Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком
Шрифт:
— О помешанном я сказала все. Отведи его к толкователю и оставь там, не говоря никому ни слова.
Рассказывал ал-Фарйак: «И я отвел его и оставил в одной из комнат, закрыв дверь на ключ. Когда он проголодался, то стал ломиться в дверь, чтобы выйти. Слуга выпустил его. Супруга начальника толковальни добилась его возвращения туда, откуда он явился, а сама решила вместе с мужем вернуться в свою страну. Вместо него на должность начальника толковальни приехал другой его соотечественник, который, однако, долго не задержался по причинам, о которых будет сказано далее.
Пока же мы хотим завершить эту главу стихами, сложенными ал-Фарйаком по случаю увлечения начальника толковальни хождением нагишом. Вот они:
Желаешь ты, чтоб все мы разум потеряли
и поскорей с себя одежду сняли,
и женщин бы ни в чем не обвиняли,
На то, что Матта часто ходит к Ханне,
спокойно бы взирали.
И на развратника бесстыдного внимания не обращали.
И пусть жена сошедшего с ума супруга защищает.
И мы не испугались бы, увидевши рога,
что на висках на наших прорастают.
Ведь ослабевший ум и тело ослабляет,
и гордеца всей гордости лишает.
Судьбу спокойно тот лишь принимает, кто все,
что мы скрываем, раскрывает.
Но что тебе, старик, до молодых красоток?
Лишь неприятности они сулят, а силы убывают.
18
ПОМОЙНАЯ ЯМА
Когда ал-Фарйак покончил с толкованием снов, ему было поручено переводить книгу для Комитета в Англии{277}. Он перевел ее на арабский язык в соответствии с правилами этого языка. Как раз в это время митрополит Халебский Атанасиус ат-Тутунджи, автор книги «Пыль от перетирания глупостей» поехал в Англию по делам, связанным с какими-то объедками, оставшимися на дне кастрюли. Познакомившись с членами этого Комитета, он сообщил им, что язык ал-Фарйака никуда не годится, поскольку не отвечает тем требованиям к переводам на арабский язык, которые он изложил в упомянутой книге. Христиане, как он сказал, любят язык сладкий, медоточивый. Сам он обучен такому языку с детства и обучил ему многих в школе ‘Айн Тараз{278} и в других.
[...]{279}
На этом основании ат-Тутунджи предложил названному Комитету поручить перевод ему — тогда книга будет пользоваться спросом у христиан, иначе же — нет. Члены Комитета, увидев ат-Тутунджи, которого украшала окладистая борода, а еще более — сан митрополита — митрополит же, в их представлении, обязательно человек ученый, с готовностью передали ему перевод. По этой причине была закрыта толковальня, и у ал-Фарйака остался лишь заработок целителя дурного дыхания{280}.
Здесь следует заметить, что англичане более, чем кто-либо, уважают чины и звания. Приезжающий к ним иностранец удостаивается самого благосклонного приема, если он именуется эмиром, шейхом или митрополитом, особенно, если он к тому же говорит по-французски. А уж носящий сан митрополита не нуждается ни в каких рекомендациях, ибо этот сан равен у них сану архиепископа. А доход архиепископа составляет четыре тысячи золотых ливров в год. У арабов длинная борода не является признаком ума и учености, как это ясно из истории о халифе ал-Ма’муне и ‘алавитском законоведе{281}, но у франков свои представления.
Когда наступило время ежегодного перерыва в работе по исцелению дурного дыхания, — а это три летних месяца, — ал-Фарйак решил поехать в Тунис. Он сел на судно, капитан которого принадлежал к числу жителей острова, колеблющихся в одних вопросах между рыночными торговцами и торговцами вразнос, а в других — между всеми торговцами и философами. После плавания, продолжавшегося двенадцать дней и полного опасностей и тревог, бросили якорь в Халк ал-Вади{282}. Во время плавания некоторые матросы говорили, что оно оказалось таким трудным, потому что капитан вышел в море в пятницу, чего никогда не делают другие капитаны из уважения к этому дню или считая это дурным предзнаменованием. Но ал-Фарйак знал истинную причину трудностей — все дело было в расположении его звезд, которое требовало для
В городе тесные рынки и маленькие лавчонки, но зато свежий воздух, вкусные еда и напитки, и множество фруктов. Жители приветливы и добры, уважают гостей и любят иностранцев. В нем также много певцов и музыкантов, играющих на разных инструментах — большинство из них евреи. Женщины у евреев красивые, полные, белокожие, черноглазые, хотя христиане и утверждают, что Господь проклял и обезобразил их за то, что они распяли господина нашего Иисуса Христа, мир ему, и лишил их всякой красоты, внешней и внутренней. Однако я думаю, что священники при виде пышной, с белой и нежной кожей еврейки объявят еретиком произносящего такие слова. Скорее всего, подобного мнения придерживаются поклонники христианок, предпочитающие их всем другим, или имеющие в виду, что красоты были лишены только мужчины. Многие же из не лишенных красоты сравнимы с пышной веткой, которая готова обломиться. Они обычно ходят без покрывала и с голыми ногами.
