешнем Феликсе того бледного чахлого щеголя, которого мы впервые увидели в гавани Гульборга. Младший Пистос, как и все мы, загорел дочерна, похудел, только не как умирающий с голоду, а как пустынник: ушел дурной жир, наросло жесткое мясо, а на руках проступили тугие жилы. Даже сонно-ленивый взгляд сменился острым и внимательным.
И когда же Феликс успел? Поначалу блевал и стонал, потом ходил и стонал, потом валялся в беспамятстве, пока его ноги разъедала озерная вода. А глянь, каков он сейчас! Не стыдно Сатурну в глаза смотреть.
Феликс опустился перед отцом на колени и жарко заговорил.
Когда пришел черед говорить Сатурну, Хальфсен едва слышно шепнул мне на ухо:
— Украшения.
Я недоуменно уставился на него, потом на Феликса и, лишь заметив дырки в его ушах, вспомнил, что в самом начале пути приказал снять с него серьги, браслеты, кольца. И где всё это сейчас? Завалилось куда-то в трюм «Сокола» или потерялось по пути? Одна серьга Феликса стоила больше, чем обещанная плата за него.
Тем временем Пистосы закончили плакаться друг другу. Сатурн похлопал меня по плечу, протянул кошель с монетами
— Он благодарит тебя за сына, — помог Хальфсен. — Говорит, что плату за Феликса отдаст сейчас, а за добычу рассчитается позже, когда посмотрит, что мы привезли. Говорит, что рад бы пригласить в дом, но хочет побыть с сыном и надеется, что ты не рассердишься на такую неучтивость.
— Скажи, что Ерсус не сумел отыскать нужных тварей, и мы могли вернуться с пустыми руками, не нарушив уговор. Но мы всё же привезли панцири, сердца и кости, потому я прошу его выполнить свою часть уговора. Золото подождет, а вот лекарь нужен без промедления.
Сатурн выслушал Хальфсена и кивнул.
— Говорит, что сейчас же пошлет человека разузнать про иноземного лекаря. И если тот принимает посетителей, то Пистос договорится с ним насчет нас.
Вернувшись, я послал Офейга на корабль за украшениями Феликса, прошелся туда-обратно по двору, не замечая ни зноя, ни духоты. Мне, побывавшему в пустыне, жара в Гульборге уже не казалась столь невыносимой. Затем я заглянул в дом, где ульверы отдыхали после трудного похода. Трудюр и еще несколько хирдманов ушли к песчанкам, Свистун, Сварт и Слепой пытались напиться слабеньким вином, кто-то вовсе завалился спать.
Тулле вглядывался в раны Лундвара, постукивая по его животу и груди пальцами.
— Живодер, нужно проткнуть вот тут и вот тут, — сказал полужрец, увидев нас. — Там застоялась твариная кровь. Если ее убрать, хворь чуть замедлится.
Бритт, на задумавшись, выхватил нож, затем остановился, подумал и поменял его на тонкую заостренную палочку.
— Глубоко резать? — спросил он.
— На полпальца.
Я невольно скривился, увидев, как железо легко вошло в тело Лундвара, как кровь вновь заструилась по нему, обжигая ноздри привычным и назойливым запахом. Нет, я не мог просто сидеть и ждать, пока Пистос разузнает про лекаря.
— Рысь! Пойдем делать из тебя хельта! — крикнул я.
Тулле приподнял голову и тихо сказал:
— Тебе придется усыпить дар. Не забудь.
— Сам знаю.
Леофсун мигом сбегал за отложенным для него сердцем и примчался ко мне. Все эти дни он ни словом, ни взглядом не торопил и не укорял своего хевдинга, хотя все ульверы больше всего в жизни боялись опоздать с ритуалом. Каждый из нас видел, что творится с теми, кто не успел.
Я снова взял с собой Хальфсена и Простодушного. Херлиф присмотрит, чтоб никто не ворвался в комнату с Рысью, а толмач поможет поговорить с Жирным. И на сей раз я топорик не забыл.