Семь ступеней в полной темноте
Шрифт:
— Вот и время пришло, — прошептала она еле слышно — А тебя все нет и нет….
Глава 25
Неизвестно сколько времени прошло, с того момента как Арон погрузился во тьму, прежде чем он ощутил какое-то присутствие. Что-то такое родное, отзывавшееся в душе теплом и светом.
— Кто здесь? — подумал Арон.
— Твое прошлое — эти два слова, словно ножом резанули по сердцу.
— Отец! Где ты? — Взволновался кузнец.
— Теперь, я везде….
— Позволь увидеть тебя! — взмолился он.
— Изволь…
Образ
— Чем ты занят сын, и почему ты здесь? — спросил он первым.
— Я… не знаю, — вдруг осознал Арон. Он четко помнил, кто он есть, но не более того. Попытки вспомнить что-то еще ни к чему не приводили.
— Тебе рано тут быть — заявил отец, — у тебя еще очень много дел и они не початы.
Арон вдруг вспомнил вопрос, который, наверное, долго мучил его раньше. И понял, что задать его нужно именно сейчас, иначе такого шанса больше не выпадет.
— Кто я отец!? Кто мы такие и откуда?
— Мы люди — лаконично ответил он. — Только зародились мы не здесь. Мы — это все, что осталось от другого народа. Последние.
— Последние? Почему?
— Я не хотел, чтобы ты спрашивал об этом. Чтобы ты знал. Этот груз не для тебя сын. Я хотел, чтобы ты начал все с начала. Чтобы у тебя была своя, не похожая на мою жизнь. И свое будущее.
— Зачем ты дал себя убить, отец?
— Прости, я хотел позже все тебе объяснить, чтобы ты успел пожить простой, счастливой жизнью, но, в планы вмешались обстоятельства…. Я прожил гораздо дольше, чем ты можешь представить. Я смертельно устал. Кроме того, я дал тебе все, что было нужно, и не хотел мешать. О смерти я подумывал часто. Просто эти молодые, горячие люди помогли мне не в то время. Это было так неожиданно, что я практически не почувствовал боли. Да, я боролся до конца, чтобы ты мог мной гордиться, но для себя уже все решил. А потом, наступило долгожданное облегчение.
— Я всегда тобой гордился… Это не справедливо, отец! За что ты так со мной!?
— Я знаю…. Это эгоистично с моей стороны. Здесь, в тишине и покое, я понял это. Но уже не смог изменить. Я виноват. Гордыня подвела меня, сын. Кроме того, я не думал, что ты будешь за меня мстить. Своим эгоизмом, я сам свел свои же труды на нет. Ты обагрил руки кровью. Прости и за это, сын. И за то, что дважды пришлось сжечь наш дом. Я кругом виноват, от этого не уйти.
Но ты должен жить. Ведь ты последний. И от тебя зависит, возродиться ли дух твоего народа или так, и останется бестелесным.
— О чем ты говоришь? — не понял Арон.
— Ты, сын мой, вместилище духа всего нашего народа. Как и я в прошлом. Ничто в этой вселенной не уходит безвозвратно и не исчезает в небытие. Когда ты родился, часть нашего духа перешла к тебе. Когда умер я, тебе отошло все остальное. Тот свет, который лечит твои раны, и та сила, которая позволяет тебе исцелять других, дарована именно этим духом. Часть его переходит к тому, кого ты им наделил. Это духовная сила, которая не имеет ни оков, ни границ. Она поистине неисчерпаема. Это сама жизнь,
— Ты говоришь загадками, отец, разве я могу кого-то лечить?
— Все просто. Помог кому-то — наделил духом. Дал жизнь — поделился силой. Как и я в свое время. От отца к сыну, от сына к его детям, и так далее. Я отдал тебе половину себя, ты отдашь половину своим детям, они поделятся со своими детьми. Каждый из них взрастит эту силу и преумножит в себе. И так до тех пор, пока твой народ не возродится и дух его не воспрянет в каждом. Когда нас станет много, и дух окрепнет в телах, уже не будет нужды передавать его от отца к сыну. Он сам будет наполнять собою тела. И как бы тот народ не звался, где бы он ни жил, это будет твой народ, обретший новое бытие. И шанс на праведную жизнь.
— То есть… другими словами, ты хочешь сказать, что я могу дарить жизнь?!
— Не только. Ты увидишь, это не сложно. Ты почувствуешь это со временем, понимание само придет к тебе. Может быть постепенно, а может и внезапно. Как взрыв… — Отец, наконец, улыбнулся.
— У меня есть еще вопросы…
— Довольно. Тебе уже пора сын.
— Но отец! Я должен знать!
— Мне некуда спешить, я уже обрел покой, а вот тебе следует поторопиться. Ты найдешь ответы. В свое время. Эсхил тебе поможет. Когда ты вернешься к жизни, скажи ему фразу: «От отца к сыну». Посмотришь, что будет.
Отец протянул свои теплые ладони, и, грустно глядя в глаза, на прощанье пожал сыну руку….
Арон почувствовал, что стал задыхаться. Рука, за которую только что держал его отец, отозвалась болью. Запястье жгло огнем, так сильно, что он закричал от боли. Образ отца исчез. В глаза ударил свет. Тишину прорезали звуки. Вдруг все закрутилось, забурлило. Он не сразу понял, что вокруг какая-то жидкость, это она не дает ему дышать. Он принялся бить руками, в надежде выплыть, но руки упирались в какую-то невидимую преграду.
— Эсхил! — в отчаянии выкрикнул он — вытащи меня отсюда!
— Спокойно, — отозвался ровный голос в голове — потерпи, сейчас все кончится.
Арон взял себя в руки. Подумав логически, он осознал, что мутная жидкость вокруг него не дает дышать, но удушья он почему-то не испытывает. Прикрыв глаза, он немного успокоился. Прошло несколько мучительно долгих минут, и, вздрогнув, странная жижа начала быстро убывать. Вскоре, ноги его уперлись в холодное дно, и он смог стоять более или менее ровно.
Стеклянная крышка отошла в сторону, и в капсулу реактора хлынул прохладный воздух. Арон закашлялся. Его несколько раз вывернуло наизнанку. Мутная жидкость, казалось, заполнила собой все его полости без исключения, и легкие в том числе. Наконец, прокашлявшись, он смог сносно дышать и произносить слова. Голова болела, язык плохо слушался. Руки и ноги дрожали от недостатка сил.
— С возвращением на этот свет, Арон, — торжественно объявил Эсхил.
— В смысле!? Что за шутки? И почему так холодно?