Сердце зимы (Колесо времени - 9)

Джордан Роберт

– Простите, что беспокою вас, милорд, - он низко поклонился и стащил с головы шляпу, обнажив блестящую лысину. Правда, шляпу он тут же водрузил на место, чтобы снег не сыпался на голову. Этот человек, выросший в городе, особенно тяжело переносил холода. Раболепие было ему не свойственно, как и всем жителям Кэймлина, но всякие формальности, казалось, доставляли ему удовольствие. Перрин не сомневался, что на эту работу он согласился исключительно ради того, чтобы порадовать Фэйли.
– Это насчёт Талланвора. С первым светом он оседлал лошадь и ускакал. Он сказал, вы разрешили ему ехать, если... если поисковые группы не вернутся до утра, но я удивился, ведь никому больше вы такого разрешения не давали.

Дурак.

Талланвор показал себя отличным солдатом, хотя кое-какие стороны его натуры оставались неясными для Перрина, но выйти в одиночку против айильцев - это всё равно, что заяц пойдёт охотиться на росомаху. Свет, как бы я хотел поехать с ним! Не надо было слушаться Берелейн. А кустов, кстати, на всех хватит. Вдруг разведчики Арганды кончат так же, как люди Берелейн? Всё равно нужно двигаться вперёд. Так надо.

– Да, - соврал Перрин, - я разрешил.
– Сказать правду - и потом придётся отчитывать Талланвора. Лорды должны так поступать. Если когда-нибудь он увидит Талланвора живым.
– Ты как будто бы сам хочешь пойти.

– Я... очень тревожусь за Майгдин, милорд, - ответил Гилл. В его голосе прозвучала некая гордость и вместе с тем поспешность, как будто Перрин назвал его старым и немощным. От него пахло острой досадой, но на лице ничего не отразилось.
– Иначе, нежели Талланвор, у меня и в мыслях ничего подобного не было, но всё равно очень тревожусь за неё. И о леди Фэйли, конечно, - поспешно добавил он.
– Просто мне уже кажется, что я всю жизнь знал Майгдин. Она заслуживает лучшей участи.

Вздох Перрина обратился в облачко лёгкого тумана.

– Я понимаю, мастер Гилл.
– Он действительно понимал его. Перрин тоже очень хотел спасти их всех, но знал, что, поставь его перед выбором, он заберёт Фэйли, а остальные пусть катятся в Бездну Рока. Он позволил бы всему лагерю немедленно броситься на выручку пленникам. Что угодно, лишь бы спасти Фэйли. В воздухе висел густой запах лошадей, но даже сквозь него Перрин различил запах человека, охваченного тревогой. Он обернулся и посмотрел через плечо.

Лини стояла посреди суматохи, глядя на него. Женщина сделал небольшой шаг в сторону, чтобы пропустить пробежавшего человека. Одной сухонькой ручкой она поддерживала полу плаща, а в другой держала утыканную гвоздями дубину. Странно, что она не пошла с Талланвором.

– Обещаю, ты узнаешь последние новости одновременно со мной, - сказал Перрин. Он вдруг вспомнил об отвергнутой еде, и в животе глухо заурчало. Он почти чувствовал на языке вкус бульона и чечевицы. Неожиданный зевок едва не вывихнул ему челюсть.
– Прости меня, Лини, - извинился Перрин, когда снова смог говорить.
– Я совсем не спал этой ночью. И совершенно ничего не ел. Может, не всё ещё погрузили? Вполне сошёл бы хлеб и всё, что можно разжевать.

– Все давно поели, - огрызнулась она.
– Объедки выбросили, а котлы почистили и погрузили. Перепробуй слишком много блюд, и вполне заслужишь боли в животе, чтоб тебя разорвало. Особенно, если это не твои блюда.
– Она несколько мгновений сверлила Перрина уничтожающим взглядом, потом отвернулась и ушла, продолжая невнятно бурчать что-то.

– Слишком много блюд?
– удивился Перрин.
– Да я и одного не попробовал, вот в чём проблема. От чего уж тут животу болеть!
– Он посмотрел вслед Лини. Та прокладывала себе путь между лошадьми и гружёными телегами. Двое или трое мужчин обратились к ней, но она зарычала на них и даже пригрозила дубинкой. Наверное, с ума сходит от беспокойства за Майгдин.
– Или это была одна из её поговорок? В них часто бывает мало смысла.

