Шахматный порядок

Катя Каллен2001

— Гораздо больше, — сказал Брэдли и хитро прищурился. — Есть страны, которых не устраивает нынешнее устройство мира. Стабильность — это интерес тех, кого она устраивает. А тем, кого он не устраивает, стабильность не нужна.

— Выходит… так можно и легализовать темные искусства? — спросил Эрик.

Альбус помассировал лоб. Идея в самом деле показалась ему интересной.

— Но, сэр, если это можно было католикам и американцам, то почему теперь это можно магическим социалистам? — продолжала возмущаться Роза.

— Точнее, мисс Уизли,

правильная постановка вопроса: «А судьи кто?» — спросил Брэдли. — Получается, три бандита вдоволь натворили преступлений, а теперь сказали: с сорок третьего года — никому нельзя, а все что мы творили до этого надо забыть? И теперь закон мы? Простите, но это логика уголовных паханов.

Класс засмеялся.

— Но спасибо мисс Уизли, — продолжал Брэдли. — Она нам поможет. Мы поставим вопрос: а разве плохо, что магические социалисты поставили американцев, англичан, русских, французов в положение тех несчастных народов, которых те веками угнетали и истребляли? В какой-то мере это даже акт исторической справедливости, не так ли?

— Но не лучше ли прекратить конфликты? Они ведь ничем не лучше, получается, — задумалась Вики.

— Утопию мы не рассматриваем, «хотелки» тоже. Прекратить конфликты? А я вас сильно удивлю, если напомню, что после Второй Мировой войны в якобы мирное время погибло ещё двадцать миллионов в войнах? Корейская, три Индокитайские, Афганская, Чеченская, две войны в Заливе, серия войн на Ближнем Востоке и на Балканах, война в Грузии и на Украине… Это мир после Второй мировой! Где же тут прекращение войн?

— Просто мне кажется, постоянные войны это не слишком справедливо, — покачала головой Виктория.

— Что такое несправедливо? — пожал плечами Брэдли. — Смерть тоже несправедлива, но она есть. Весна сжигает снег, и с его точки зрения это, наверное, несправедливо. Как и с точки зрения любителей зимы. Война — это компонент межгосударственных отношений, системный регулятор мирового порядка, если угодно. Она ведётся или ради установления гегемонии, или ради корректировки баланса.

— Но из-за корректировки приходится гибнуть… Семьи рушатся.

— Увы… Тут действуют интересы государств, а не лично мисс Смит… Но тогда, встав на вашу логике, мне не понятно: чем, например, президенты Буши — отец и сын — начавшие две войны в Персидском заливе лучше магических социалистов?

— Я и не говорю, что они чем-то лучше других.

— Прекрасно. Теперь, — Брэдли обвел взглядом класс, — мы можем записать с вами «окна Овертона». Он взмахнул палочкой и на доске стали появляться слова:

Немыслимое

Радикальное

Приемлемое

Разумное

Стандартное

Действующая норма

— Поняли? — весело обвел Брэдли класс. — Тогда все… Собираемся и идем дальше!

Альбус стал быстро собирать книги. Сейчас он поймал себя на мысли, что ему ужасно хотелось стать похожим на профессора Брэдли. Сможет ли он написать книгу об истории Темных искусств, как это сделал он? Впрочем можно ли писать про Темную магию, не запрещено

ли? Он, конечно, знал уже такую книгу, но автор, видимо, имела проблемы с законом раз, по словам Эйвери, в Азкабан как-то попала из-за взглядов, значит доверять ей не стоило — мало ли как все обернется если и он начнет писать о Темной магии. Альбус думал недолго и быстро выбежал из класса, главное успеть догнать Брэдли!

— Сэр. Сэр!

— Да, мистер Поттер? — мягко улыбнулся собеседник, заметив добежавшего наконец Альбуса.

— Я бы хотел задать вопрос… Как вы считаете, можно ли писать про темные искусства?

— Вопрос в том, как написать! — улыбнулся Брэдли. — Если осторожно, то можно…

— А как осторожно? — Альбус посмотрел на высокое стрельчатое окно.

— Например, как историческое исследование. Вы пишите об исторических сюжетах. Борьба с темной магией в пятнадцатом веке. И в сносках даёте свои мысли.

Альбус улыбнулся, словно понимая, о чем идёт речь. Его вдруг охватило странное чувство, что никто на свете его не понимает так хорошо, как этот профессор.

* * *

В середине марта пошли проливные дожди. Потоки воды струились по стеклам, закрывая возможность увидеть школьный двор, а низкие свинцовые тучи и вовсе создавали ощущение бесконечного вечера. На уроках учителя зажигали свечи, чтобы хотя бы немного осветить помещение. Профессор Слагхорн как-то пошутил, что на смену квёлой зиме сразу пришла осень. Альбус, глядя, как темное небо озаряют вспышки молний, думал, что скорее всего таким будет и лето. Впрочем, какая разница? Лично ему нравились ливни, а жалобы Бэддока на «скверный май» и холод в подземельях ему были безразличны.

— В весне тоже есть прелесть, — бросила Кэт, — да и красиво со стороны. Но сегодня дождь, завтра дождь, послезавтра — ужасно надоедает.

— Ладно если б моросил, так стеной идет, — нахмурилась Вики.

Паника в Хогвартсе немного улеглась: третьего марта следователи Целевой группы вернули Макгонагалл почищенные предметы. Директор, однако, не выглядела довольной — скорее, она оставалась взволнованной. Как-то в воскресение, пока его однокурсники готовились к контрольной по трансфигурации, Ал, вооружившись мантией-невидимкой, подслушал кое-что возле учительской, а затем быстро вернулся в гостиную.

Нырнув в привычную тускловатую зелень, Ал едва подавил улыбку: Кэт, сидя за малахитовым столиком, помогала своей младшей сестре Евангелине писать эссе по зельям, а Эрик, сопя, готовился к контрольной по трансфигурации, превращая черепаху в чайник. Хотя всего около пяти часов, в гостиной горели все лампы — иллюзорное окно в озеро почти не давало света.

Приложив палец к губам, Ал потянул друга во двор. Эрик, сначала отнекивался, но затем прихватил плащ. Быстро пройдя подземелья, друзья вышли через холл с поблескивающей в свете ламп статуи вепря в пустынный школьный двор. Эрик заныл, так как, едва шагнув со ступенек вниз, он тут же попал ногой в огромную лужу.