Северные архивы. Роман. С фр.
Шрифт:
дре Мальро в области теории эстетического
восприятия мира. Им обоим близка идея «вообра
жаемого музея». Многие персонажи М. Юрсенар
взяты прямо или косвенно из того «музея», кото
рый несет в себе человек культуры. Она, так же
15
как и Мальро, выдвигает гипотезу о «метаморфо
зе богов», то есть предполагает, что с гибелью
чувства священного боги превращаются в опреде
ленные
ют человеческому сознанию бороться с силами
иррационального в мире.
Карл Густав Юнг и его концепция коллективно
го подсознания близки М. Юрсенар. Ведь коллек
тивное подсознание есть не что иное, как
наследование возможности образного восприятия
окружающей действительности, и не в индивиду
альной, а в общечеловеческой форме. Отсюда вся
мифология может быть представлена как проекция
коллективного подсознания. Образы, будучи типи
ческими для всех, образуют архетипы.
Время Зенона Лигра, главного действующего
лица романа «Философский камень», нелегкое:
эпоха распада, «трансмутации материи». Мрачное
средневековье довлеет над личностью. Идеи гума
низма, которые он олицетворяет, слишком преж
девременны. В этом трагедия Зенона.
Во время своих путешествий, размышляя над
судьбами и культурами различных народов, Мар-
герит Юрсенар различает два типа коллективного
народного мышления: народы-мифотворцы и наро
ды вероисповедальные. К последним принадлежат
те многочисленные северные народы (фламандцы,
валлоны, бельгийцы), к которым относится она са
ма. Так, например, у мифотворцев, в отличие от
вероисповедальных народов, особенно в антично
сти, нет строгого противопоставления полов. Оно
пришло в эпоху христианства вместе с идеей гре-
16
ховности всякого нарушения оппозиции полов.
Так андрогины появляются на страницах книг Юр-
сенар, например юноша Антиной из «Воспомина
ний Адриана».
В «Северных архивах» подспудно тоже про
слеживается тема нарушения полярности между
мужским и женским началом; здесь и упоминание
о шевалье Д'Эоне и о шевалье де Туш, о рисунках
Леонардо да Винчи, о мужеподобном характере
ее бабки Ноэми и многие другие детали, которые,
безусловно, не ускользнут от внимания пытливого
читателя. Создается впечатление, что писательни
цу коробит отношение к отклонениям от общепри
нятой христианской нормы как к греху. Ей
хотелось бы, чтобы,
хи Сапфо или мраморная статуя Гермафродита
воспринимались как ценности эстетические, вне
зависимости от категорий этических, чтобы к так
называемым «противоестественным» влечениям
относились как к чему-то естественному, входя
щему в круг известных явлений, издревле на
блюдаемых матерью-природой, той богиней Кали,
которая может быть и белой и черной, с равно
величавым спокойствием даря нам и жизнь, и
смерть, и прочие муки. Не следует роптать на
судьбу, а воспринимать все данное от природы
как рок, ананке.
Кстати, интересно вспомнить, что древние раз
личали две формы рока: ананке и мойру, противо
поставляя их друг другу. Для современной
французской литературы это различие существен
но. Так, в романе Жюльена Грина «Мойра» (1950)
17
2-1868
мы видим диаметрально противоположное юрсена-
ровскому понимание судьбы или рока. Мойра кара
ет юношу-богослова за пренебрежение великим
законом природы, повелевающим ему не проти
виться притяжению полов, невзирая на религиоз
ные запреты. Рок для Юрсенар находится в другой
ипостаси. Идея кары отвергается, остается спокой
ное и безропотное приятие того, что «на роду напи
сано» (ананке). Здесь сразу же придется сделать
оговорку. Рок, судьба (в том смысле, в котором она
употребляет античный архетип) предопределяет
жизненный путь далеко не каждого человека, а
лишь определенного типа людей, достигших в сво
ем развитии достаточного уровня накопления ду
ховной энергии. Тип человека предшествует его
рождению, он принадлежит роду. Аристократизм
Юрсенар выводит из понятий породы, рода, крови.
Но с кровью передаются не только добродетели и
доблестные качества души, пороки тела и плоти то
же передаются через кровь. От них нельзя отказы
ваться, и их нельзя отвергать, так же как нельзя
отвергать своих предков. Вот почему писательнице
чуждо чувство гордыни. Она не «кичится своим
происхождением», наоборот, смиренно принимает
все, что перешло к ней от них. В то же время ей
глубоко чужд «культ личности», свойственный
большинству французских писателей, над которым
она добродушно посмеивается в дружеской бесе
де. «Я, мне, мой, мои, мною...», — пародирует она