– Эээ... ну, ладно...
– Мастер Гилл снова стащил с головы шляпу, заглянул внутрь, как будто надеялся что-то там обнаружить, и снова надел.
– Я... гм... мне нужно... нужно проверить телеги, милорд. Надо убедиться,

что всё погрузили.

– И слепой заметит, что телеги давно готовы, - прорычал Перрин.
– В чём дело?

Гилл завертел головой в поисках другого предлога. Ничего такого не нашлось, и бывший хозяин гостиницы пал духом.

– Я... я подумал, что рано или поздно вы об этом всё равно, - промямлил он.
– Видите ли, милорд, Лини, она...
– Он перевёл дыхание.
– Она ходила сегодня на рассвете в майенский лагерь, чтобы проверить, почему вы... гм... не вернулись. В палатке Первенствующей было темно, но одна из служанок леди Берелейн не спала, и она сказала Лини... Она так рассудила... Я хочу сказать... Да не смотрите же вы на меня так!

Перрин согнал с лица свирепое выражение. Попытался, по крайней мере. С голосом справиться не удалось.

– Чтоб мне сгореть, спал я в этой палатке. Вот и всё! Передай это ей!

Ужас исказил круглое лицо мастера Гилла.

– Я?!
– пискнул он, когда вновь обрёл дар речи.
– Вы хотите, чтобы я ей это сказал?! Да она же мне голову проломит, если я только заикнусь на эту тему! У меня такое ощущение, что эта женщина родилась в Фар Мэддинге, в штормовую ночь. А, родившись, приказала грозе заткнуться. И та заткнулась, могу поспорить.

– Ты шамбайан, - сказал Перрин, - и в твои обязанности входит не только следить за погрузкой вещей в фургоны.
– Больше всего ему сейчас хотелось покусать кого-нибудь.

Кажется, Гилл это понял. Он пробормотал что-то вежливое, неловко поклонился и засеменил прочь, кутаясь в плащ. Жди, как же, побежит он за старой горничной! Мастер Гилл занимался всеми хозяйственными делами в лагере двуреченцев; Лини он не приказывал никогда. Никто, кроме Фэйли, не приказывал ей.

Перрин угрюмо провожал глазами разведчиков, чьи фигуры постепенно скрывал снегопад. Десять человек, едва выехав за пределы лагеря, стали шарить по сторонам внимательными взглядами. Свет, женщина поверит любой небылице о мужчине, лишь бы та была достаточно гадкой. И чем гаже, тем с большим удовольствием женщины обсуждают эту самую небылицу. А он-то, наивный, думал, что беспокоиться стоит только о Розин и Нане. Наверняка, Лини всё давно рассказала Бриане, второй горничной Фэйли, а та на этот момент уже успела разболтать каждой женщине в лагере. Их было немало среди конюхов и возчиков. Кайриэнцы есть кайриэнцы; женщины, без сомнения, успели поделиться новостями с мужчинами. В Двуречье такие вещи не одобрялись. Если уж испортил себе репутацию, сложно потом будет всё исправить. Внезапно то, как двуреченцы уступали ему дорогу, представилось Перрину в новом свете. Каждый взгляд, каждое движение. Улыбка Кенли превратилась в ухмылку. Единственным утешением служило то, что Фэйли не поверит этим слухам. Ни за что не поверит. Ведь не поверит, правда?

Кенли как будто вынырнул из снегопада. Рядом с его конём шагал осёдланный Ходок. Оба скакуна выглядели совершенно несчастными из-за холода, а серовато-коричневый конь Перрина даже не пытался укусить соседа, что обычно норовил сделать.

– Хватит скалиться, - резко сказал Перрин, забирая у Кенли поводья Ходока. Юноша с удивлением посмотрел на него и отошёл прочь. Пару раз он оглянулся через плечо.

Перрин, сердито бурча, проверил подпругу Ходока. Давно пора было поискать Масиму, но он не спешил садиться в седло. Он старался убедить себя, что это всё из-за голода и усталости, а всё, что ему сейчас нужно - это немножко поспать и что-нибудь съесть. Он повторял это раз за разом, а перед глазами чернели сожжённые фермы, покачивались на ветвях вдоль пыльной дороги тела мужчин, женщин и даже детей. Эта дорога тянулась бесконечно, хотя где-то за горизонтом и было место, куда Перрин должен прийти. Очень далеко. И тот выбор, который судьба предоставила ему, Перрин не мог заставить себя принять.