Серебряные крылья

Кузнецов В. А.

Заметит десятки недостатков, заставит устранить. Иногда он казался привередливым, и летчики дулись

на него. Однако в душе каждый уважал замполита за любовь к порядку, за смелость и умение вести

воздушный бой.

Любимов не пропускал ни одного вылета, летал, сколько позволяло время. Любил майор сразиться

с противником и дрался хорошо, грамотно, храбро.

Таков наш комиссар, как называли мы его по старинке, майор Любимов — худощавый,

небольшого

роста, с черными усиками и выразительными темными глазами.

...По деревне Алферьево идет молодежь. Серые солдатские шинели, ботинки и обмотки на ногах

свидетельствуют о том, что идет пехота. Мы смотрим на них грустно, уж больно неказистая у пехоты

форма. Но... они оказались летчиками. Последними летчиками выпуска 1942 — 1943 годов.

Мне приказали вести этот строй в столовую, казарму, а потом назначили старшим над молодым

пополнением.

Сержанты слушались меня не только как младшего лейтенанта, но как летчика, совершившего

более двухсот боевых вылетов. Это было не только подчинение, но и уважение, и мне командовать

такими сержантами было нетрудно.

Через месяц меня назначили на должность командира звена. Черепанов не возражал, когда в свое

подразделение я отобрал лучших летчиков — Абрамова, Калюжного и Савченко.

Характеры у летчиков разные. Абрамов — небольшого роста сержант, молчаливый, спокойный. Он

очень любит летать. На замечания реагирует быстро, ему очень хочется стать хорошим летчиком.

Калюжный — страстный шахматист, любитель литературы и новостей. Он мог часами говорить об

искусстве, книгах, кино. Когда проигрывал в шахматы, спокойно кричал: «Я слабак», и смешно было

видеть его огромную фигуру на полу: тем, кто проигрывал, по нашим правилам следовало пролезть под

столом.

Как-то Абрамов предложил Ленчику сыграть с командиром. Калюжный посмотрел на меня

вопросительно: «Разве командир звена умеет играть в шахматы?» — и предложил партию.

Тотчас же нас окружили летчики. Калюжный проиграл подряд две партии. Он злился — как так,

всегда выигрывал, а сейчас...

— Случайность. Разрешите еще раз? — попросил меня сержант.

— Нет, достаточно, — возразил я ему.

— Ну еще одну, только одну! Это вы случайно выиграли.

— Хорошо, — ответил я летчику, — если я обыграю вас, вы пишете расписку: «Я слабак, признаю

ваше первенство и без личного вашего приглашения никогда не сяду за шахматный стол».

Калюжный согласился.

Леня видел во мне начинающего игрока, которому просто повезло. Авторитет Ленчика вырос

необыкновенно быстро, и он хотел его закрепить во что бы то ни

стало. Калюжный был уверен в

выигрыше.

У меня в голове зрели другие мысли. Летчик самоуверен. Это лишнее — в бою может подвести.

Нужно сбить с него спесь, укрепить свой авторитет, авторитет командира звена. Нужно, кроме того,

отвлечь его от шахмат, чтобы был ближе к бою.

Шахматная школа Мовчана не подвела. Я выиграл. Калюжный забрался под стол, крикнул: «Я

слабак!» — и написал расписку, которую я хранил несколько лет.

Звено наше стало лучшим в полку. Летчики много летали, тренировались в воздухе: групповая

слетанность, воздушные бои.

Где-то на юге Покрышкину удалось доказать преимущество полетов парами и четверками перед

полетами звеном, состоящим из трех самолетов. И мы разрабатывали повороты звена-четверки «Все

вдруг».

В середине февраля 1943 года полк перебросили на юг — в район Сухиничи. Намечалась операция

на жиздренском направлении. Недалеко от деревни Рысня укатали аэродром, мороз прибавил крепости

твердому грунту, и «яки» не проваливались ни на взлете, ни на посадке.

Из штаба 1-й воздушной армии пришла инструкция по расчету дальности и продолжительности

полета на Як-1. Кто-то из штабных офицеров придумал наилучший (по его мнению) способ

использования истребителей. Зачем сопровождать штурмовиков непосредственным прикрытием? Не

лучше ли, чтобы истребители находились над линией фронта, а группы «илов» поочередно проходили бы

эти зоны.

Истребители могут в этом случае прикрыть шесть-семь групп за один вылет. К тому же, если полет

выполнять на малых оборотах мотора на «затяжеленном» шаге винта, время патрулирования

увеличивается вдвое.

Этот режим летчики назвали «хитрым».

Дело в том, что творцы нового способа не подумали об одном — о скорости. Летчики «висели»

над линией фронта на минимальной скорости. А Ме-109 приходили на большой, и в первые минуты боя

нам приходилось очень туго.

Позднее Покрышкин отверг такой способ патрулирования. «Скорость, высота, маневр, огонь» —

вот предложенная им формула.

Операция на жиздренском направлении оказалась не совсем удачной. Третьего марта мы вернулись

в Алферьево и с ходу включились в Ржевско-Сычевско-Вяземскую операцию.

Ржев дымился, каждый метр нашей русской земли доставался с боями. Враг, обороняясь, отходил

на юг — на Сычевку, Вязьму.

Под Сычевкой погиб Володя Шурыгин. В одном вылете мы штурмовали отходящие на юг колонны