Шпага Софийского дома

Посняков Андрей

От слов таких богомерзких уши Гришанины - уж на что человек тертый - в трубочку чуть не свернулись. Ну, если и не свернулись, то покраснели точно!

Отрок уж и не рад был знакомству - заоглядывался, не имали бы! А началось-то с чего: заговорили о книгах. О Ефросине Белозерском да прочем. Сидел ведь себе спокойно фрязин сей на лавке, мальвазею пил да книжицу небольшую почитывал. Тут и Гришаня. Не вынесла душа поэта... Тоже начал ученость свою показывать, кощуны да глумы новому знакомцу рассказывать. Вот и договорились - что и вовсе нет Святой Троицы! Все, дальше ехать некуда. На костер - прямая дорога. Испугался Гришаня, побледнел. Глазами зарыскал -

как бы смыться ловчее. А фрязин не унимался - расспросил, вино подливая, где Гришаня в Новгороде живет да чем занимается. Отрок уж и сам не рад, что связался. Хорошо - Олег Иваныч случайно в ту корчму зашел. Горло промочить, а то, по торгам шляючись, устал шибко.

Гришаня к нему... Пошли, мол, Олег Иваныч, поскорей отседова, и мясо-де тут недожарено, и вино кисло.

Ну, коли действительно кисло... Можно и другую какую корчму найти, получше. Пожал Олег Иваныч плечами.

Гришаня ликом расцвел - не сцапал никто еретика поганого!
– поклонился знакомцу, прощаясь.

Тот с лавки стал, руку к груди приложив, назвался горделиво: Захарий Гвизольфи, князь Таманский. По одежде - смешной да куцей - чистый фрязин. Олег Иваныч, руку синьору Гвизольфи пожав, собрался присесть было, винца за знакомство хряпнуть... да куда там! Утянул Гришаня его из корчмы, чуть рукав не оторвал, чудо...

В другое место идем, сказал, мол, куда - знает... Ну, знает - так знает. Пошли.

Троки - городок маленький, все на виду. Вот - ратуша, вот - рынок, а вон, на холме, - королевский замок, штандартами разноцветными изукрашеный. Улицы узкие - втроем не разъедешься, еле успели к домам прижаться проскакали какие-то с гусиными перьями, в плащах узорчатых, в кафтанцах коротких, жупанами прозываемых. Шляхта на королевскую охоту едет. Вот цыгане - разноцветные, разбитные, веселые. С медведем, на цепи блестящей, как положено. Медведь - на задних лапах, в шляпе. Вот диво-то! А вот, рядом - молодые пани в разноцветных платьях. В седлах сидят боком, да как ловко. А красавицы все - как на подбор! Олег Иваныч не удержался, послал воздушный поцелуй, всем оптом. Одна из девушек - темноволосая, с серыми искрящимися глазами - обернулась с улыбкой и что-то на ходу крикнула подругам. Те засмеялись... Как вдруг лошадь темноволосой - белый иноходец споткнулась, фыркнув, словно испугалась чего... Ясно чего - медведя, уж слишком близко тот подобрался. Почуяв зверя, лошадь резко бросилась в сторону. Не удержавшись в седле, темноволосая красавица с криком свалилась в лужу... свалилась бы... Ежели б не Олег Иваныч. Вот уж кто подоспел вовремя! Подхватил незнакомку на руки, осторожно поставил на землю.

– Пани нуждается в помощи?

Нет, похоже, уже не нуждалась. Спешились озабоченные подруги, окружили сероглазую. Видя, что ничего серьезного не произошло, смеялись. А цыгане-то бочком-бочком - и смылись, вместе с медведем. А кому охота иметь дело с королевским судом?

Что-то сказав по-польски, спасенная сняла со шляпы цветок и, протянув его Олегу Иванычу, быстро поцеловала его в щеку. После чего, ловко вскочив в седло, умчалась вместе с подругами дальше... на ходу оглянулась, помахала рукой.

– Ну вот, Иваныч, а ты еще идти не хотел!
– напомнил о себе Гриша. Пошли, еще погуляем.

Ну - пошли так пошли.