Накануне отъезда ал-Фарйака из этого города один из местных знакомых сказал ему: «Почему бы тебе не написать касыду в честь нашего правителя? Он самый достойный и щедрый из покровителей и жертвователей». Ал-Фарйак ответил: «Я уже собрался ехать и не могу отменить отъезд». В числе пассажиров судна, на котором ал-Фарйак возвращался на остров, были два австрийца: один — сын богатого торговца, другой — офицер папской стражи. Последний позаимствовал у ал-Фарйака спичку (тонкую палочку для разжигания огня) и вернул ее два дня спустя. Вернувшись домой, ал-Фарйак вспомнил о предложении написать панегирик правителю. Он сочинил длинную касыду и перечислил в ней все, что пришлось ему по душе в Тунисе, не упомянув, правда, о прелестях еврейских женщин. В самом скором времени упомянутый правитель прислал ему в дар алмаз редкой красоты, какими и короли нечасто одаривают своих сотрапезников. К подарку прилагалось письмо, написанное рукой ближайшего доверенного правителя, его министра Мустафы-паши Хазнадара{283}. Вот его текст:
«Автору сочинения, преисполненного любви и уважения, совершенного по языку и изложению, литератору искусному, знающему толк во всех искусствах, человеку благонравному, в красноречии не имеющему себе равных, блистательному ал-Фарйаку, свет достоинств которого рассеивает мрак, а речи — указующий путь маяк. И далее. Наш благодетель и повелитель, господин маршал Ахмад-паша бей, эмир Тунисской провинции{284} и ее охранитель получил сочиненную вами касыду, украсившую вашу поэзию, упрочившую вашу славу и закрепившую ваше место в людской памяти. Такое произведение мог сочинить лишь поэт, наделенный даром слова и освоивший все наследие и заветы предков, ближних и дальних. Наш повелитель, да укрепит его власть Аллах, высоко оценил ваши усилия и отозвался с похвалой о вашем языке и стиле. Его Высокопревосходительство посылает вам небольшой подарок, который будет напоминать вам о его добром расположении и о красоте его страны и провинции. Соизвольте принять этот дар, и да хранит вас Аллах, и да покровительствует вам и укроет вас покровом своей милости. Писано рукой Мустафы Хазнадара, смиренного слуги своего высокого господина.
Тунисское государство, 24 числа священного месяца зу-л-хиджжа 1257 года{285}».
В это время на остров приехал митрополит ат-Тутунджи. Ал-Фарйаку стало известно о его приезде, но он не знал, какой поклеп ат-Тутунджи возвел на него перед англичанами. Он пошел поприветствовать его и пригласил на обед, устраиваемый в его честь. Митрополит поселился в одном из отведенных ему домов и занялся переводом книги, которую уже переводил ал-Фарйак. Тот по-прежнему ничего не знал и продолжал время от времени навещать его. А некоторое время спустя началась буря, задул сильный ветер, сбивающий человека с ног, сметающий все на своем пути [...]{286} Когда стих ветер, распространились запахи: мерзкие, зловонные, смрадные [...]{287} А упомянутый митрополит, переводя книгу, оказался в помойной яме, поскольку был не в состоянии исправлять типографские ошибки и к тому же не знал языка. Поэтому мерзкие запахи вскоре достигли дома ал-Фарйака. Директор типографии был его другом и поручил ему исправлять типографские ошибки, не обращая внимания на ошибки в переводе. Тут-то ал-Фарйак и понял причину приезда митрополита, и узнал о его происках. Он собрал примеры этой вони, отослал их в упомянутый Комитет и стал ожидать ответа.