Семь зверей Райлега (фрагмент)
Шрифт:
Гончая как могла отбивалась. Она не хотела оставлять много следов, но сидам-трапперам достаточно будет одного её запаха, рассеянного в ночи, едва заметно примятой травы, ненароком задетой ветки. Боевые эликсиры следовало беречь, и Гончая отмахивалась коротким прямым клинком. Воронёная сталь, закалённая в кузницах Некрополиса, с лёгкостью рубила незащищённую плоть, лианы и вьюнки, извиваясь в последних конвульсиях, корчились на земле. Гончая аккуратно перепрыгивала через них и бежала дальше.
Однако у сидов нашлись иные пути и оказалось, что быстротой они вполне могут поспорить со слугой
Стремительные и неслышные, лесные лучники возникали то справа, то слева, то прямо перед ней. От летящих в спину стрел она уворачивалась, но когда сиды оказывались у неё на дороге, путь приходилось расчищать. Сиды могли обгонять Гончую в лесу, но в бою она их всё равно опережала. Кармашки пояса быстро пустели, но зато позади Стайни оставались всё новые и новые тела. Вместе с пятнами гудящего алхимического огня, который ничем не погасить, пока снадобье само не исчерпает свою силу; оставались облака ядовитого пара, оставались химические же твари на основе первоэлементов, что, выполнив свою задачу, тотчас же и погибали; обойма боевых снадобий стремительно пустела. Всё чаще приходилось пускать в ход клинок, и здесь сиды, отличные фехтовальщики, уступали далеко не так легко. Гончую выручала только запредельная быстрота.
* * * - Постой, постой! Интересно...
– Что?
– Нэисс сказала, что ты перебила всю её Ветвь. Как она могла это знать, если ты тащила её бессознательной?
– А... это потом. У них, сидов, так. Чуят они друг друга, Ветвь свою то есть. Она, когда в себя пришла, почуяла. Ну и...
– Погоди, погоди... Подарочек, тобой там оставленный?!
– Да, - вздохнула Стайни и совсем низко опустила голову.
– Тоже скажешь, что ничего не помнила и не соображала?– в голосе Тёрна впервые прорезался гнев.
– Помнила... раз тебе рассказываю. Только не я это была, понимаешь, не я?
– последние слова Стайни почти что выкрикнула, прижимая кулачки к груди.
Маленькие кулачки, и совершенно не верилось, глядя на них, что обладательница небольших аристократических ладоней, совершенно непохожих на ладони потомственной крестьянки перебила несколько десятков сидов в их собственной лесной крепости - причём все свои трюки она прделала с бесчувственной Нэисс на плечах...
Тёрн резко отвернулся, могучие кулаки сжались, шипы на локтях и плечах угрожающе шевельнулись - под бронёй перекатывались бугры могучих, как и положенно дхусу, мускулов. Не столь впечатляющих, как у многих матёрых дхуссов-воителей, но оставляющие далеко позади человеческие.
– Тёрн... Я...
– Помолчи. Пожалуйста, - оборвал он, не поворачивая головы.– Я не верил, - вдруг вырвалось у него.– Не верил, и всё тут. Чтобы целую ветвь...
Сидов... и дома их спалила, они ж там живьём горели, догадываюсь я, что ты им оставила...
– Тёрн...– бепомощно прошептала Стайни.– Тёрн, я... Ну как мне... ну что мне...
Дхусс не ответил. Стоял, сгорбившись, сжимая и разжимая кулаки, ссутулившись и втянув голову в плечи.
– Ладно, пошли, - проговорил он после долгой паузы уже своим обычным голосов.– Погубленное не воротишь. Но у тебя большой долг передо
– Почему?– вдруг резко спросила Гончая.– Перед той сидхой... да, признаю. А перед тобой?
– Может, ты и узнаешь. В своё время, - дхусс уже шагал по тропинке.– А ты не молчи, начала уж - договаривай...
* * *
...Оставленный позади "подарочек" действительно сработал как надо. Никакое огненный шар магов, никакие драконы не были способны ни на что даже близко похожее. Над лесом высоко в ночные небеса поднялся стол огня, на краткое время осветив всё вокруг не хуже дневного светила. Гончая не думала о гибнущих сейчас жуткой смертью в разожжённом ею пламени. Ей... ей было хорошо. Словно что-то переставало жечь изнутри, слово тело наконец примирялось с выпитой алхимичьей отравой.
...Последний сид выскочил прямо перед ней - страшный, перемазанный копотью, левая щека рассечена до кости, края раны черны от яда (видно, досталось от одного из "химических зверей") - но на ногах он стоял крепко, и лёгкий, тонкий меч держал уверенно. Меч странный - там, где полагалось кончаться эфесу и где должен был размещаться противовес, из рукояти выходил ещё один клинок, длинной примерно в пол-локтя, прямой, трёхгранный, словно специально предназначенный пробивать в ближнем бою пластины доспехов.
Гончая уже устала. Очень устала. Слишком туго натянуто всё внутри, слишком много она выпила того, чего пить не следовало, слишком далеко зашла по этой дороге. Рука в перчатке дрогнула, меч пошёл не косо, чтобы едва задев шею сида, вспороть её, а прямо, да ещё и медленно и сид успел закрыться.
Железо столкнулось, разлетелось, а сид вдруг оказался совсем рядом, мокрой от собственной крови рукой хватая Гончую за кисть, сжимающую эфес. От раны не щеке шёл резкий кислый запах разъедащего плоть яда; сиду оставалось жить совсем недолго, он это, похоже знал, и спасать свою жизнь не собирался.
Выворачиваясь, Гончая пнула сида в колено, рванулась в сторону, крутясь вокруг себя, однако тот держал крепко. Не расцепляясь, они ударились о дерево, Гончая выпустила свою ношу, освобождая вторую руку, но поздно.
Очень некстати подвернулся покрытый мхом камень, мечи столкнулись раз, другой, а потом клинок Гончей в какой-то момент оказался внизу, сид взвизгнул, ударил. Стайни уклонилась, мечи столкнулись прямо на камне, и оба сломались. Сид, хрипя, ткнул Гончую прямо в грудь трёгранным шипом, острие оцарапало кожу, но Стайни уже успела выхватить короткое, всего в палец длинной тонкое лезвие - и всадила его сиду в горло.
...Уже никто не мешал ей выбраться из леса. Все ловушки разом словно умерли. Без всяких приключений измученная Гончая вынесла свою добычу из леса. Как следует связала - мягко, чтобы не затекли руки и ноги пленной, но и так, что не развяжешься.
До самого места, где Гончую ждал закрытый возок с парой бреоннов в ливреях Шкуродерни, сидха так и не пришла в себя. Это было хорошо; оставалось лишь время от времени прикладывать к её лицу смоченную дурманящим настоем тряпицу. Бреонны, хоть и состояли на службе Некрополиса, Гончую боялись до судорог, и повиновались не то что её слову, а взгляду или просто движению глаз.