В конце концов устал шататься Олег Иваныч.

– Ну, где твоя корчма-то, Гришаня?

– Да погоди ты немного с корчмой, Олег, свет Иваныч. Давай-ко еще погуляем, город посмотрим, может, девок тех снова встретим...
– Отрок посмотрел влево: - Во! А вот и корчма, видишь,

там, с русалкой...

Небольшое приземистое здание на окраине действительно напоминало постоялый двор. Жердяной забор, коновязь, вывеска латиницей: "U RUSALKI". Над подписью - русалка нарисована, изрядно жирняща бабища!

– Ну и хвост!
– восхищался Гришаня.
– Ну и титьки!

Зашли.

В корчме было довольно людно. Подбадривая себя рейнским, в углу вели ученый спор трое монахов-францисканцев в пыльных фиолетовых рясах. У самого входа крутил ручку диковинного музыкального инструмента слепой старик в надвинутой на самые глаза широкополой войлочной шляпе, знававшей когда-то лучшие времена. Падали на шею давно не стриженные, свалявшиеся, словно пакля, волосы. Морщинистое лицо старика казалось черным, серую рубаху-свитку украшали заплаты, наскоро пришитые толстыми суровыми нитками.

– Кобзарь, - обходя старика, пояснил Гришаня.
– На Белой Руси много таких...

Олег Иваныч, проходя мимо, покосился. Старик как старик. Неопрятен только. Терзает смычком струны, выводит заунывное:

Ой ты, гой-еси,

Володимир-князь,

Володимир-князь,

Красно Солнышко...

Посередине корчмы, вполуха слушая кобзаря, веселилась теплая, уже изрядно навеселе, компания шляхтичей в коротких зеленых жупанах. Длинный стол перед ними был щедро уставлен кувшинами с вином и глиняными мисками с немудреной закуской - капустой, мочеными яблоками и сыром. Перемежая скабрезные прибаутки отборным матом, шляхтичи то и дело поминали "пана круля" - видно, обсуждали прошедшую королевскую охоту. Кое-кто из них при этом ухитрялся время от времени угрожающе размахивать над головами вытащенной из ножен саблей.

– Вот так, панове, и покатилась башка татарская, пся крев!

Польские фразы периодически перемежались литовскими, а большей частью русскими, что и не удивительно - среди шляхты было не так уж и мало этнических русских.

Стоящий рядом с кобзарем светлоголовый малец-поводырь не отводил от стола шляхтичей голодного взгляда.

Один из пирующих - кучерявый, усатый - перехватил взгляд мальчишки. Щелкнул пальцами:

– Подь!

Поводырь испуганно дернулся...

– Подь сюда! Ты, ты... Да не трясись, не зьим! На вот...
– схватив со стола миску с сыром, шляхтич протянул ее мальчику...

Тот поклонился, взял миску, осторожно поставил под ноги кобзарю.

– А дед твой повеселей чего знает?
– осведомился другой шляхтич, багроволицый толстяк с недобрым взглядом черных глубоко посаженных глаз.

– Зборовскую! Зборовскую давай, дед!
– закричал тот, что угостил мальчишку сыром.
– Слышишь ли меня?

Кобзарь кивнул, заиграл... не намного веселее, но заметно быстрее.

Чудной инструмент издавал настолько душераздирающие звуки, что Гришаня зажал уши руками. Олег Иваныч лишь покачал головой и бросил на кобзаря презрительный взгляд. Ритчи Блэкмор хренов...

Впрочем, шляхтичей качество музыки отнюдь не смутило. Подскакивая на скамьях, те начали орать какую-то песню, насколько громко - настолько же и фальшиво, ничуть не заботясь попаданием в мотив. Лишь усатый пан сурово хмурил брови.

Олег Иваныч с Гришаней скушали по большой просяной лепешке с жареным мясом, запили пивом и, расслабившись, принялись обсуждать вопрос, что делать: возвращаться на постоялый двор, к своим, или погулять еще немного по городу?

Шляхтичи между тем расспорились. Усатому пану почему-то не очень-то понравилась музыка. Олег Иваныч, в общем, его понимал.