Шпионаж и любовь
Шрифт:
Вечером в пятницу 20 июня 1952 года Кейт О’Мэлли была среди друзей, которые пришли выразить последнее почтение Кристине. «Она выглядела лет на восемнадцать», – потом писала Кейт отцу, кожа ее была чистой и гладкой, а в густых волосах – едва заметные нити седины [14]. Глядя на свою старую подругу, Кейт открыла сумочку и достала медаль Мадонны Ченстоховской, которую носила с собой с тех пор, как Кристина дала ей этот талисман во время бегства из Будапешта. Теперь она тихо вложила его в руки Кристине, чтобы похоронить вместе с ней. Анджей был последним, кто прощался и, наконец, отдал Кристине финальный поклон, покидая комнату.
Кристину похоронили на следующий день, менее чем через неделю после смерти, под несколькими горстями польской земли, брошенными на гроб, на римско-католическом кладбище в Кенсал-Грин в Лондоне. Ее медали пронесли за гробом на бархатной подушке, а польский национальный гимн «Марш, марш, Домбровский» («Польша еще не потеряна») пели, когда гроб опускали в землю. Несмотря на яркое солнце, сильный ветер сотрясал венки из красных и белых гвоздик и хлестал по плащам и шапкам скорбящих. Он даже опрокинул недавно установленный металлический крест с польским
131
Четыре года спустя его заменят на деревянный крест высотой 10 футов, вырезанный из сосны Закопане, и установят у гравированного надгробия: «Krystyna Skarbek-Granville, GM, ОВЕ, Croix de Guerre avec palmes, Poland 01.05.15 – London 15.06.52», рядом с символом «W» на гербе Скарбеков. Крест держит щит с польским Белым Орлом, защищающим Мадонну Ченстоховскую.
132
Несколько отсутствующих важных персон включали бывшего мужа Кристины, Ежи Гижицкого, все еще находившегося в Канаде, и Владимира Ледоховского, который работал в отдаленной южной части Африки. «Возможно ли, чтобы две жизни, столь же тесно переплетенные, как твоя и моя, могли распутаться до такой степени, что самое важное решение, когда умереть, могло быть принято в одностороннем порядке?» – размышлял он позднее. См.: Ledochowski, Christine Skarbek-Granville: A Biographical Story’, p. 3.
«Для многих, кто знал Кристину и служил с ней, кто знал ее по спецслужбе, ее преждевременная смерть стала ужасным шоком», – писал Габбинс для «Таймс». «Счастливая только в действии», она отважно смотрела в лицо жизни в изгнании, «по-своему независимо», как великая женщина «присутствия духа и храбрости» [16]. Военное министерство, Патрик Говарт, Джон Роупер и другие также выпустили заявления. «Она, безусловно, была одним из лучших членов службы, – сказал Фрэнсис в интервью “Дейли Миррор”, – великолепным человеком» [17]. Возможно, уместно отметить, что свидетельство о смерти Кристины также рассказывает множество историй. Только причина смерти, «колотая рана в грудь», действительно точна. Имя «Кристина Грэнвил» было выдуманным, которым она стала так гордиться, и ее возраст «37 лет» пришел вместе с ним из легенды, но ни то, ни другое не соответствует имени и дате ее рождения – сорок четыре года назад, в Варшаве. Но, пожалуй, больше всего вводит в заблуждение ее заявленная «профессия»: «бывшая жена Джорджа Гижицкого, журналиста, с которым она состояла в разводе» [18]. Едва ли можно найти менее точное посмертное описание. Кристина была женой дважды и, возможно, была бы снова, и она была любовницей много раз, но ее никогда нельзя было определять через отношения с мужчиной. Кристина любила страстно. Она любила мужчин и секс, адреналин и приключения, свою семью и свою страну; она любила жизнь и свободу жить ею в полной мере. Когда эта свобода была запрещена ей законом или соглашением, она не оправдывала ожиданий, нарушая правила или просто изменяя свою веру, возраст, имя или историю. Когда ей угрожали вторжение, оккупация и терроризм, она боролась со страстью, патриотизмом, решительностью и смелостью, с которыми мало кто из специальных агентов во Второй мировой войне мог бы соперничать.
