Саженец
Шрифт:
Но главный вопрос заключался в ином.
Откуда это все знал этот варвар? Ведь карта в целом не противоречила тем знаниям, которыми обладал Марк Аврелий. Хотя и изображала все несколько иначе. Однако некоторые детали легко узнавались.
Это ведь что получалось?
Варвары о Риме знают все, что им угодно, а Рим о них ничего? Те же маркоманы, казалось, совсем не на ощупь шли. И не только они. Император покрутил в голове все известное ему о прошлых варварских вторжениях. И они не противоречили этому предположению…
— Я привел гонца, — произнес офицер, вводя усталого и запыленного человека.
—
— Говори кратко и только по делу. У меня мало времени. Ты скакал прямо из Нижней Мёзии?
— Да.
— Что-то устно просили передать?
— Что очень нужны доспехи и оружие. Хотя бы на несколько тысяч человек.
— Несколько тысяч? — удивился император. — Маркус Понтий Лелиан пишет, что у него одна тысяча двести семнадцать человек по гарнизонам лишены защитного снаряжения. И из числа легионеров, и ауксилий. Совокупно. Ты же говоришь о нескольких тысячах.
— Все верно, — кивнул гонец. — Маркус Понтий Лелиан просил передать на словах, что его затея по отвлечению языгов от вторжения вполне удалась. И он старается не дать им вернуться к поддержке маркоманов, а также отвлечь еще и гётов, хотя бы частью. Для этого ему все это снаряжение и нужно.
— Чтобы передать его союзникам?
— Да.
— И почему он об этом не стал писать?
— Меня могли перехватить. Малые отряды языгов, гётов и прочих варваров проникли глубоко за Дунай. Если бы они узнали об этом, получилось бы скверно.
Марк Аврелий кивнул, принимая ответ.
— Что-то еще?
— Только это. Остальное, он сказал, твой человек сам расскажет, когда вернется. Кто именно, мне не известно. Он сказал, что ты знаешь.
— Хорошо. Ступай. — отпустил его Император и вновь уставился на карту Беромира, пытаясь прикинуть сценарий ближайшей кампании.
Вторгшихся через Дунай германцев удалось остановить.
Их прозевали, да. Но из-за сведений, пришедших от легата пропретора Нижней Мёзии, удалось адекватно и своевременно отреагировать. Что позволило на границе не ввязываться в генеральное сражение с многократно превосходящими силами. И отступить в полном. Да, маркоманы и их союзники сумели прорваться на север Италии, но здесь, их сумели принять. «Тепло и ласково». Столкнувшись с серьезной римской армией на выгодных позициях, германцы решили отступить. Но Марк Аврелий с помощью грамотных маневров сумел их подловить на переправе и сильно потрепать, обратив всю эту армию в беспорядочное бегство. И теперь находился при армии на севере Далмации, размышляя над тем, как поступить дальше.
Земли к югу и западу от Дуная подвергались разорению многочисленных малых отрядов. И хотя основные силы неприятеля оказались разгромлены, это ни о чем еще не говорило. Просто потому, что вычистить столь обширные территории от германских и сарматских разбойников представлялось очень непростой задачей.
Кроме того, оставалась угрозы повторного вторжения.
Много германцев избежало уничтожения и сумело бежать за Дунай. А все укрепления в месте прорыва оказались разорены и опустошены. Сдерживать их там представлялось очень затруднительным делом. Из-за чего в такой конфигурации предложение легата пропретора Нижней Мёзии выглядело не только очень своевременным, но и весьма уместным.
— Несколько тысяч… несколько тысяч… — пробормотал Марк Аврелий себе под нос, поймав себя на мысли, что карта Беромира на удивление удобна[1], намного удобнее, чем те, с которыми он привык
* * *
— Ты с ума сошел! — воскликнул Маркус.
— И в чем же мое безумие?
— Ты… ты… да с чего ты этого вообще возжелал?
— Так велел мой сын.
— Но зачем?!
— Он считает, что сейчас мы вступаем в серьезное противоречие с купцами из Александрии. А это неправильно. Мы должны не бороться друг против друга, но действовать заодно.
Маркус скосился на центуриона, но тот лишь пожал плечами в качестве ответа. Ситуация нарисовалась та еще.
И было с чего.
Дело в том, что все общество древнего Рима было устроено довольно занятно и совершенно непривычно для насквозь либерального, кто бы что ни говорил, индивидуального и эмансипированного[2] общества XXI века.
На самом верху иерархии стояли римские граждане — civis. К ним относились и сенаторы, и плебеи, и многие другие сорта этой категории людей. Но это внутреннее деление. Для остальной же державы они все выступали единственной по-настоящему полноправной частью общества.
Ниже располагались latini, то есть, люди, обладающие латинским гражданством. Права и возможности которых оказывались в некоторой степени ущемлены. Потом шли peregrini, то есть, чужеземцы, которыми обычно называли лояльное завоеванное население. Далее располагались dediticii — сдавшиеся, бывшие теми же перегринами, только проблемными и не лояльными. Ну и рабы, то есть, servi. Причем рабы, не имевшие ранее никакого состояния в римском праве, освобождались перегринами.
Так вот, вся эта многослойная конструкция пронизывалась и намертво связывалась воедино институтом клиентелы. При которой вокруг гражданина формировался куст связанных людей. И порой весьма впечатляющий по размеру, выходящий нередко далеко за пределы локации его проживания. Понятное дело, что какие-нибудь нищие в Риме, хоть и обладали всеми правами граждан, но воспользоваться ими не могли. А вот остальные — вполне.
Как это работало?
Например, приходил такой германец или бербер и хотел поселиться на территории Римской империи. Максимум, на что он мог рассчитывать, был статус перегрина, и то не факт. С ним еще постараться надо.
Ну ладно. Стал он перегрином, захотел возделывать землю, однако, владеть землей они не могли. Сами. Ведь вся земля принадлежала Риму и, как следствие, его гражданам. Поэтому он нуждался в патроне из числа граждан для оформления сделки. Что могло сформировать целый куст фактического землевладения под патронажем некоего гражданина. И это не было арендой в классическом понимании, так как патрон мог и не получать ничего с клиента. По-разному очень складывалось. Куда важнее было то, что патрон присматривал за тем, чтобы клиент не занимался всяким непотребством, соблюдал законы и все такое, неся за него ответственность. И мог серьезно наказать, ежели тот начинал шалить.
Понятно, что и материальный интерес имелся, хотя обычно никто не увлекался, чтобы клиенты не разбегались, и политический, ведь клиенты давали социальный вес патрону. Но куда важнее то, что такой подход позволял увязывать пестрое и до крайности разнородное общество Империи в достаточно гомогенную среду. Да, не до конца. Но иначе весь этот коктейль был совершенно неуправляем, так как их ничего в сущности не объединяло. А так считай «синтетические» рода, так или иначе, завязанные на Риме и римлянах. Уникальное и весьма продуктивное решение.