Сделано в Японии
Шрифт:
— …А с бесстоечными, я тебе, бля, говорю, суеты больше, — поймал я окончание умной тирады парня, который одновременно глодал очередную, судя по горке на тарелке перед собой, куриную косточку и посвящал моего друга Ганина, уже покушавшего и потому вальяжного и расслабленного, в какие-то пока непонятные мне нюансы. — Я, блин, как бесстоечные пошли, все эти дела…
— А, Такуя, наконец-то! — Ганин прервал монолог своего умного визави, очевидно страдавшего депрессивным словоблудием и хронической логореей, и выдвинул для
— Нет, Ганин, спасибо, я только что из ресторана. — Я разбавил японской плотью славянский дуэт.
— А че, курочка здесь классная! — совершенно искренне удивился парень, отдирая своими никогда не знавшими не только маникюра, но и элементарного мыла пальцами золотистую корочку от очередного куска куриной плоти. — Я, бля, как пообедаю лапшой китайской, потом сразу в «Макдоналдс» картошечки с котлеткой намять или сюда вот — курочку-то я люблю…
— Познакомьтесь! — предложил нам вежливый и воспитанный Ганин. — Это, Такуя, Олежка. А эго Минамото-сан.
— Ага, понятно, че Минамото… Я знаю, — выдавил своими маслеными губами новоявленный Олежка.
— Мы с Олежкой сейчас в автомастерской познакомились, — пояснил Ганин и любовно посмотрел на забавный персонаж, работающий перед ним своими здоровенными скулами.
— Ну я че говорю-то, возьмешь, прикинь, Ганя, ты бесстоечные дела, — Олежка показал, что мое появление на его интеллектуальном горизонте особых изменений в его ближайшие речевые планы не внесло, — оно, само собой, кусок один — всё не два. Но ты сам-то прикинь, грузит-то его как! Чуть сгиб какой пойдет, допустим, по грунтовке ты поехал, да? Треск — плеск — и никакого блеска!
— То есть ты, Олежка, говоришь, что лучше классику брать — со стойками, там, с форточками, да? — заинтересованно подыграл разошедшемуся не на шутку Олежке хитрый Ганин.
— Ну! Че я те говорю-то! Твои дела, само собой, Ганя, но сам прикинь! Они же, — Олежка кивнул в мою сторону, — аквариумов тут понаделали, да? Прикинь!
— Каких аквариумов, Олежка? Я не совсем в курсе, — сокрушенно признался Ганин.
— Да ты че! Как нерусский все равно! Ну аквариумы ихние, вэны гребаные!
— Микроавтобусы, что ли? — догадался Ганин.
— Ну! Там же стекло одно! А будешь на дачу ездить, да, прикинь! Пацаны камнем захерачат, козел какой на обгон по гравийке пойдет, ну, прикинь!
— Прикидываю — прикидываю, — задумчиво закачал головой основательный Ганин.
— Ну я и базланю, че! Где замену будешь искать, ну? Во Владике ща, да, на Первой Речке лобовуха — триста — пятьсот, ну? Боковухи так же где-то, ну? Задники и люки крышевые — ваше не подступишься! Ну? На Балке, может, подешевле, но на полтинник — не больше. Да и пока до Находки доберешься, до Балки этой, сто лет пройдет…
— Ну! — поддакнул Ганин.
— Давай, Гань, еще по курочке, а? — Олежка покончил
— Кореш его только что отобедал, — поставил я на место невоспитанного поклонника своим безупречным русским. — А курочку жареную кореш очень даже уважает!
— Ух ты, — как он по-русски херачит! — с неподдельной искренностью удивился Олежка.
— Ну! — промычал я в его направлении.
— А ты чего, тоже тачку брать хочешь? — обратился Олежка ко мне. — Ты же японец?
— Нет, мне машина не нужна. Я вот с господином… корешем Ганиным пришел поговорить…
— А, ну вы базланьте, а я пойду еще сетик закажу! — Парень побежал к прилавку а я, проводив его взглядом через плечо, поинтересовался у довольного Ганина:
— Что это за чудо в перьях, Ганин?
— Олежка… — ласково и мечтательно протянул Ганин.
— Какой Олежка?
— Вот такой, Такуя! Какой есть! Вся правда нашей суровой российской жизни перед тобой! Не то что всякие там Гоголи с Булгаковыми! Сиди вот и слушай!
— Ты, Ганин, как он говорит, «че»? Сдурел совсем? Я на работе, а ты мне тут Олежку подсовываешь!
— Не кипятись, Такуя. Я его в автомастерской откопал и сюда затащил, — зашептал мне на ухо Ганин.
— Ну?
— Баранки ту, согну — дам одну! Говорят тебе, сиди и слушай! У них там машины для Владика. Я толком поговорить не успел, он согласился на мои вопросы отвечать, если я ему курицы куплю!
— Эй, Ганя, семьсот восемьдесят иен с тебя! — закричал через весь зал довольный жизнью и самим собой Олежка. — Гони давай!
— Проглот хренов… — прошипел Ганин, вставая и доставая из внутреннего кармана бумажник.
— Во курочка! — пропел счастливый Олежка, вернувшись на свое место с пластиковым подносом в грязных руках. — Ща навернем! Курочка — корочка ты моя!..
— Вы… ты здесь давно? — спросил я парня.
— Пятый год, — все теми же маслеными губами ответил Олежка, принимаясь за разоблачение новой порции жаренных в тесте цыплят: — Пятый год как…
— Сам откуда?
— Гы, откуда? Оттуда, блин! Откуда я могу, бля, здесь быть?! Чудной у тебя кореш, Ганя! — Олежка как-то слишком уж сильно заудивлялся и начал стрелять изо рта вокруг себя жеваной куриной крошкой. — Вопросы, блин, как у ментов прям…
— Из Владика, что ли? — покосился я на Олежку.
— Из блядика! — зло огрызнулся он мне в ответ.
— Сахалинский тогда?
— Ну!
— Южный?
— Херужный! — продолжал демонстрировать свои незаурядные способности в рифмовании географических названий троглодит Олежка.
— А Корсаков с чем будешь рифмовать? — поинтересовался чуткий к поэтическому слову Ганин.
— Корсаков со многим рифмуется: сраков, например, или хераков, опять же… Только я сам-то корсаковский…