Война, сокрушив дисциплинарные структуры мирного времени, во многом освободила Кристину. Ее достижения экстраординарны. Она была первой женщиной, работавшей в поле в качестве специального агента британской разведки, с тех пор как прошло лишь несколько недель с момента объявления Великобританией войны и на два года раньше других официально завербованных УСО женщин, и даже прежде, чем само Управление специальных операций было создано. Она была британской женщиной-агентом с наибольшим стажем работы, совершала миссии на многочисленных театрах военных действий в течение всей войны, включая тайные операции в двух разных оккупированных странах, где средняя продолжительность жизни агента составляла немногим более нескольких месяцев. Она доставила одни из первых разведданных в Великобританию, показывая немецкую подготовку к вторжению в Советский Союз, за несколько недель до того, как Черчилль признал эту возможность. Вместе с Анджеем она помогла «отфильтровать» сотни польских и международных военнослужащих из лагерей военнопленных в Венгрии обратно на линию фронта, включая многих пилотов, участвовавших в «Битве за Британию». Вместе с Фрэнсисом она поддерживала подготовку к вторжению союзников на юг Франции, в том числе подрыв стратегически важного вражеского гарнизона и спасение ключевых лидеров Сопротивления с огромным риском для своей собственной жизни. Список польских, французских и британских офицеров, чьи жизни она спасла, сам по себе внушителен: Анджей Коверский выбрался вместе с ней из будапештской тюрьмы; Владимир Ледоховский освобожден из-под ареста в Польше, Фрэнсис Кэммертс, Ксан Филдинг и Кристиан
Высказывалось предположение, что великая трагедия Кристины состояла в том, что она не погибла в бою; но, возможно, настоящая трагедия заключалась в том, что ей было отказано в возможности узнать, чем она могла стать в послевоенном мире. Хотя, как и многие бывшие специальные агенты, вначале Кристина находила упряжь, навязанную мирным временем, невыносимой, вряд ли она позволила бы этому победить. Именно то, что Пэдди Ли Фермор когда-то назвал «ее роковым даром вдохновляющей любви», в конечном итоге привело к ее смерти [19]. Лора Фоскетт пошла еще дальше, комментируя: «Нельзя не чувствовать, что ее ранняя смерть была как-то неизбежна и кажется связанной со многими драмами ее жизни» [20]. Но такая краткая оценка, безусловно, упрощает картину, и ответственность за убийство не может быть приписана жертве, даже если та привыкла жить на грани.
Кристина жила и любила не так, как большинство людей. Она жила безгранично, настолько щедро, насколько могла быть жестокой, готовой в любой момент отдать свою жизнь за достойное дело, но редко сожалея о многих жертвах, которые выпали на ее долю. Деннис Малдоуни полностью признал свою вину и отказался подавать какие-либо прошения о смягчении участи.
Он был повешен в тюрьме Пентонвилль дождливым утром в сентябре 1952 года. Он был одержим Кристиной до конца, и его последнее заявление, когда он выходил из камеры, было: «Убить – это последнее обладание». Но Малдоуни был неправ. Он никогда не обладал Кристиной; сопротивление, горящее внутри нее, было слишком велико. Никто никогда не обладал ею. Ни ее родители. Ни два ее мужа, хотя Гизицкий отчасти справлялся с этим. Ни ее возлюбленные. Ни даже ее самый близкий спутник в жизни, Анджей Коверский. Если что-то и завладело ею целиком, так это стремление освободить Польшу. Определяющая страсть Кристины заключалась в свободе: в любви, в политике и в жизни в самом широком смысле.
