Самый лучший пионер
Шрифт:
Тетя Надя, судя по всему, с нами не идет, потому что как только мама заметила в окно вышедшую во двор тетю Тоню, мы сразу же двинулись на встречу к ней.
— Наташа, ты что, сдурела — куда такие деньги? — Почти жалобно поприветствовала нас одетая в канареечного цвета клетчатое платье соседка.
— Таня честно заработала себе на осеннюю одежду! — С улыбкой покачала головой мама: — Такой халявы больше не будет, но, когда мы с Сережей вернемся, я бы хотела, чтобы Таня мне еще немного помогла — не в ущерб урокам, конечно.
— Помогу! — Опередила девушка
— Тюю, да ты уже больше меня получаешь! — Потрепала ее по голове тетя Тоня и поблагодарила маму: — Спасибо, Наташ! Я этого никогда не забуду!
— Ты что, плачешь? — Спросила свою родительницу Таня.
— Я щи варила, только сейчас лук пронял! — Вязла себя в руки тетя Тоня, и мы отправились к метро.
— А где твоя мама работает? — Тихонько спросил я Таню, когда мы шли за вырвавшимися вперед дамами.
— Технологом на нашем хлебозаводе, — Ответила девушка, кивнув на остающийся позади двор: — Удобно, из подъезда вышла — и, считай, на работе! — Добавила она то, что явно не раз слышала от родительницы: — А папаша — на заводе, токарем, — Вздохнула: — Когда передовиком был, нам две комнаты в коммуналке и дали! А теперь — ничего не дают, а маму еще и на партсобраниях ругают, за то что на мужа повлиять не может. Козёл!
— Твоя мама — клёвая! — Продолжила она: — Всегда лучше всех во дворе выглядит, — С мечтательным вздохом сделала в корне неверный вывод о самодельном происхождении маминых шмоток: — Отучусь и так же буду! — Решительно добавила девочка Таня.
— А мама твоя не обидится, что ты по ее стопам не пойдешь? — Спросил я.
— Нет, — С улыбкой покачала она головой: — Она сама говорит, что у нее работа собачья! — Немного подумав, девушка немного покраснела и заметила: — А ты со мной раньше даже не здоровался!
— Извиняться не буду! — Сразу заявил я: — Потому что не помню, не виноват, и вообще — загладил делами!
— Это верно! — Одобрила Таня и призналась: — Такой ты лучше!
Закрепляя успех, порадовал девушку анекдотом про легендарного Вовочку — они в силу возраста ей заходят лучше всего — и прислушался к монологу, которым мама Наташа пичкала тётю Тоню.
— …Вот мы с Сережкой сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем — ни перед кем не отчитываемся! Тебе, Тоня, Клару Цеткин почитать нужно, я тебе дам! «Экономически свободная женщина может быть сексуально свободной!» — Нечаянно вогнала она Таню в краску цитатой: — А замуж… — Вздохнула: — Поначалу жуть как хотелось, но теперь даже не представляю, что чужой человек с нами жить будет. А если он на Сережку орать будет? Или вообще руки распускать? Ну уж нет, сама родила, сама воспитала, сама в люди выведу! — Гордо закончила она речь.
Вот она, мама Наташа — по-настоящему сильная и независимая!
— Страшно, — Вздохнула тетя Тоня: — И комнату отберут, а он один черт в ней жить и останется! Ну смысл от такого развода, Наташа?
— Твоя жизнь, Тонь, — Наделила ее мама правом выбора: — Но, если решишься, знай — я помогу, чем смогу!
Наживка заброшена, будем ждать
По случаю субботы у комиссионки тусовалась очередь. Я расстроился — стоять нам здесь до самого вечера. К счастью, когда я после выписки решил, что никакого «блата» нам не светит, оказался не совсем прав, потому что мама целеустремленно провела нас за здание и постучала в черный ход.
— Я от Фила! — Шепнула она открывшей дверь женщине в советском офисном наряде и что-то сунула той в руку.
«Что-то», ха!
— Проходите! Таким гостям мы всегда рады! — Расплылась женщина, и по темному коридору провела нас в «закрома», где пояснила: — Это все новое, в зал пока не выставили. Вовремя вы пришли!
«Новое», видимо, следовало понимать как «недавно принесли», потому что «секондовское» происхождение некоторых экземпляров прямо-таки читалось. Не лохмотья, конечно — их в комиссионки не принимают, а нормальное, аккуратно носимое б/у.
— Нам бы ботиночки, — Указала мама на нас с Таней.
— Есть! — Обрадовала женщина: — Вот тут! — И она подвела нас к здоровенному ящику с обувью: — Все для школьников.
— Как тебе? — Спросила мама, демонстрируя черные тупоносые туфли на шнурках: — Чехословацкие!
— Нормально, вроде, — Пожал плечами наслаждающийся давным-давно забытыми ощущения формата «мама ведет тебя на рынок» я.
— Примерь-ка! — Отдала команду родительница.
Примерил.
— На полгода должно хватить, — Прикинул объем оставшегося свободного пространства.
— Я не то спрашивала! — С улыбкой пожурила меня мама: — Я спрашивала: как тебе?
— Ценник бы узнать сначала! — Направил я ее на путь истинный.
— Сорок рублей! — Огласила стоимость работница комиссионки.
— Не нравятся! — Притворно цокнул я языком: — Вот тут смотри… — Снял ботинок и попытался согнуть его на девяносто градусов.
— Тридцать! — Не выдержала такого надругательства продавщица.
— Теперь нравятся! — Улыбнулся я маме.
— Берем! — Решила та.
Параллельно Тане выбрали черные туфельки той же страны-производителя, но за двадцать пять — из-за маленькой царапинки на носке.
Далее мне подобрали две пары брюк — черные и серые, производства Болгарии. Цена за обе пары — пятьдесят восемь рублей. Потребуется немного их доработать, но маму это не пугает. Тане купили чехословацкую же юбку под школьную форму, две пары колготок, клетчатое пальто…
— Ну-ка иди сюда! — Позвала тетя Тоня залипшую в проигрыватели дочь и показала ей фиолетовый комплект нижнего белья.
Быстро отвернувшись, сделал вид, что туплю на пишущую машинку марки «Москва», но успел заметить, как Таня густо залилась краской. Милаха! А бельишко хорошее, симпатичное, я бы через годика два такое с нее снял. Мое внимание к машинке мама сочла толстым намеком, поэтому, пересчитав деньги после покупки дамских босоножек за тридцать пять рублей и осенней куртки мне за двадцать пять — тоже немножко покоцанная, но мама поправит — пересчитала оставшиеся деньги и решительно кивнула на «Москву»: