Серебряные крылья
Шрифт:
Летчики в душе осудили Денисенко. А что они думают о самовольстве Зуба? Это очень важно, и я
продолжаю разговор.
— Хорошо, Денисенко, очевидно, понял цену своего нарушения. Но Зуб-то ушел в город! Значит,
на него отстранение от полетов не подействовало?
— Нет, нет! Он тоже переживает. И ушел ненадолго, — горячо заступился за друга Белов.
— Что же, ему легче без коллектива, без друзей?
— Да! Он же... очень самолюбив. Шел все время впереди, и вот...
Действительно,
Заступился за него только Белов. Нестерцев и Судков молчали. Возможно, они и не соглашались с
Беловым. Белов, словно чувствуя, что он один, еще взволнованней оправдывал друга.
— Вы знаете, он сделал несколько заходов для стрельбы по наземным целям, но попаданий
оказалось мало. И он решил...
В порыве защиты Зуба Белов покривил душой, и его пришлось одернуть.
— Неправда! В двух заходах он выполнил стрельбу на оценку «хорошо».
Перед правдой пришлось отступить.
— Но он хотел на «отлично»!
Нестерцев уточнил:
— И не только на «отлично». Зуб обещал летчикам уложить в мишень пять снарядов сверх высшей
оценки.
Эти слова поразили Белова словно гром, и он укоризненно посмотрел в сторону товарища: зачем
выдавать? Пришлось снова вмешаться в разговор.
— Вы напрасно, Белов, не договариваете. Если известна причина предпосылки к летному
происшествию, то последующие нарушения можно легко предупредить, если же скрывать — неизбежна
аварийность.
И я рассказал летчикам историю, которая в свое время глубоко меня поразила и запомнилась на
всю жизнь. Поведал ее нам на фронте командир полка Георгий Черепанов.
История такова. Два летчика влюбились в одну девушку. Дом, где она жила, стоял в нескольких
километрах от аэродрома. И когда бы друзья ни возвращались с задания, у них всегда находилось время
пройти бреющим над заветной крышей.
Однажды они стали по очереди пикировать на дом. Девушка махала летчикам. Но в одном из
заходов ведомый не справился с управлением и врезался в землю.
— А ведь катастрофы могло и не быть, если бы один из друзей вовремя остановил другого. Вот к
чему приводит безрассудный риск, — закончил я печальный рассказ.
Летчики молчали, а я думал: поймут ли они, что полку нужны смелые, но дисциплинированные
офицеры. Поймут ли, что их будут кропотливо, настойчиво учить летному мастерству, терпеливо
разъяснять и исправлять ошибки, но вместе с тем будут строго спрашивать с нарушителей.
Поймут! Эти трое — хорошие ребята.
— Ну что ж! О дисциплине, о смелости и риске мы еще поговорим, а сейчас идите.
Лейтенанты
* * *
Полеты, полеты, полеты. Они чередуются с днями предварительной подготовки,
профилактическими осмотрами техники. Летаем в одну, две смены. Нагрузка на личный состав огромная.
Но никто не ропщет, все понимают, что так нужно для повышения боевой готовности полка.
Летчик должен уметь летать и поражать воздушного противника в любых метеоусловиях. Поэтому
он последовательно овладевает техникой пилотирования в зоне, закрытой кабине, на большой высоте, а
позже — в облаках и ночью.
Для наших молодых офицеров полеты на средних высотах — уже пройденный этап. Почти не
встречаются у них ошибки, которые прежде допускались на взлете, посадке, в зоне. Сегодня состоятся
звеньевые полеты на перехват в стратосфере.
Первым уходит звено из эскадрильи Туркина. Минут через десять — Шепелев со своими
питомцами.
Первое звено быстро набирает высоту. Яркое солнце слепит глаза.
— Приготовиться к развороту влево, включить форсаж, — услышали летчики команду офицера
наведения.
Самолеты несколько растянулись, инверсионный след с поднятием на высоту исчез. «Трудновато
придется с поиском цели», — подумал командир звена.
Гулкие выхлопы и легкие облачка позади самолетов, быстрый прирост скорости подтвердили
доклады летчиков о том, что форсаж включен.
— Запотевает подвижная часть фонаря! — неожиданно передал Лощиков.
— Проверьте герметизацию, — приказал ведущий, — и усильте осмотрительность.
Командир звена понял, что летчик включил герметизацию не на земле, а в воздухе на высоте двух-
трех тысяч метров. Кабина недостаточно прогрелась, поэтому и запотела боковая часть остекления.
Лобовое стекло не запотеет, но наблюдение за целью, особенно за самолетами в группе, усложнится.
— Атакуйте последним, если будете хорошо видеть цель, — уточнил командир задачу летчику.
— Разворот влево, крен двадцать градусов, — послышалась команда с земли.
Звено в правом пеленге начало плавно разворачиваться. Вниз видимость хорошая. Под самолетами
раскинулись облака. Белые, волнистые, они очень напоминали бушующее море. Горизонт виден плохо:
нет четкой линии, разделяющей небо и землю. Трудно понять, в каком положении самолет. То кажется,
что он идет с очень большим углом атаки, то создается впечатление, будто мчится на предельной
скорости. Усилия на ручке управления стали тянущими. Это первый признак приближающегося