Шелковы цепи
Шрифт:
— Послушай, Григорий... — наклоняюсь к нему, мой взгляд сверлит его, как дрель. Моя рука небрежно ложится на стол, в нескольких дюймах от спрятанного под ним пистолета. — Тебе и твоей веселой банде пройдох лучше начать петь другую мелодию. Мы здесь не для любезностей. — Я откидываюсь назад, бросаю холодный взгляд. — Я здесь, чтобы дать вам выбор. Верните то, что украли, или готовьтесь к буре.
Ухмылка Григория растягивается, словно он король мира, а его головорезы образуют вокруг нас барьер в виде полумесяца. В воздухе
Я вижу, как он неловко ерзает на своем стуле.
— Ты блядь, издеваешься надо мной? — Григорий сплевывает, его голос сочится презрением. — Вы трое думаете, что мы принадлежим вам? Васильев правит этими улицами, Морозов, а не твое жалкое подобие семьи.
— Морозовы слова на ветер не бросают. Шесть десятилетий наша семья правила этими загаженными улицами. Наше наследие построено на крови, железе, верности. Все их матери знают, что у нас самая большая и сильная армия в округе.
Я оглядываюсь по сторонам и с издевательской ухмылкой осматриваю людей Григория.
— Ари, — киваю в сторону гиганта, стоящего рядом, — может в одиночку расправиться с твоей жалкой командой. Без труда.
Григорий сжимает челюсть, на виске пульсирует вена. Он знает, что его загнали в угол, но он не из тех, кто сдается без боя.
— Морозов, — рычит он, его голос груб, как гравий, — ты думаешь, что можешь просто войти сюда и диктовать условия?
Ответом мне служит холодная улыбка, не доходящая до глаз.
— Я не думаю, Григорий. Я знаю.
Он — зверь, мускулистый и закаленный в боях, но в этот момент в его глазах мелькнула неуверенность. Это едва заметная трещина в броне, но это все, что мне нужно.
Миша, стоящий как безмолвный призрак у меня за спиной, издает тихое насмешливое фырканье. Ари, человеческий эквивалент военной машины, смотрит на Григория взглядом, от которого может застыть кровь.
— Послушай, у меня нет времени тратить его на вас, тараканов, — рычу я. — У вас есть время до конца этой недели, чтобы вернуть груз, — подавшись вперед, кладу руки на стол и нависаю над ними. Мышцы на предплечьях напрягаются, когда я впиваюсь пальцами в полированное дерево, не оставляя сомнений в том, что серьезно настроен.
Мои мысли постоянно возвращаются к Лауре. Я оставил ее дома, чтобы разобраться с этими идиотами. От одной мысли о том, что она там, наедине с Ксенией, у меня сводит челюсти. Ксения известна не очень-то теплым и пушистым характером.
— Считайте это единственным предупреждением, — бросаю взгляд на Мишу и ловлю его легкий кивок, ясно дающий понять, что он готов развязать ад, если понадобится. Его пальцы неуловимо тянутся к пистолету, спрятанному под пиджаком.
Григорий вздрагивает, его люди напрягаются, руки тянутся к спрятанному оружию. Я чувствую, как в воздухе витает жестокость, готовая превратиться в бурю.
— Следи за языком, Морозов, — предупреждает
Я не могу удержаться от усмешки.
— Думаешь, огневой мощи достаточно? Думаешь, оружие делает тебя сильным? — Я встаю, возвышаясь над столом. — Дело не в оружии, Григорий. Дело в желании использовать его. И поверь мне, желание у нас есть.
Я бы с удовольствием искромсал твое лицо, но сегодня не собираюсь портить свой костюм кровью.
Миша сдвигается с места — едва заметное движение, но достаточное, чтобы послать четкое сообщение людям Григория. Ари хрустит шеей — зловещий звук в напряженной тишине.
Григорий смеется принужденно, это слабая попытка отвоевать свои позиции.
— Громкие слова, Морозов. Но слова тебя не спасут.
— Мы будем на связи, Григорий. Скажи этому чертову Ивану Васильеву, чтобы вернул то, что принадлежит нам, или готовьтесь к аду. Это единственное предупреждение.
Когда мы поворачиваемся, чтобы выйти из ресторана, я чувствую, как глаза Григория горят у нас за спиной.
Миша рядом со мной, его голос тихий: — Это будет ужасно.
Я киваю, чувствуя, как назревает неизбежная стычка.
— Мы ударим их по больному месту. Они хотят войны, и они ее получат.
— Мы подготовили людей, босс. Они заряжены и ждут приказа. Это не просто стычка, это декларация. Они не поймут, что с ними случилось, — уверяет меня Миша.
— Мы бьем быстро, беспощадно, — инструктирую я Ари. — Иван Васильев должен заплатить за то, что украл у нас.
Морозовы никогда не встают на колени, тем более перед ебанутым Васильевым или любым другим претендентом.
Я смотрю на часы.
— Блядь. Уже пора, — выплевываю проклятие. В голове мелькает лицо Лауры. — Поехали. Пришло время представить мою будущую жену семье. В одиночку у нее не будет ни единого шанса.
Машина рассекает Нью–Йоркскую ночь как нож, а улицы за окном превращаются в сплошное пятно теней и неона. Глаза Ари прикованы к дороге, но я вижу, что он готов превратить машину в таран, если заметит крыс Васильева, следящих за нами. Миша тоже не сводит глаз, сканируя каждый переулок и угол, словно ожидая взрыва бомбы.
— Ну что, возвращаемся в домой, да? — наконец говорит Миша. Я почти слышу, как этот ублюдок ухмыляется.
Хмыкаю, глядя в окно.
— Да, я в неописуемом восторге.
— Это традиция, босс, — вклинивается Ари, словно цитируя какую-то древнюю библию Братвы. — Пахан обмочится от радости.
Я насмехаюсь над этим: — К черту традиции. Он просто пытается засунуть меня в тиски.
Миша негромко хихикает, думая, что все понял.
— Дело в имидже, босс. Показывает, что мы солидные.