Сердце Скал
Шрифт:
Впрочем, толпы в Зеркальной галерее не наблюдалось. В эпоху королевы Алисы здесь действительно было не протолкнуться: всюду теснились дворяне из лучших семейств королевства и среди них выделялись красавцы Эпинэ, представительный Окделл, благообразные Придды, импозантные Алва. Кардинал Диомид поспешал в Парадную спальню с чашей святой воды, а сам всесильный герцог Алваро не гнушался шикнуть на иного сиятельного нахала, которому пришло бы в голову оспорить право кэналлийца вручить юному королю носовой платок. В соседнем Зале для подачи прошений рябило в глазах от мантий видных судейских, депутатов
Первые лица государства и двора блистали своим отсутствием. Кардинал Сильвестр, вероятно, сейчас вкушал первую чашечку шадди; главный тессорий наносил утренний визит своей возлюбленной казне; его сын, главный церемониймейстер, после назначения младшего брата на пост капитана королевской охраны, по-видимому, счел свое дальнейшее присутствие при дворе излишним. Бедным Фердинандом пренебрегли все, и на этом фоне отсутствие кансильера никому не бросалось глаза. Граф Штанцлер мог смело рассчитывать на два-три дня форы.
Вместо вельмож в Зеркальной галерее толпились заезжие провинциалы, явившиеся в столицу поглазеть на дворцовый церемониал и завести полезные связи. Одетые по последней моде прошлого круга, они производили впечатление огородных пугал. Один из них неожиданно низко поклонился графу Килеану, которого придворные последнее время предпочитали не замечать. От удивления бывший комендант Олларии даже остановился и, поколебавшись с минуту, соблаговолил признать знакомство.
Граф Ариго и Джеймс Рокслей с оруженосцами, граф Гирке и тащившийся у них в арьергарде граф Энтраг уединились в амбразуре окна, прихватив с собой и графа Тристрама. Вельможи тихо обсуждали картель, который намеревались отправить сегодня же герцогу Алва; их энергичный, хотя и сдержанный разговор возбудил невероятное любопытство у главного сплетника двора, маркиза Фарнэби. К несчастью, он находился при исполнении своих обязанностей мажордома, и никак не мог улучить момент, чтобы подобраться поближе к Людям Чести.
Через четверть часа его невыносимых страданий дежурный камергер распорядился вновь открыть двери Парадной спальни. Это означало, что малый прием закончен и скоро начнется большой выход. Придворные тоненьким ручейком потянулись внутрь.
Граф Энтраг, опасливо покосившись на старшего брата, осторожно отделился от него и стал бочком передвигаться к дверям. Завидев в нескольких шагах от себя виконта Мевена, он с восторгом окликнул однокорытника, видимо, радуясь случаю замаскировать свое отступление.
В этот момент по галерее, как ветер, пронесся шепот. «Алва, герцог Алва!» — забормотали приезжие дворянчики, пытаясь переместиться обратно от Парадной спальни к Залу для подачи прошений. Король был забыт: они вытягивали шеи и старательно таращили глаза, надеясь высмотреть знаменитого Ворона.
— Тише, господа! — взывал к порядку сеньор Филиберто Фукиани, супрем двора, в обязанности которого входило не допускать
Граф Ариго, отвернувшись от Тристрама и Рокслея, тоже вытянул шею, а Феншо-Тримейн, подхватив под руку теньента полка королевских стрелков, стал быстро проталкиваться в соседний зал. Внезапно придворные расступились, и прямо на середину галереи выкатился, блистая, как новенький талл, кругленький, завитой, надушенный и сияющий улыбками виконт Валме.
— Марсель! — охнул Энтраг, признав однокорытника. — Ты здесь!
— Сбежали из родного дома? — шутливо подхватил виконт Мевен. — Давно ли в столице?
Трое мужчин обменялись поклонами и рукопожатиями.
— Я приехал только сегодня, — оживленно ответил Валме Мевену. — И представьте себе: первый, кого я встретил, был герцог Алва!
Шепот в галерее усилился до легкого гула: герцог Алва действительно шел между рядами придворных вслед за Валме. Феншо-Тримейн едва не бросился ему наперерез, расталкивая неуклюжих деревенщин, но опытный капитан королевских телохранителей предотвратил скандал, встав на у него на пути. Он успел очень вовремя: церемониймейстер уже важно шествовал к дверям Малой опочивальни. Остановившись на положенном расстоянии, он опять ударил жезлом и провозгласил:
— Его величество король!
Двери бывшего Орехового кабинета с шумом распахнулись, и на пороге появился свежевыбритый и свежеумытый Фердинанд в затканном золотом халате и бархатных шлепанцах. Щурясь, он близоруко оглядывался по сторонам, а за его плечом виднелась унылая физиономия его духовника, отца Урбана, с сосудом святой воды. Придворные склонились в низком поклоне. Шаркая ногами по паркету, его величество король Талига прошествовал к камину и уселся на специально приготовленное для него кресло. За ним выступал дежурный гардеробмейстер барон Карлион с лакеями.
Большой выход начался.
Избранные придворные приступили к облачению короля. Остальные, повинуясь указаниям церемониймейстера, поочередно выступали вперед и сообщали свои имена капитану Манрику. Тот докладывал их дежурному камергеру, виконту Сэц-Гонту, а виконт, почтительно склонившись, нашептывал их в ухо короля. Поименованный таким образом дворянин отвешивал монарху предписанные этикетом поклоны и удалялся со сцены, если государь не изволил заговорить с ним. Но в это утро, как и во все предыдущие, Фердинанд II явно спал с открытыми глазами. Обычно он оживлялся только при появлении камердинера королевы, посланного справиться о его здоровье.
Легко было заметить, что почтение королю выражалось крайне непочтительно. Герцог Алва, небрежно откланявшись, отошел обратно к капитану Манрику и отвлек того разговором. Капитан был так заинтригован, что тут же освободил себя от выполнения обязанностей, перепоручив их теньенту Лабонну. Граф Ги Ариго и Джеймс Рокслей вообще не пожелали войти и так и остались в Зеркальной галерее, о чем-то договариваясь с капитаном Феншо-Тримейном. И только граф Энтраг ел короля глазами, пытаясь протиснуться как можно ближе к королевскому креслу.