Эпилог
Посмертное существование Кристины Грэнвил
Для некогда известной женщины, которая любила рассказывать байки о том, как уклоняться от пуль, владеть гранатами и укрощать собак, обученных убивать, история Кристины на удивление мало известна сегодня. Причины есть как личные, так и политические. В 1952 году, когда в британских газетах замелькали сенсационные заголовки – «Доброта, побудившая к убийству», «Героиня, зарезанная ножом, рассказывает свою историю», «Драма покойной графини, которая была британским секретным агентом», «Героиня трижды давала мне шансы убить ее», – группа мужчин, которые обожали Кристину, во главе с Анджеем Коверским, коллективно согласилась защищать ее репутацию, а во многих случаях и свою собственную, отказываясь публично давать комментарии о ней [1].
Именно в те травматичные дни сразу после убийства Кристины Анджей начал кампанию, которую поддерживал на протяжении всего полицейского расследования и судебного процесса по делу Малдоуни. После всех лет ее активной службы на некоторых из самых опасных театров войны Анджей потерял женщину, которую любил. Такая бессмысленная смерть была несправедлива для Кристины. Анджей не смог спасти ее жизнь, но он поклялся, что не даст Малдоуни разрушить и ее репутацию: это, по крайней мере, он сможет защитить.
Спустя две недели Анджей позвонил главному суперинтенданту Дженнингсу, чтобы выразить свою обеспокоенность по поводу «возможных злоупотреблений темой аморальности», которые могут возникнуть в ходе расследования убийства или огласки, связанной с судом над Малдоуни [2]. Малдоуни признал вину, но даже при этом условии Анджея тревожило, что не будет перекрестных допросов, а значит, будет отсутствовать возможность публично опровергнуть утверждения Малдоуни о том, что у него был роман с Кристиной. Во втором заявлении в полицию Анджей ясно дал понять, что, находясь в Лондоне, Кристина была «постоянно» в компании своих польских друзей, подчеркнув: «Я не думаю, что у Малдоуни была возможность видеться с ней наедине» [3]. Он обратился и к друзьям Кристины, чтобы они поддержали эту точку зрения. За кулисами Эйдан Кроули согласился сделать «все возможное, чтобы убедиться: ее имя не запятнано», и написал руководству следственно-процессуальной системы [4]. В конечном счете суд проявит сочувствие, а директор ведомства ясно даст понять, что он «будет рад, если адвокат воспользуется любой возможностью, которая могла бы представиться, чтобы восстановить доброе имя Кристины Грэнвил» [5]. Пресса широко освещала заявление, подготовленное «некоторыми родственниками и друзьями» Кристины, ясно давая понять в суде, что «нет ни капли правды в утверждениях, содержащихся в заявлениях Малдоуни о том, что он имел близкие отношения с мисс Грэнвил и что он действительно имел с ней любовную связь» [6]. Возможно, Анджей даже поверил в это.
Какой бы ни была правда об их отношениях, Малдоуни убил Кристину, многократно награжденную героиню войны, и симпатии газет были полностью на ее стороне. Большинство сосредоточилось на представлении довольно фантастических историй о ее героизме наряду с большими фотографиями польской королевы красоты, ставшей британским агентом. Согласно «Мейл», Кристина «спасла сотни жизней», а «Ивнинг Стендард» не только позволил ей и Анджею сбежать в польских лесах под обстрелом, но также сообщил, что Кристина вышла замуж за английского агента, который позже не смог вернуться с задания [7]. А «Экспресс» – «та канализация», как назвала газету Кейт О’Мэлли, – чей репортер встретил Кристину несколько лет назад, позабавил публику больше всего [8]. По их версии, Кристина выросла среди «войн, казаков, бандитов и волков», убила «много людей» на войне и вернулась в Лондон «в одежде, которая представляла собой практически ветошь» [9]. И если это было недостаточно сенсационным, польский журналист Кароль Збышевский позже утверждал, что видел «натуральный комикс о графине Скарбек и ее борьбе с немцем в одной испанской газете», а во Франции Даниэль Юйэ, молодой человек, который сражался рядом с Кристиной и Фрэнсисом в Веркоре, даже читал отчет о том, что тело Кристины было найдено «плывущим по воде в районе лондонских доков» [10].