Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
Оказалось, Сэмюэль успел прийти сюда раньше меня. И пока я, не дыша, пробиралась через кухню, чтобы его не разбудить, он преотлично устроился на табурете, обложился ковриками, укутался шалью и любовался ночным пейзажем.
— Не спится, — пожаловалась я.
— Да это уж понятно, — согласился он и тут же уступил мне своё место, а себе приволок ещё один табурет и охапку шалей.
Усевшись рядом, какое-то время мы молча смотрели на заснеженную крышу напротив, на высокие трубы и бледную луну.
— Ежели б можно было наложить такую
— Такую не выйдет, — сказала я.
Мы вздохнули и помолчали.
— Ты превосходно рисуешь, Сэм, — сказала я затем. — Но почему ты поступил сюда? Почему не в королевскую столичную академию? Ты достаточно хорош для них.
— Ну, — ответил он и почесал в затылке, — я туда и хотел. Только не на художника, а на инженера, выдумывать всякие машины, понимаете?
Он взглянул на меня.
— Мы вот как сюда приехали, ну, как началася война меж Подгорным Роком и Ригерином, мы с матерью… Отец там сгинул. Я-то ещё мал был, а она туда, сюда — никто не берёт работать. Гномов-то здесь не шибко ждали. Миссис Оукли нас, можно сказать, на улице подобрала и спасла.
Он плотнее укутался в шали и коврики и сказал из глубины:
— Ну, мы с её сыном, с Перси, вместе росли, так что и сомнений не было, учиться будем тоже вместе. Только миссис Оукли теперь всё прихварывает, как нам уехать-то?
— Ох, Сэм! — воскликнула я. — Но ведь ты не обязан был. Ведь это же твоя жизнь!
— Ну, есть такие вещи, что не обязан, а делаешь, — ответил он.
— Но ты, может быть, смог бы принести всем больше пользы, если бы стал инженером!
— Ну, что уж теперь, — проворчал он, окончательно окукливаясь, и совсем умолк.
Похоже, тема была для него болезненная. Мне очень хотелось его подбодрить, и я долго искала подходящие слова, но так их и не нашла.
Мы сидели, пока балконная дверь с грохотом не распахнулась и господин Сторм не рявкнул хрипло:
— О, а я уж думал, вы дёру дали. Четыре, подъём! — и, откашлявшись, прошептал: — Тока тихо, не перебудите неслухов моих.
У меня заныло внутри, как будто струну натянули, зацепив за самые чувствительные места, и теперь дёрнули. Я очень, очень жалела, что вместо меня не может пойти никто другой, но напомнила себе о Бернарде. Кто ещё мог его выручить, если не мы трое?
Сборы не отняли много времени: я набросила накидку и взяла сумку, Сэм натянул пальто, господин Сторм — кожаную куртку, вот и всё. Госпожа Сторм обняла и расцеловала нас всех.
— Береги девочку! — велела она мужу. — Вот ишшо возьми, я вам собрала, чё пожувать. Небось этого запертого бедолагу и не подумали накормить, ну, ты и сам знаешь. Тока не попадись, слышь ты, как в прошлый раз!
И опять его обняла.
Хильди тоже обняла нас крепко-крепко, будто пыталась задушить.
— Спасите Бернарда, потому как он и есть для Диты настоящий батя, — сказала она сурово. — А графу утрите нос!
Мы пообещали, что так и будет. Господин
Было совсем темно, фонари не горели. Город крепко уснул после весёлой ночи и совсем опустел. Только луна светила в спину, и по серому снегу перед нами бежали три тени — две коротких и одна длинная. Мне казалось, если кто-нибудь нас увидит, ему станет ясно, что мы преступники, потому что нормальные люди в это время не ходят. Я жалела, что самая высокая, а значит, самая заметная из всех.
Между тем господин Сторм прошёл мимо проулка, ведущего на задворки, где в пристройке хранился его велосипед.
— Куда мы идём? — спросила я. — Ведь мы не пешком отправимся в Энсворд?
— Вот ишшо, пешком! — фыркнул господин Сторм, перехватывая ящик поудобнее и поправляя на плече кожаный ремень. — На аркановозе доедем. Нынче и так одни расходы, не могу стока топлива жечь, да и одно дело — везти козявку навроде тя, а другое — Бернарда этого. Вона, одно имя сто фунтов весит! Небось сядет такой в коляску, так и с места не сдвинемся, всё полицейское управление животики надорвёт…
— А что было с вами в прошлый раз? О чём говорила госпожа Сторм?
— Это те и вовсе знать не надобно. Двигай-топай!
Моё любопытство разгорелось, и я почувствовала, что мне крайне важно об этом знать, но — увы! — господин Сторм не желал делиться.
Мы пришли не на станцию, а туда, куда сходились блестящие в лунном свете рельсовые пути — к приземистому зданию из кирпича и стекла, внутри которого, как кони в отдельных стойлах, ночевали вагончики аркановозов. Двор был ограждён забором, кованые решётчатые ворота заперты на цепь. Мирно горел фонарь.
— Слишком рано, — вздохнула я. — Все машины ещё в парке. Как долго придётся ждать?
— Ну, я открою ворота за полминуты, — сказал господин Сторм. — А вон тамочки, впереди, замок похитрее. Сэм, ну-ка метнись, погляди, где сторож!
И пока я хлопала глазами (я даже умудрилась наивно спросить: что же мы, и билет не купим), Сэм вернулся и доложил:
— Дрыхнет в сторожке. Храпит, аж эхо идёт!
Господин Сторм тут же зачерпнул снега, скатал снежок, залепил в фонарь и разбил его. Потом достал из ящика здоровенные кусачки, и цепь хрустнула, звякнула и распалась надвое. Полминуты не прошло.
— Сэм, придержи пока, чтоб не скрыпели, — прошипел господин Сторм. — Живо, мисс, живо, двигаем-топаем!
И потащил меня вперёд.
Пока я оглядывалась, заламывая пальцы, он ковырялся в навесном замке. Скоро и тот поддался и упал в снег.
— Открывай створку! — велел мне господин Сторм и сам распахнул вторую.
Он щёлкнул ручкой, и мы забрались в вагончик. Та струна, что была натянута у меня внутри, уже не просто ныла, на ней вовсю играли траурный марш.
— Ну, раскладуй пасьянс, — потребовал господин Сторм. — Да живёхонько, мисс!