Северные архивы. Роман. С фр.
Шрифт:
ми во время вечерних прогулок вдоль какого-ни
будь corso 2, на красавицу, улыбающуюся из-за
жалюзи. Мы не узнаем ничего или почти ничего об
игальянских винах, ни о горячих спорах о политике
и искусстве, ни о дружеских стычках, ни о неза
мысловатых шутках, любимых в то время, ни о том,
как весело молодые люди орали песни, едучи в по-
1 Повозка ( итал. ) .
2 Проспект ( итал.),
148
возке, тем паче что возница не понимал ни слова.
Лишь однажды нам удастся стать свидетелями во
кальных экзерсисов, которым предавалась моло
дежь, но мы не услышим ни Беранже, ни Дезожье *,
ни какую-нибудь набившую оскомину песенку, это
будет романс Александра Дюма «Ангел», пропи
танный слащавым идеализмом и разносящийся
эхом по тосканским холмам. Возвышенные чувст
ва, которыми он дышит, на самом деле весьма ис
кусственны, хотя, может, и не более, чем в иных
песнях Превера или патетически-надоедливых на
певах Эдит Пиаф *.
Банальные письма блестящего молодого чело
века позволяют нам многое узнать о состоянии
культуры в эпоху, когда преподаваемые дисцип
лины оставались почти теми ж е , что в XVIII, а мо
жет, и в XVII веке. Мы так оплакивали упадок
гуманитарных наук, что было бы недурно просле
дить, как они сами себя приговорили к смерти.
Несмотря на изумительную память, которая по
зволит ему в течение всей жизни читать наизусть
огромные куски из Гомера, смысл которых он
почти забыл, Мишель Шарль, как и подавляющее
большинство образованных французов своего
времени, почти не знает греческого. Напротив, он
отличный латинист, это означает, что он прочел
пять-шесть знаменитых историков, от Тита Ливия
до Тацита, столько же поэтов, начиная с полного
Вергилия и кончая избранными отрывками из
Ювенала, а также два-три трактата Цицерона и
Сенеки. Почти вся культура, основанная на изуче
нии классиков, ограничивается строго определен-
149
ным количеством авторов, и кажется, что прису
щие им достоинства играют при этом меньшую
роль, нежели сложившаяся традиция восприятия.
Знакомство с этими авторами сразу причисляет
человека обычного к некоей группе или даже кла
ну. Оно снабжает минимумом цитат, ссылок и
примеров, помогающих общаться с современника
ми, имеющими тот же багаж, что не так уж мало.
В иных, весьма редких, случаях классики, разуме
ется, могут играть
они — опора и образец, своего рода путеводная
нить для души, они учат умению мыслить, а порой
и существовать. В идеале они освобождают чело
века и подталкивают его к бунту, пусть даже про
тив самих себя. Не будем рассчитывать на то, что
классики произвели подобное воздействие на Ми
шеля Шарля. Он не гуманист, эта порода почти по
вывелась к 1845 году. Он всего-навсего очень
хороший ученик, изучавший гуманитарные науки.
Мишель Шарль видит Италию такой, какой мы
ее больше не видим. Ее памятники — пока еще
грандиозные развалины, увитые вьющимися рас
тениями, перед ними путешественники грезят о
последних днях империи. Это неотреставрирован-
ные образчики архитектуры прошлого, снабжен
ные ярлыком, приукрашенные ночью светом
прожекторов, кажущиеся карликами рядом с не
боскребами. Ни от тех, ни от других при будущей
бомбардировке не останется и следа. Meta
sudans *, от которой начинались все дороги импе
рии, с фонтаном, где гладиаторы мыли окровав
ленные руки, в то время еще не исчезла в
150
муссолиниевской строительной неразберихе. К
собору святого Петра еще надо подойти сквозь
лабиринты улочек, и тогда колоннада Бернини
предстает как безмерное и гармоничное чудо. Па
мятник Виктору Эммануилу * еще не торчит огром
ным кусом свиного сала, соперничающим с
Капитолием. Треск мотоциклов не заглушает шу
ма фонтанов. Мишель Шарль совершает конные
прогулки по городу грязному и часто охваченному
болезнями, но не столь оскверненному, как в на
ши дни, и сохранившему свое человеческое и при
зрачное измерение. Просторные сады, которые в
конце века уничтожит спекуляция недвижимо
стью, еще дышат и зеленеют. Народные кварталы
кишат кричащим, грязным людом, о котором поч
ти с нежностью говорится в диалектальных сти
хах Белли*. Контраст между нищетой бедняков и
роскошью церковников и банкиров потрясает. Он
столь же разителен и в наши дни между воров
ским миром, ведущим dolce vita 1, и обитателями
пещер и бидонвилей.
Мишель Шарль менее пресыщен, но и менее
восприимчив, чем мы. С одной стороны, ему не
пришлось заранее увидеть достопримечательно