Серебряные стрелы
Шрифт:
– Что делают они? – удивлённо спросил он Роланда, одного из самых преданных своих учеников и тот ответил смутившись: – Записывают слова твои, дабы оставить потомкам.
– Всё, что я говорю?
– Нет, лишь то, что кажется им мудрым.
Валаам увидел Равена, входящего в дом вместе с дочерью; Фейга быстро пошла к нему, глаза её заслезились от радости встречи, и уже не сдерживаясь, она бросилась ему в объятия, к удивлению всех. Увидев, что лицо девочки обезображено ещё незажившим ожогом он отстранил её от себя, разглядывая, и опечалился этому.
– Завтра я пойду к Мариам, но вначале расскажи мне, что случилось
– Не стоит туда ходить, милорд, – ответил Равен, помрачнев. – Во–первых, солдаты будут ждать тебя там, а во вторых Мариам больше нет. – В доме, радостно галдящем по случаю возвращения целителя стало вдруг тихо и каждое слово звучало теперь отчётливо и ёмко. – Когда тебя схватили, для Рыбачьей слободки настали трудные времена. Те, что зовут себя твоими учениками ушли с тобой и не вернулись, а в лагере остались только больные и именно на них, да на бывшую твою кормилицу обрушилась десница гнева Первосвященика. Дом Мариам подпёрли бревном, и подожги, как и лагерь и многие тогда сгорели заживо, а тех, кто не сгорел, тех добили из милосердия.
– Но за что?! – изумлённо воскликнул недавний узник, он почему–то думал, что происходящее касается только их двоих.
– За то, видели тебя, их глаза, и ты исцелял их, и воскрешал из мёртвых. За то, что учил их, что есть праведно, а что грешно – и в этом было их единственное преступление. Фейге повезло, она смогла выбраться через окошко, но и ей досталось. Зато сейчас девочка вернулась домой, ведь лучше быть поцелованной огнём, чем смертью.
– Оставь её со мною, Равен, утром я исцелю её.
– Ненужно, пусть люди видят, что она искупила свой грех. Да и сейчас все кто, так или иначе, связан, с тобой подвержены смертельной опасности, и если узнают, что ты вновь прикасался к ней, чего доброго ещё сожгут как колдунью. Я хорошо к тебе отношусь, Валаам, но поверь, лучше бы тебе так и оставаться мёртвым.
Шесть дней он ходил по трущобам правого берега Леи, исцеляя людей и читая им проповеди. Иногда выходя за город в окрестную дубраву, где на поляне разбивал лагерь. После будничных дел, когда все собирались у костра он говорил то, что пришло ему за день на ум:
– Сегодня хочу рассказать вам о трёх вещах, на которых строится наша жизнь. Они как фундамент, от которого позже вырастет и лачуга бедняка и царский дворец. Зная их, вы сможете избежать ненужных ошибок, просто помните о них.
Есть три вещи, что не возвратятся уже никогда: слово, возможность, время. Три вещи, нельзя терять ни при каких обстоятельствах: честь, спокойствие, надежда. Три вещи наиболее ценны в этом мире: доверие, убеждение, любовь; как нет ничего ненадёжнее трёх вещей: удачи, власти, богатства. Лишь три вещи создают человека: достижения, честность, труд и разрушают его тоже три вещи: злость, вино, гордыня. Братья и сёстры мои не по крови, но по вере в Господа нашего, помните о трёх вещах, что труднее всего сказать человеку: «помоги», «прости», «люблю».
Теперь вы знаете природу трёх вещей и, зная её, сможете открыть для себя скрытую в тумане страстей истину мироздания, по крайней мере, направить мысли в правильном направлении. Живите же отныне, руководствуясь правилом трёх вещей отделяя зло от добра, повторяйте их как молитву трижды в день, чтобы видеть их перед собой также как видите сейчас меня и ждёт вас тогда в конце пути Царство Небесное.
Многим успел он помочь за второе пришествие
– Если ты останешься здесь, то тебя снова схватят и уж тогда точно убьют. Поэтому лучше уехать пока. Я знаю этого старика, он перевезёт тебя на другую сторону и никто не последует за тобой в такую бурю.
Был сильный ветер, волны гнались друг за другом и неистово бились о берег, и никто не рискнул выйти на воду, лишь пожилой рыбак, по просьбе Роланда, согласился помочь Валааму. Видя, что целитель снова ускользает от них, подстрекаемые клириками стражники стали спускаться с обрыва, разгоняя людей плетьми и пуская стрелы из луков. Валаам сел в лодку и люди оттолкнули её от берега, предавая вволю стихии.
Убрав парус, чтобы ветром не сломало мачту крепкий высокий старик в фетровой островерхой шляпе правил вёслами, выгребая к середине, а там, предоставив лодке плыть по течению, вдруг сложил их внутрь. И толпа, стоявшая на берегу двинулась следом, не теряя фелюги из вида.
Взяв высокий почерневший от времени посох, рыбак упёрся им в пол лодки для равновесия и, придерживаясь второю рукой за мачту, обратился к Валааму, что сидя на лавке, смотрел на него снизу вверх:
– Говорят, ты творишь чудеса, и называют тебя Пророком. И что совершил ты уже чудо умножения хлеба и воскрешал людей и возносился на небо – деяния, предсказанные в Книге Бытия. Так соверши же теперь чудо укрощения воды, и мы признаем тебя и воздадим тебе почести достойные Пророка.
– Но я никогда не звал себя Пророком и не творил чудес, а лишь исцелял больных телом и немощных духом, чтобы могли они ощутить на себе божественную благодать. И чтобы делать это мне не нужно чьё–то признание. Но, кто ты, старик?
– Я – Бальтазар, последний Верховный жрец Отвергнутого Бога, чьё божественное начало узурпировано одной самозванкой, объявившей рожденье бастарда чудесным зачатием, пришедшей следом за второю.
– Чего же ты хочешь от меня? – поднявшись на ноги, спросил Валаам, с трудом удерживая равновесие.
– Укроти ветер, прикажи волнам стихнуть и пройди по воде словно посуху.
– Но стихии не подвластны мне – я могу лишь исцелять людей, да и рос я среди пустыни и совсем не умею плавать и если шагну за борт в такое ненастье, то уже не доберусь до берега.
– Ну что же, тогда придётся тебе призвать рыб и по их спинам, как по мосту выйти на сушу.
– Что видишь ты? – вдруг спросил Валаам, вытянув вперёд руку с раскрытой ладонью и, экзарх ответил с мрачной усмешкой:
– Твоё колдовство не действует на меня, чародей. Кем бы ты ни был, тебе придётся сойти с моей лодки, – быстрым движением посоха он ударил Валаама его изогнутым сучковатым верхом в грудь и тот, оторвавшись от досок, на которых стоял, полетел за борт, вначале коснувшись ногами воды. Казалось, он устоит, но река разверзлась под ним, принимая его в своё лоно, и он скрылся под набежавшей волной. Лодка помчалась дальше, качаясь на волнах, а толпа, видевшая это с берега, вдруг издала жуткий протяжный вой, жалея целителя и сострадая ему.