Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

аль-Шидийяк Ахмед Фарис

Взгляни на жителей этого острова, ты увидишь, что большинство мужчин оставили своих жен и живут с кем попало. А их священники утверждают, что это лучше, чем брак, не освященный церковью. Но что понимают в браке священники, если сами они не женаты? Чего стоит командующий войском, не имеющий опыта ведения военных действий и не участвовавший в сражениях?

— Ты говоришь, как настоящий оратор! Откуда у тебя все эти познания, ведь когда мы приехали на этот остров, ты не могла отличить безбородого от бритого?

— Из искры может разгореться пламя. Я всегда была любознательной, и к тому же много видела

и часто слышала о семейных спорах и ссорах, жалобах и взаимной вражде. А теперь, когда я живу не в своей стране, среди чужих людей, я могу наблюдать и чужие обычаи, и удивительные, на мой взгляд, случаи. И та искра, которая тлела в моем уме, но была задавлена одиночеством и затворнической жизнью, воспламенилась, когда подули свежие ветры и условия изменились. Особенно повлиял на меня бал, где женщины танцевали с мужчинами, его я никогда не забуду. С той поры я задумала продиктовать тебе книгу о правах мужчин и женщин. Пришло время заняться ею.

— Я займусь, если Богу будет угодно. Но завтра эмир ожидает меня в карантине, и я обязательно должен пойти к нему.

— Твои слова меня немного успокоили. Иди к нему. Надеюсь, до твоего возвращения этот приступ горячки у меня не повторится.

Ал-Фарйак взмолился Богу, прося о помощи и поддержке, и отправился в карантин. Пробыв там с эмиром положенное время, он съездил с ним в Италию и вернулся на остров обласканный и осыпанный эмирскими милостями.

19

РАЗНЫЕ ЧУДЕСА

Белиберда, абракадабра, выдумки, россказни! Воистину, человек не знает самого себя. Возьмем, к примеру госпожу — некрасивую, плоскогрудую, глупую [...]{292} которая берет подушечки и комки ваты и сует их под рубашку, чтобы люди думали, что у нее пышная грудь. Но откуда, госпожа моя, взялись у тебя эти прелести и столько жира, если руки твои, как прутики, как сухие тростинки, а шея, как палка, а лицо, как кусок мыла, которым стирали солдатское белье, а груди, как пустые мешочки? Могла ли природа так ошибиться, даровав тебе такую мясистую грудь и забыв обо всех других местах?

А вот другая — маленькая, низенькая, похожая на божью коровку [...]{293} Ходит вприпрыжку, приплясывая, гордо задрав голову [...]{294} чтобы казаться людям не такой карлицей и забывая, что у людей есть собственные глаза.

А эта госпожа чернее сажи, темнее ночи, цвета воронова крыла и при этом смелая, решительная [...]{295} Она натирает свое лицо вином, раскрашивает его в разные цвета, а потом придает себе гордый вид и искоса бросает на людей кокетливые взгляды. А если кто-то захочет увидеть другой кусочек ее тела, поворачивается к нему именно этим не натуральным, раскрашенным местом, давая понять, что таково все ее тело, что его закрытые места белее открытых, а ночью просто сияют. Она может также рассказать длинную историю о том, что утром она очень торопилась, одевалась в спешке и вышла из дома одетая кое-как.

А эта госпожа старая, дряхлая, усохшая [...]{296} Но при этом она все еще строит глазки, молодится, носит узкие платья и хихикает, если рядом с ней садится молодой мужчина.

А вот госпожа красивая, с нежной кожей, привлекательная, соблазнительная, юная, свежая, цветущая, стройная, черноглазая, с прекрасной улыбкой, пленяющая взгляд, похищающая

сердце, обворожительная. Устоять перед ее красотой невозможно, увидевший ее теряет разум и волю, забывает свою веру. Она ходит, стыдливо опустив голову и потупив взор, скромность не позволяет ей гордиться своей красотой. В ней нет ни притворства, ни кокетства, она не румянится и не наряжается, но если появится перед троном короля, он встанет, приветствуя ее, и с благоговением вручит ей свой скипетр. Вот какие стихи он сочинил бы в ее честь:

Тебе я в жертву принесу все, чем владею,

Достойна ты халифов трона.

За поцелуй единственный благоуханных уст

Готов отдать корону.

А если бы она явилась перед его первым министром, тот от изумления и восторга оставил бы все свои дела, отдал бы ей свое кольцо с печатью в знак капитуляции и сложил бы такие стихи:

Не пленникам твоим — министру иль эмиру,

Тебе решать важнейшие дела.

Что есть закон как не твое благоволенье?

Найдутся ли свободные места?

А если бы она пришла к верховному кади, он подарил бы ей все несметные сокровища, которыми владеет, и сочинил бы такие стихи:

Влюбленный, у нее двух радостей прошу,

Но соглашусь и на одну.

Если бы увидел ее врач, лечащий импотента, он бы прописал своему пациенту ощупывать подол ее платья и нюхать ее пот и сочинил бы такие стихи:

Лечат импотента терьяком и мажут мазью,

Но ничто не прибавляет ему силы.

Лучше бы накапали ее слюны в вино,

Для излечения бы двух глотков хватило.

Если бы пришла она к астрологу, тот от смущения и растерянности выронил бы из рук свою астролябию и пробормотал такие стихи:

С зарею мы видим лишь свет твоей красоты,

Явившейся ночи мрак разогнать.

Астролог в расчетах напутал, увидев тебя.

Придется тебе ошибки его исправлять.

Явись она к философу, вся его мудрость улетучилась бы вмиг, и разум бы его пошатнулся. Он сложил бы такие стихи:

От трения двух тел рождается огонь.

Философу любому сей знаком закон.

Но я, едва руки ее коснувшись,

Горячим потом исхожу, как кипятком.

Архитектору она спутала бы все его чертежи и планы. В растерянности он прочел бы такие стихи: