Счастье Раду Красивого
Шрифт:
– Так поверишь?
Это свидетельствовало, что в вине нет яда, и сам кубок не намазан отравой. Конечно, можно было предположить, что Штефан заранее принял противоядие, поэтому пьёт спокойно, но от такого человека, воина, вряд ли следовало ожидать подобной хитрости: лишь византийские придворные в эпоху расцвета империи травили друг друга и своих василевсов так изощрённо. Значит, следовало рискнуть и принять предлагаемое питьё.
– Что-то ты всё молчишь, мой супротивник, - вновь улыбнулся Штефан, наполняя второй кубок и жестом предлагая мне сесть в одно из двух деревянных
– Молчу, потому что пришёл сюда не говорить, а выслушать то, что ты скажешь, - ответил я.
– Тогда слушай, - отозвался Штефан, тоже садясь за стол напротив меня и отпивая из кубка.
– Мне надоело с тобой воевать, поэтому хочу предложить тебе союз - такой союз, который твой брат Влад когда-то предлагал мне. Объединимся и будем воевать вместе против турок.
Наверное, на моём лице так ясно изобразилось недоумение, что молдавский князь поспешно добавил:
– Не торопись отказываться, слушай дальше. Я знаю, что сейчас тебе это не выгодно, потому что ты ухитрился подружиться одновременно и с венграми, и с турками. Но это хрупкое равновесие не вечно. Когда турки пойдут в новый поход на север, на христианские страны, тебе придётся выбирать сторону. И в любом случае окажешься между двух огней. Твой брат Влад в своё время тоже думал об этом. И он выбрал сторону христиан. Так поступит всякий истинный христианин. Поступи так и ты.
Я хотел напомнить Штефану, как венгры предали моего брата, отказали в помощи в самую трудную минуту и позволили потерять трон, но мой собеседник будто угадал мои мысли.
– Я знаю, что венгры ненадёжны как союзники. Но и турки ненадёжны. Турки не придут на помощь, если к тебе из-за гор явятся венгры, чтобы посадить на твой престол своего человека. Турки и сейчас не очень-то тебе помогают. А вот я помогу, если что. Обязательно помогу. И это не просто обещание. Силу моего войска ты знаешь. Поэтому тебе будет лучше заключить союз со мной. А чтобы ты получил от союза только выгоды, предлагаю до времени сохранить всё в тайне. Поверь: года через два будет новое большое наступление турок на христианские страны, и тогда ты будешь благодарить Бога, что у тебя есть союзник вроде меня. Узнав, что мы с тобой в союзе, венгры не захотят с тобой ссориться. А турки не смогут ограбить твои земли, потому что мы вместе дадим отпор.
– А как же Басараб, который наверняка сейчас в твоём лагере и которого ты собирался посадить на мой трон?
– спросил я.
– Он никчемный человек, - махнул рукой Штефан.
– Сажать его на трон - всё равно, что пытаться поставить на место срубленную голову. Чуть ветер подует, и она снова на земле. Я даже обещал себе - если ещё раз посажу, а опять не удержится, больше не стану сажать. Никчемный это человек. А вот ты сидишь на троне крепко. И ещё ты, как мне кажется, несмотря ни на что уважаешь своего старшего брата и не откажешься пойти по его стопам, воевать с турками. А позднее, может быть, Влад и сам к нам присоединится, и будем бить турок втроём. Что скажешь? Может, мне уже сейчас погнать Басараба из своего лагеря. Пусть катится, куда хочет. Никчемная голова.
Слова о голове меня покоробили, но на мгновение мне показалось, что предложение хорошее.
Именно об этом и был мой следующий вопрос:
– А как же мои жена и дочь? Если я заключу с тобой союз, как поступишь с ними?
– Жену тебе верну без всякого выкупа. Хочешь - сам приезжай и забирай. Хочешь - пришлю тебе её. Не беспокойся - не голую пришлю. Приедет она к тебе, как невеста с большим приданым.
Я пропустил эту грубоватую шутку мимо ушей:
– А дочь? За неё мне платить придётся?
– А вот дочь твоя останется жить у меня, - улыбнулся Штефан.
– Это мне залог, чтобы ты не передумал и не разорвал наш с тобой союз. Так оно надёжнее будет.
На мгновение мне показалось, что я ослышался:
– Залог? Ты разве турок, чтобы брать такие залоги? Да и не могу я свою дочь так позорить. Ей вот-вот одиннадцать лет исполнится. Почти невеста. А если она у тебя останется, что люди подумают? Что ты её нарочно при себе держишь, ждёшь, пока она в возраст войдёт, чтобы с ней... А ведь у тебя, как я слышал, жена.
Я всё надеялся, что Штефан сейчас захохочет и скажет: "И впрямь глупость выходит. Договоримся о другом залоге". Однако мой собеседник не засмеялся - лишь улыбнулся, и было в этой улыбке что-то мечтательное:
– Жену мою никто не спрашивает. Да и скажу тебе честно: не будь у меня жены, я бы твою дочь за себя посватал. Сам знаю, что в возраст не вошла, но уже сейчас видно: красавица будет редкая.
Я отодвинул в сторону кубок, встал и перегнулся через стол, чтобы посмотреть на собеседника в упор:
– Нет, погоди. Ты мне, отцу, прямо говоришь, что собираешься с моей дочерью жить без венчания, когда она в возраст войдёт? А я ещё с тобой военный союз заключить должен, чтобы скрепить эту незаконную связь? Ты что!? Опомнись!
Штефан тоже встал, чтобы уйти из-под моего испытующего взгляда:
– Не горячись. Выбор у тебя не велик. Дочь твою я тебе не отдам, а забрать её тебе силы не хватит. Поэтому предлагаю договориться по-хорошему. Опять же не забывай: жену твою верну без выкупа. А если захочешь с дочерью видеться, то приезжай, препятствовать не стану. Лишь одно условие: скажи дочери, чтоб меня слушалась. А то она у тебя такая, что не подступись.
Молдавский князь опять мечтательно улыбнулся, пока я, стоя по другую сторону стола, потрясённо смотрел на него.
– Никогда не встречал ей подобных, - продолжал улыбаться Штефан.
– Ведь от одного моего слова зависит её судьба, а твоя дочь смотрит и говорит так, будто всё наоборот, и это от её слова моя судьба зависит. А может, так оно и есть? Потому она и дерзит мне, не боясь, что я разгневаюсь.
Мне хотелось сказать: "Опомнись! Что ещё за судьба!? Моей дочери одиннадцать лет! Она - дитя! А ты о ней как думаешь?" Но все эти слова застревали у меня в горле, потому что было слишком очевидно, что Штефан меня не услышит - он одержим.