Серебряные крылья
Шрифт:
внимательно слушавший командира. «Еще не хватало открыть рот», — с ехидством улыбнулся Зуб.
— Вы чему улыбаетесь? — резко прозвучал голос Баркова. — Повторите, что я сказал.
Зуб машинально, но по привычке четко повторил последние слова командира.
— Хорошо, садитесь и слушайте внимательнее... Не следует торопиться там, где есть время
подумать. Самолет ошибок не прощает... Будьте внимательны и пунктуальны не только в полете, но и при
подготовке к нему.
Наконец-то Зуб в кабине самолета. Двигатель запущен. Убраны колодки.
Выруливание. Техник почему-то машет руками. «Ах, я не опробовал двигатель! Ничего, его
опробовал техник. Побыстрее в полет, в воздух!»
Узкая рулежная дорожка сменяется простором взлетно-посадочной полосы. Она прямая, ровная,
сужающаяся вдали. Посредине тоненькая, прерывистая белая линия — для облегчения выдерживания
направления пробега.
Взлет разрешен. Владимир плавно передвигает сектор двигателя вперед, самолет набирает
скорость, бежит все быстрее и быстрее.
Но что это? Сектор дошел до половины, а дальше не идет. Что-то мешает. Быстрый взгляд на
прибор — обороты далеко не полные. На таких оборотах не взлетишь. Что же делать?
Мысли, рождая десятки решений, проносятся в голове с быстротой молний. «Когда тяжело, не
медлите, быстро выполняйте требования инструкции летчику...» — отчетливо вспоминается последний
совет командира.
Инструкция выучена до строчки. «Если обнаружил неисправность в двигателе или в самолете в
первой половине разбега — прекрати взлет!»
Резко взят сектор двигателя на себя, энергично зажаты тормоза, короткая передача на командный
пункт: «Прекращаю взлет, малы обороты!».
А в голове мелькает: «Хватит ли полосы? Как быстро бежит самолет. Когда он успел набрать
такую скорость?»
Еще сильнее зажат тормозной рычаг, самолет замедляет бег, усмиряется и останавливается в самом
конце полосы. Если бы Зуб на несколько секунд позже убрал обороты, быть бы ему за пределами
аэродрома.
Уже на рулении Владимир понял причину заедания сектора: мешал соединительный шнур
радиостанции. Он почему-то от борта шел к сектору двигателя и только после этого под левой рукой
соединялся с коротким концом от шлемофона. А должен идти напрямую от борта к шлемофону.
Летчику стало не по себе. Только его небрежность послужила причиной прерванного взлета. Как
он мог так ошибиться? Даже не опробовал двигатель. И техник подсказывал ему. Проба двигателя
помогла бы обнаружить неправильное положение шнура и исключить предпосылку к летному
происшествию.
Горечь от сознания своей вины обострялась неизбежностью предстоящих объяснений с
командиром, товарищами.
Зуб хорошо понимал причины прерванного взлета, остро чувствовал свою вину. Оттого на разборе
полетов ему было еще горше.
А вечером досталось и от товарищей. Порадовало, что Александр не подтрунивал, старался даже
подбодрить.
* * *
К посадочной полосе, постепенно уменьшая скорость, приближается самолет. Летчик выпустил
шасси, закрылки и плавно начал снижаться. На фоне розового заката самолет кажется волшебной птицей.
Началась отработка полетов в сумерки. Это потруднее, чем днем. Усложняется расчет на посадку
— рассеянный свет изменяет облик окружающих предметов. Даже не каждому отличному летчику
посадка в сумерки удается сразу.
Сегодня летает третья эскадрилья. Белов лежит на траве в нескольких сотнях метров от начала
посадочной полосы. Он не пошел в город, хотя его так настойчиво звал Зуб. «Хватит. Нужно сначала
стать хорошим летчиком, а потом развлекаться».
Белов на себя сердит. Он попал в число тех неудачников, на которых сумерки подействовали
отрицательно. Никак не получается расчет на посадку. Стоит на одну-две секунды раньше или позже
убрать обороты двигателя, и самолет не попадает в полосу точного приземления. Весь полет оценивается
только на «удовлетворительно».
И вот, вместо баскетбола и кино, Александр по совету командира звена наблюдает за посадкой
самолетов. В этот вечер я проверял готовность прожекторов к ночным полетам и увидал Белова.
— Вы что здесь делаете и где ваш друг?
Белов быстро вскочил и сказал то, что мне уже было известно от Шепелева и Баркова.
— Хорошо, давайте проследим расчет на посадку вместе.
Вообще-то, это должен был сделать кто-то из эскадрильи Баркова. Но раз так сложились
обстоятельства, я решил сам заняться с молодым летчиком и заодно поближе его узнать.
Полеты в сумерках продолжались. Один истребитель снижался после четвертого разворота. В
точке выравнивания летчик плавно перевел самолет в режим выдерживания и убрал обороты. Машина
пронеслась над землей и мягко коснулась основными колесами полосы.
— Хорошо?
— Отлично! — сказал Белов, улыбнувшись.
В это время на расчетную прямую вышел очередной истребитель. Он летел значительно выше
предыдущего. Летчик видел ошибку и снижался с большой скоростью. За ним, но гораздо ниже,