Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
Моё сердце упало, но в следующий миг забилось часто-часто. Потому что теперь я разглядела: это трёхколёсный паромагический велосипед, а лицо водителя хотя и скрыто чёрными очками, но эту рыжую бороду не спутать ни с какой другой. А в коляске сидит кто-то в красном колпачке!
И я замахала руками. Потом для верности схватила белый чулок и принялась им размахивать, чтобы вышло заметнее.
И они заметили!
Они притащили лестницу из сарая, приставили к стене и держали, пока я спускаюсь. Первым делом я упала на колени и в порыве чувств обняла отца Хильди.
— Как я рада вас видеть, господин Сторм! —
— Ну, чаво уж там, — смутился он. — Сэма вон благодари. Ну, двигаем-топаем, покуда нас не сцапали!
И мы двинули. С треском продрались через облетевшую живую изгородь и по высокому, лишь чуть утоптанному снегу добежали до дороги, где паромагический велосипед пыхтел и трясся, ожидая нас. Прыгнули в коляску, а господин Сторм за руль — и ходу!
В коляске было тесно, мы еле втиснулись на сиденье. Сэм натянул мне на голову свой колпачок и придерживал за талию, чтобы меня не трясло, а я взахлёб рассказывала и о том, что грозит Дите, и о том, что грозит Бернарду, наплевав на все обещания и тайны, потому что — как иначе объяснить?
Господин Сторм только цокал языком и выжимал из своей машины всё, на что она способна.
— Напридумали графов всяких, — обернувшись, крикнул он сквозь гул мотора и свист ветра. — Носы дерут, а сами-то! Чё вот это такое — граф? А Бернард, по всему видать, мужик хороший. Выручать надо!
Навстречу нам проехали два экипажа. Я злорадно подумала, что это могут быть гости. Меня тревожило только одно: чтобы никто не заметил, что я пропала, и не пустился следом, потому что, как господин Сторм ни крутил педали, как ни чихал велосипед облачками пара, он всё-таки не мог сравниться по скорости с экипажем.
По счастью, мы успели въехать в Дамплок, а там смешались с другими участниками дорожного движения, и никто нас не настиг. Город теперь, под вечер, шумел и сверкал ещё больше, полный музыки, смеха и праздничной суеты.
Мы остановились у городского междугородного пункта связи. Там я выстояла очередь, страшно нервничая от ожидания, прошла в кабинку и набрала на коммутаторе номер особняка Харденов. Мне даже не пришлось листать адресную книгу: когда Сэм искал, где живёт Дита, он запомнил всё в точности и теперь подсказал.
Я попросила к трубке графа Камлингтона и сказала ему:
— Возможно, вы уже заметили, что я пропала. Увы, не смогу присутствовать на сегодняшнем вечере — придумайте, как объяснить графу Слопмунку, или как бишь его, моё отсутствие. У меня условие: Бернард останется жив. Завтра я приеду в Энсворд, где его держат, и уговорю развестись с женой. После я сделаю всё, что от меня требуется, и буду мила с графом Снобсоном, и вы вообще ни в чём не сможете меня упрекнуть — но Бернард должен жить, это ясно?
В трубке царило молчание, и я встревожилась, что связь прервалась и моя прекрасная речь пропала впустую.
— Алло! — воскликнула я. — Это выгодные условия, милорд! Вы слышите? Но если вы его хоть пальцем тронете, я сделаю так, что вы вообще пожалеете, что у вас есть дочь, ясно? Вам будет так стыдно, что вы умрёте.
— Я согласен, — ответил граф без выражения. — Завтра, в восемь, я жду.
Глава 14. Первая часть сделки
Никогда не думала, что отпраздную день Благодарения в крошечной гномьей квартирке над сырной лавкой.
От стен у меня рябило в глазах. Кажется, господин Сторм собирал бесплатные образцы обоев, чтобы создать это великолепие. Что же касается пола, всюду лежали полосатые лоскутные коврики.
Сэмюэль тоже был здесь. Он мог провести этот вечер с семьёй, но неопределённо высказался насчёт матери, которой лучше не знать, что он сбежал с практики. Родители Хильди без лишних слов подтолкнули его к столу и выдали табуретку, миску и громадную ложку.
Балконная дверь практически не закрывалась. То и дело снаружи доносилось: «Мэгги! Эй, Мэгги! Вепрева рулька!», «Мэгги! Яблоки с рисом!», «Сладкий омлет, Мэгги, эй! От Поппи!». Госпожа Сторм немедленно бежала на балкон и возвращалась со свиной ножкой или чем-нибудь ещё в котелке с крюком. В котелок она тут же клала сыр, или бисквитный пирог, или овощной салат, вдевала крюк в петлю на ремне, вращала ручку шкива — и дар ехал на соседний балкон.
— Отправь дальше! — кричала она. — К Поппи! Ну, и себе отсыпь чё пожувать!
Иногда котелки отправлялись вниз или поднимались к нам.
Всё, что прибывало от соседей, немедленно делилось на восемь равных частей, и каждый из нас получал свою долю, благодаря чему в моей миске сладкий омлет соседствовал с бараньей лопаткой, огуречным сэндвичем и малиновым пудингом. Мама лишилась бы чувств, если бы увидела это. Хотя, пожалуй, ей стало бы дурно уже от сервировки стола, где не нашлось бы двух одинаковых мисок, тарелок, чашек, кружек, ложек или салфеток. Зато белоснежная скатерть, расшитая зелёными драконами, была выше всяческих похвал.
Я сидела на низком табурете, поджав ноги под себя. Госпожа Сторм выдала всем шерстяные носки (каждая пара не менее чем из трёх цветов пряжи, связаны будто на великана) и укутала шалями, чтобы мы не мёрзли из-за постоянно открытой балконной двери. Согревая нам спины, потрескивала дровяная печь. Над ней висела медная утварь.
На большой сковороде жарились пирожки, и Хильди время от времени взлетала на ступеньку, чтобы ловко их перевернуть или заменить следующими. В остальное время она успевала проследить, чтобы у каждого в миске не осталось ни капли свободного места, подливала в кружки пунш, утирала носы и рты братьям и тут же, упав на своё место, подпирала щёку кулачком и восклицала:
— Ведь говорила я, из подмены добра не выйдет. Надо ж, вот про Лауру никак не могла подумать дурного, а! Да как жа так?
Я была всем довольна и думала, что в жизни больше не пойду ни на какие званые вечера, если они не будут похожи на этот. Разве что испытала некоторое затруднение, не отыскав вилки для мяса, но господин Сторм тут же его разрешил вопросом:
— А у тя чё, рук нету?
Руки нашлись.
Рыжие братья Хильди — Джейси, Джаспер и Джок — галдели за шестерых и при этом успевали жевать, фехтовать на костях и стрелять из трубок горошком. Хильди время от времени отнимала трубки, но у этих парнишек их была сотня, не меньше.